Глава 8

Кривица, как обычно, сидел в трактире «Жареная Гусыня» и неспешно потягивал что-то из большой глиняной кружки, лениво отгоняя зеленой веткой совершенно бесцеремонных мух.

Раньше городской трактир назывался «Жареный Гусь» и принадлежал Беримясу, мужику мощному и никогда долго не думавшему, если подвыпившему клиенту надо было засветить между глаз. Но, вот уже скоро год, как прежний хозяин умер от какой-то хвори. Буквально за несколько дней, непрерывно жалуясь на невыносимое жжение в желудке и запивая эту боль ведрами вина и пива. Пока, не свалился замертво. Замковый лекарь Дрогопис и хранитель Повест, посовещавшись, решили, что всему виной, случайно попавшая в еду или питье, отрава для крыс, которую Беримяс сам же на прошедшей седмице в аптеке у Дрогописа и купил. Или он сам был неосторожен, раскладывая приманки для грызунов.

Многие горожане думали, что Ядринка, бывшая втрое моложе Беримяса и прожившая с мужем меньше года, быстро продаст заведение и исчезнет из Дуброва, вместе с первым купеческим караваном, направляющемся в столицу, но — случилось иначе.

Уже на следующий после похорон день у двоих отцов семейств, чересчур падких на дармовую сладость и решивших что молодая и смазливая вдовушка очень нуждается в утешении, почему-то оказались до крови расцарапаны лица. А после девятин на вывеске сменилось несколько букв, оповещающих Дубров, что у трактира новая хозяйка. А прежних завсегдатаям, считающим, что в заведении, принадлежащем женщине, можно безнаказанно буянить и не платить по счетам, быстро образумил Кривица.

Кивнул молча на слова благодарности и уселся в дальнем закутке. После чего, одноглазого отступника можно было всегда застать здесь. Даже далеко за полночь. Бабы сплетничали, что он и ночует там же, за столом… Но любому, кто хоть раз видел Ядринку, не нужно было объяснять, что находиться под одной крышей с такой кралей и ночевать в общей зале, может только слепой или паралитик. А верный побратим Калиты хоть и потерял в бою один глаз — вторым видел лучше, чем иной двумя. И со здоровьем у сорокалетнего отступника было все хорошо…

Порой есаулу казалось, что Беримяс отправился прежде срока к Создателю не без помощи Кривицы, но как водиться в таких случаях — расспрашивать не стал. Если из-за многолетней привычки к воле, сам до сих пор не удосужился завести себе хозяйку или мало-мальски постоянную зазнобу, то нечего других осуждать… Каждая птица вьет гнездо, как умеет. Или когда приходит срок.

— Здравствуй, чудище одноглазое, — уселся Калита рядом с побратимом, а не напротив, зная что тот не любит, когда ему загораживают обзор.

— Давно не виделись, — как всегда неприветливо проворчал тот. — Чего приперся, старый пес? Убить кого-то понадобилось?.. Сам, небось, саблю в дрожащей ручонке удержать уже не можешь?

— Не, братка, тут дела поважнее, обмозговать надобно, — не поддержал ритуальной перебранки есаул. И Кривица сразу насторожился. Обычно, после того, как побратим начинал говорить таким голосом, им приходилось убегать из насиженных мест. А за последние месяцы одноглазый уж больно привык к хлебному месту, ласковой хозяйке и совершенно не хотел менять мягкую постель и щедрый стол на черствый калач и седло под головой.

— Не надоело тебе, старый дурень, по свету скитаться? Глупые люди прозвище давали… Ну, какая из тебя Калита, коли ты гроша ломаного в руках удержать не умеешь? Только-только у барона пригрелся и опять на старое потянуло?

— Не гундось, братишка. О нашем господине и пекусь.

— Тогда, да… Если для Владивоя, тогда извини… Говори, что сделать надо?

— Для начала, хорошо бы горло промочить… — намекнул на привилегированное положение побратима Калита. Мол, я и сам могу служанку окликнуть, но ведь тебе поднесут и быстрее, и из личных запасов хозяйки.

Кривица не стал мудрить, подал условленный знак.

