4

В своей комнате Илари, пройдясь от стены до стены, сел на край софы и запустил пальцы в волосы, хватаясь за голову. Для одного вечера потрясений было чересчур много: сначала подружка Норы оказалась неизвестной личностью, и он раздумывал, следует предупреждать отца или нет, пока не случилось чего-то действительно пугающего, а затем действительно пугающее произошло с приездом самого графа, и теперь Илари ощущал себя загнанным в угол. Когда дверь вдруг распахнулась и в нее, шурша оборками на платье, проник тот, кто обещал его утопить с лебедями, Илари выпрямился и оглянулся на столик, где стоял тяжелый подсвечник. — Спокойно, я по делу! — произнес рыжий, снимая вуаль, и стало видно, почему он ее носил — таких цепких, миндалевидного разреза глаз с изогнутыми, как крылья хищной птицы, бровями над ними, у женщин наблюдалось редко. — Куда отправил тебя граф? — Откуда вам известно? — Слушай, детка-конфетка, подробности опустим, не занудствуй. Куда отправил тебя граф? Илари посмотрел на дверь, и рыжий, покачав головой, сложил руки на груди. — К господину Клейпису, своему старому товарищу по карточным играм. Он был крестным моей сестры, которая умерла от оспы, — пояснил Илари, вспоминая рассказ мачехи. — Они всегда были на ножах с отцом, в крестные его звала мать. — Ему граф проиграл все бумаги, — произнес рыжий задумчиво. — Да, он забрал шкатулку из сейфа, приказал не говорить жене. — Какой-то дурак! Кто забирает в игорный дом все ценные бумаги? Возможно, у них была договоренность? В любом случае твой отец ничтожный червь. — Согласен. Рыжий, отставив ногу, принял вид решительный и воинственный. — Я еду с тобой. Мне нужна одна из пропавших бумаг, а кто впустит в дом неизвестную особу? — И как вы собираетесь объясниться с Клейписом? Вы надеетесь, что он согласится отдать необходимый вам документ? И что мне сказать родителям, в качестве кого я могу вас представить? — Не в моих правилах надеяться на что-то. Если мне что-то нужно — я это беру. А ты… — Илари почувствовал, как его препарируют взглядом и поежился. — А ты представишь меня своей невестой. — Вы с ума сошли? — встал Илари, сразу оказываясь выше и потому увереннее. — Клейписа надо чем-то разжалобить, скажешь, что собираешься жениться и по воле отца остаешься без наследства. Если он крестный твоей покойной сестры, то ты ему тоже не совсем безразличен, или я ошибаюсь? — Клейпис неплохой человек. — Чудесно! Не сомневайся, я сделаю все, чтоб помочь тебе, это в моих же интересах. Утром жду тебя к завтраку без опозданий со счастливой мордой лица. Служанке сейчас нашепчу, что ты драл меня весь вечер, поддавшись животной страсти и моему обаянию, потому к утру все уже будут знать о наших отношениях и ты не сможешь скомпрометировать леди. И смотаться не пытайся — я слежу за тобой. Рыжий, имени которого он так и не узнал, удалился, а Илари, вновь схватившись за голову, застонал. Пришедшая утром служанка со сменой выглаженного белья посмотрела на него таким странным взглядом, что сомнений в распространении порочащих его честь слухов не осталось. Одеваясь, Илари готовился к худшему, но даже подготовка не помогла, когда он спустился в зал. — Дитя, почему ты не рассказал, что был знаком с Фридой раньше? — подскочила к нему Аннлиза, схватила за руки и преданно заглянула в глаза. — Она сказала, что вы познакомились месяц назад на балу у Зинбург! — Я как раз хотел сообщить об этом, — сказал Илари, не глядя на сидящего во главе стола отца, ради проблем которого, а теперь уже и своих проблем, отменил занятия в школе. — И не только об этом! — хохотнул рыжий тоненьким, грозящим треснуть на густой баритон, голосом. — Илари, душка, ты же собирался сказать домочадцам о чем-то более важном, чем наше знакомство? — Да, я… — он сглотнул, кашлянул, прочищая горло и решился: — Мы с Фридой хотим