История 0. Внедрение. CVII. Глава 4-2

Данаис наконец перегрыз соломинку напополам и бросил её останки на засыпанный высушенной жёлтой хвоей пол. Ему кажется, что полтора мгновения назад пол был серый и чисто подметенный. Но он ни в чем не уверен. В сюжет фильма режиссёры могли вносить правки на ходу, прямо в процессе съёмок дубля. А сценарист горько запил и взял выходной.

- Это пустяки. Мой арсенал мошенника располагает одним симпатичным даром прорицания, поднятым со дна помутившегося рассудка первого греческого оракула – ну, я успел до того, как беднягу замучили легионеры, ворвавшиеся в храм в Дельфах. Его дар выглядит как зеркало, его поверхность могла затуманиться или искривиться от удара древком копья по голове, но я оказался шустрее пьяных от победы мародёров. Не напрягайся, познание физической сущности вещицы, которую я экспроприировал у оракула, лежит далеко за гранью твоих скромных умственных способностей. Тебе не нужно ломать свою хорошенькую голову, гадая о том, что я тут наплёл, тебе нужно просто воспользоваться моим великодушием. Зеркало прорицания, несмотря на название, смотрит не в будущее, а показывает то, что уже сбылось... где-то. Если ты постараешься, оно настроится на нужный канал, покажет и вашу детскую тюрягу, и игрушки, и ползунки. От тебя требуется предельная концентрация внимания и желание называть мне каждую мелочь, которую заметишь.

Рэтт сильнее наваливается на дверь кухни, та поддается, и гигант падает спиной вперед, шустро покидая бар и увлекая мальчишку следом. Он у себя дома, уверенно лавирует между рядов с плотно закупоренными бутылками и бочонками, полок с какой-то снедью, похожей на зреющие головки сыра, и ускоряет шаг, минуя холодные, никогда не разжигавшие печи, похожие на печи крематория. Он не останавливается и не оглядывается, хотя на «кухне» весело проводит время какой-то полтергейст: бочки двигаются, круги сыра надкусаны, а в печах гремит пустая посуда. Данаис, вполне вероятно, не готов к таким расшатывающим нервы сюрпризам, но его никто не спрашивает, крепко держит за плечи и проводит в следующее помещение – длинный коридор без углов, плавно и бесконечно изгибающийся. Очевидно, это место кольцом окружает бар, а выход из него на кухню... нет, исчезли выходы, ни единого намека на двери или окна. Добротная каменная кладка, сплошная, глухая – и полное отсутствие светильников. В какой-то степени это похоже на дно колодца, в котором осязание серых шероховатых стен и чувствительность кончиков пальцев полностью заменяет зрение. Данаис без преувеличения знает цвет стен, а не угадывает его, и безошибочно определяет направление, в котором идёт. Он также чувствует, что колодец неопределённо уходит ввысь, на километры... и там, очень далеко наверху – нет крыши. Так же, как нет смены дня и ночи. Зато беспрестанно дует очень холодный ветер. И воздух отнюдь не свеж, перенасыщен запахами крови и страха. Там пытают людей. Там... похоже, что там находится родная планета. И там среди прочего осталась Гаага. Кстати, совсем домой не тянет. Сценаристы слишком убоги и пьяны, но даже они к финалу фильма расстарались.

- Живешь тут? - Данаис самостоятельно находит в волосах вторую соломинку, синюю. Не удивляется, а сразу зажимает в уголке рта.

- Почти. Иди сюда.

В криволинейном помещении ничего нет, они обошли его дважды. Но оно коварно и читает мысли хозяина или хозяйских гостей. На третий обход Данаис ушибся о небольшой пятиугольный стол. Предмет мебели любезно появился из ниоткуда, встал на гнутые ножки в стиле барокко, а столешницу отдал под нужды нищих и влюблённых, поэтов и убийц. Стол, испещрённый светящимися символами – это именно то, чего не хватало плохому фильму, чтоб из нуара превратится в антинаучное фэнтези из списка зимних блокбастеров. Данаису жаль чувствовать себя дешёвым актером, но он вынужден согласиться на роль в обществе стола и даже рассмотреть всё, чем тот запачкан – в основном, это зелёные треугольники и квадраты, а также пара клинописных знаков ранней месопотамской цивилизации. Откуда информация? Режиссеры позаботились и об этом, вклеили воспоминания о ложном детстве: там он увлекался археологией и изучал вымершие языки, приложением шла неплохая успеваемость в школе и конкурс иероглифического письма. Но сейчас эти знания – надоедливый балласт: буквы древних шумеров и геометрические фигуры ничего не значили и ни во что не складывались, они просто задвигались по кругу, когда Рэтт тронул вещь, стоящую в центре стола. Ею оказалась обычная глиняная миска, наполненная мутной водой. Неужели это и есть легендарное «зеркало», дар прорицания дельфийского оракула, облеченный в материю столь грубую и вульгарную? Нельзя было в бюджете фильма пару грошей на тарелку из фарфора выделить?

Тьма больше не такая кромешная, но воздух совсем плох, от запахов смерти тошнит. Рэтт как будто не замечает, подталкивая его почти улечься на стол и расплескать воду.

- Давай, малыш, напрягись. Вспомни, как вырывался из клетки. Вспомни, что было до. Вспомни достаточно, чтоб зеркало отвело тебя к истоку. Миг, когда ты сделал первый вдох.