Но Ядринка и сама уже спешила к их столику. Половину жизни проведя в трактире, помогая мужу вести хозяйство, молодая женщина научилась хорошо разбираться в мимике мужчин. А то ведь, ближе к ночи, их речь не всегда понятна даже самим посетителям. Да и побратим ее одноглазого стража и... постояльца захаживал не так часто. «Жареная Гусыня» предназначалась для горожан победнее, а Калита — есаул. Считай, правая рука барона! От чего ж дальновидной женщине не потрафить милому дружку, заполучив заодно покровителя и в замке?

Поэтому, не дожидаясь заказа, на стол перед побратимами был выставлен запотевший жбан самого лучшего пива и нарубанная большими ломтями, жирная тарань. Выждав минутку и поняв, что мужчинам пока больше ничего не надо, Ядринка чуть покачивая бедрами, неспешно удалилась.

— Хороша бабенка, — одобрил Калита. — Мягкая... Умеешь ты, братка, обустраиваться…

— Поговорку о ласковом теляти знаешь?

— Не знаю сколько и чьих титек ты сосешь, — хохотнул Калита, — но на теленка, поверь мне на слово, похожим от этого не стал. Тот еще волчара…

— Или пей, или говори чего надо, или — проваливай! Не хватало нам еще с тобой бабу делить, — проворчал Кривица.

— Да ты что, братка, окстись! — искренне возмутился есаул. — И в мыслях не было!.. Полюбовница побратима, пока сам не прогонит, неприкасаема! Тут на мне греха нет! Просто залюбовался... Мог бы и поклясться да — нечем. А дело у меня такое… Надо помочь Владивою остаться бароном в Дуброве и после смерти баронессы.

Кривица только крякнул и непроизвольно прикоснулся к пустой глазнице.

— Отчего не Ханом Кара-Кермена? Нам ведь это раз плюнуть, нет? Калита, твоя задумка мне не кажется забавной. Дознаватели хранителей не добрее харцызских! — одноглазый воин жадно отпил из кружки. Вытер усы, и продолжил чуть спокойнее. — Ох, братишка, опять колобродить начинаешь… Вспомни, как пришлось нам драпать в Степь из Турина? А все потому, что моему другу пришла в голову мысль наняться в охрану к столичному купцу, пустившего по миру твоих родителей. И мы больше года верой и правдой служили этому жирному борову, выжидая своего часа.

— Так ведь по-моему все вышло! — оживился есаул, возбужденно покусывая кончики длинных вислых усов. — Глупец проникся к нам таким доверием, что отправился на ярмарку не взяв ни одного лишнего охранника! Еще и дочку прихватил. Мол, засиделась девка дома, пора и себя показать, и как другие живут — поглядеть.

— Вот и следовало по тихому перерезать ему глотку. Но, тебе непременно надо было сперва позабавиться с Мартусей. Не, я и сам был не против умыкнуть девку, а уж потом поглядеть на нее со всех боков...

— Да она и сама была не прочь… — ухмыльнулся есаул. — Так что еще неизвестно, кому от этого было бы лучше. А для настоящей мести унижение врага важнее смерти.

— Вот ты и мстил, пока на ее крики не нагрянул отряд королевских стражников. Хорошо — ноги унести успели. А кровник твой по сей день жив…

— Ну и пусть, — хмыкнул Калита. — Визг и плач Мартуси ему до смерти сниться будут. А если девка еще и понесла от нас, так и вовсе.

— Ладно, — кивнул Кривица. — Каждый сам выбирает, какая месть слаще. Мне жаловаться грех. Тоже повеселился. А вот Хромого Игната ты зачем добил?

— А то ты не знаешь, что атаман давно таил на меня зло и ждал только удобной минуты, чтобы первым ударить.

— Так и надо было ловчее саблей орудовать, коль уж выпал случай, — отмел объяснение одноглазый. — Но осквернять сознательным убийством Рощу Смирения, даже для меня чересчур… До сих пор не верю, что сумели из Кара-Кермена живыми уйти. И в что степняки в покое нас оставили, тоже не верю. Каждую минуту чувствую пустой глазницей, влетающую в нее стрелу.

— Можешь спать спокойно, — отвел взгляд Калита. — Кара-Кермен нас не простил, но карать не станет.