обручиться. Арнольд отреагировал первым, схватившись за сердце, отец произнес задумчиво-угрожающее «гм», Нора улыбнулась — явно знала обо всем и теперь забавлялась, а Аннлиза спросила: — Обручиться? Но… — Ты не выглядишь влюбленным, — заметил отец, и рыжий, отодвинув стул и виляя задом, подошел к Илари. — Он очень скрытный, вы же знаете, — произнес он, крутанулся, уложив на плечо Илари руку в перчатке и сказал тихо, чтобы слышал только он: — Поцелуй меня, идиотина. Илари, закрыв глаза, наклонился. Рыжий приподнялся на носочках, сдвигая вуаль пальцем, чтобы не было видно того, что за ней происходит, а именно столкновения их носов и боле ничего, хотя Илари готов был действительно целовать его — небольшая потеря, да и губы в целом казались привлекательными. — Ах! — воскликнула Аннлиза. — Богиня услышала мои молитвы! Прикажу запечь к ужину праздничного гуся! Граф постучал по столу пальцами, и Илари сказал: — Боюсь, мы не сможем остаться, вчера Клейпис, узнав о том, что Фрида гостит у нас, передал приглашение к себе на ужин. От количества вранья, произнесенного за прошедшие несколько минут, у Илари тоже могла случиться изжога, но он, слушая восторги Аннлизы и бурчание Арнольда, все равно вынужден был проглотить пудинг, а перед ним еще запеканку из цыпленка с тыквой. К местной кухне он давно привык, хотя случалось, что ночами желудок тосковал по китайской лапше и пицце, и вполне могло быть, что утренняя эрекция приходилась на сны о бургере с двойной котлетой и холодной коле в запотевшем стаканчике. Провожать их вышли всем домом, и, пока мачеха расцеловывала Фриду, отец отвел Илари подальше: — Интересно ты придумал с женитьбой. Собираешься разжалобить старую жабу? Что ж, возможно, у тебя это и получится. — Если не получится, то я точно не вернусь, — сказал Илари жестко. — До конца жизни будешь жить у родственников на птичьих правах. Как Аннлиза — ее жаль, в отличие от тебя. В экипаж взобралась первой Фрида, — для этого пришлось подать руку по этикету — затем сел Илари. Когда они выехали за пределы именья, рыжий задернул шторку со своей стороны и бросил на сиденье шляпу. Собранные на макушке волосы открыли довольно изящную шею с ниткой жемчуга. — И что, вот так всю дорогу пялиться друг на друга? — спросил он, точно Илари самолично придумал устройство экипажа. — Какое-то мракобесие. И ноги не вытянуть толком. — Тебе-то? — не удержался от подкола Илари, который испытывал неудобства в большей степени как раз из-за длины ног. Рыжий сощурился. Потом перебрался к нему на сиденье, подоткнул под спину подушку и закинул ноги ему на колени. Илари уставился на туфельки с квадратным каблуком, расшитые бисером, и на затянутые в чулки телесного цвета щиколотки. — А ты не слишком охренел? — спросил Илари негромко. — Пока нет. Так удобнее, я смогу поспать, и не вздумай будить меня без повода, — рыжий задрал юбку верх, давая возможность разглядеть помимо стройных ног спрятанный за подвязку стилет. — Договорились? Илари кивнул, отмечая, что ноги были чудесные — трогать и трогать, и странно, что они принадлежали такому хамлу. К тому же сама подвязка на голом бедре — чулок сполз до колена, а рыжему и в голову не пришло его поправлять и цеплять к поясу — показалась ему ужасно сексуальной. Он подвинулся, размышляя о том, что пора бы уже наведаться в публичный дом, — все одинокие мужчины так делали, — раз заглядывается на переодетых хамов, и рыжий, сложив руки на животе, сказал: — Не ерзай! Китцу, проследи за ним, пока я сплю. — Кто это? — насторожился Илари. — Это мой верный товарищ. Ты его не видишь, а он тебя — вполне. Илари оглядел все вокруг, ничего не увидел и напрягся еще больше. — Как тебя хоть зовут? — спросил он. — Для тебя — Фрида. Если я скажу свое имя, то ты сразу поймешь, кто я, а мне это ни к чему. Спи. — Но я не хочу. — Кого волнует.