— Ну-ка?! — вскинулся Кривица. — Ты знаешь что-то мне неведомое?

— Сразу, как только Владивой приютил нас в замке, Хан присылал Тень по наши души. К счастью, я тогда у твоей постели сидел. Лекарь велел, чтобы зараза в мозг не пошла, непрерывно рану промывать. А ты в горячке метался. Вот я и бдел... Благодаря чему удалось отбиться и подсыла ранить.

— Тень ранить? Силен, братишка… Коли не врешь.

— Чтоб мне лика Громовержца Перуна после смерти не узреть, — веско побожился есаул.

— А дальше?

— Отпустил я его. И просил передать Хану, что очень сожалею о случившемся. Мол, помутнение нашло. И прошу общество принять жизнь Тени, взамен загубленной атаманской.

— Вот, паскуда! — сжал пудовые кулаки одноглазый. — Что ж ты молчал столько времени?

— Не хотел зря обнадеживать. Сам знаешь, у харцызов, месть отступникам дело священное. Ну и хватит прошлое ворошить. Я не за тем сюда пришел… Не веди себя, как баба на сносях! — чуть прикрикнул на побратима есаул. — Раскудахтался... Это не моя затея, а приказ барона!

— Что ж, — обреченно вздохнул Кривица. — Будем надеяться, что у барона ума чуть побольше, нежели у старого есаула. Говори, я слушаю…

— Мы должны помочь баронессе умереть, а Анжелине — исчезнуть из замка.

— Вот теперь я понял, что ты на старости окончательно сдурел. Молодым в таких случаях советуют жениться, чтобы в доме хоть кто-то голову на плечах имел. Ну, а за тобой — разве что костлявая с косой заявится. И я не хочу, чтоб она и меня заодно прихватила. Знаешь, братишка, что-то мне мягкие перины становятся все больше по сердцу… Шел бы ты отсюда, куда подальше.

— Я-то пойду, — окрысился Калита. — Да только что нам с тобой делать, когда Владивоя попрут с Дуброва? Думаешь, новый барон захочет терпеть у себя пару харцызов отступников? Нет, брат, шалишь. Мы с Владивоем еще с той охоты повязаны. Вот он нас и терпит. А уйдет — так и тебя с Ядринкиных перин быстро сгонят. И как бы, в придачу, петельку на шее не затянули! Вот и кумекай, раз такой башковитый, что лучше: сделать, как барон велит, или уже сегодня в седло садиться? Пока дороги открыты. Вот только один вопрос: куда бежать? Потому что выбор невелик. Либо на север — к братьям Серого ордена. Либо — в Полуденные земли. И честно скажу, не знаю где хуже. У мертвяков на юге или у благочестивых.

— Твоя правда, — нехотя согласился Кривица. — Ради спокойной старости придется взять еще один грех на душу. Обоих резать?

— Нет, только баронессу. А с девкой надо так исхитриться, чтоб она из замка сбежала. С тем, кто нам нужен, и в ту сторону, куда укажем. Не знаю, может, Владивою просто поглумиться над падчерицей охота, то ли объездить девку надеется, но пока приказал ее не трогать.

— Давай, я баронессой займусь… — предложил одноглазый. — Ты же знаешь, я хитрить не умею. Сам чего придумаешь...

— Не выйдет, братка, — отрицательно помотал чубом Калита. — В покоях баронессы тебе делать нечего. Сразу неладное заподозрят. А что до обмана, есть у меня задумка. Только, как назло, ни одного чужака в городе… — и вдруг прикрикнул весело. — Наливай, не спи! Ишь, расселся, прям куренной атаман. Да вели зазнобе подать нам чего-нибудь перекусить. Иной раз проще воз дров переколоть, нежели умом пораскинуть! Эх, поживем еще… Вот он, счастливый случай. Сам во двор въезжает.

А смена настроения есаула объяснялась очень просто, говоря побратиму, что в городе нет чужака, он увидел в окно десяток Нечая, а с ним — двоих незнакомцев. При этом, один из них был одет в богатый казачий кунтуш. Посчитав такое совпадение добрым знамением, Калита пришел в отличнейше расположение духа и поманил к себе одного из стражников, обедавших за соседним столом. Теперь отступник знал, что надо делать.