ГЛАВА 10

— Я постараюсь прикрыть, — похоже напарник пришёл к тому же выводу, что и я — лететь придётся через Африку. — Но надо подумать, где заправляться. Если атаки будут интенсивными, «Шмель» скушает горючку очень быстро.

— У меня в Киншасе есть знакомый, который сможет нам помочь в этом вопросе, но это почти три с половиной тысячи километров.

— Дотяну, если не придётся в бой вступать.

— Маловероятно. Но я не вижу других вариантов. Будем пробовать. Так-то Хо снарядил тебя неплохо, у меня тоже пара пушек имеется. Может и прорвёмся.

Мы закончили шептаться, и я сказал в полный голос:

— Собираемся. Времени всё меньше, и ещё неизвестно, где нас из Барьера выкинет.

Швырнув остатки виноградной грозди на стол, Клара встала и направилась к «Беркуту». Я распихал по карманам похожие на яблоки фрукты и пошёл следом.

Затягивать с отлётом не стали.

В этот раз, приближаясь к Барьеру, помимо трепета, чувствовалась какая-то отрешённость. Больше беспокоило то, что случится по выходу из него. Наверное, впервые в жизни я испытывал странную уверенность, что Прокол пройдёт настолько гладко, насколько вообще возможно. Мысленно я уже находился по ту сторону, летел в Кейптаун, с уверенно работающими двигателями, мысленно подготавливая себя к встрече с получателем конверта.

Вряд ли тот будет в восторге, когда я вручу ему только остатки письма. Понятия не имел, что сказать, как всё объяснить. Но в сложившейся ситуации единственное, что мне оставалось — доставить послание. Дело чести.

Время пролетело быстро. Вот уже Войцех занял позицию для совместного прокола.

— Доброго Барьера, Рома, — раздалось в наушниках.

— Добра по обе стороны, Войцех.

Связь, как обычно оборвалась, и вскоре мы погрузились в безмолвное серо-розовое ничто.

Тишина обрушилась гигантскими войлочными кувалдами. Врезала сразу со всех сторон. Расплющила, раскатала, размазала по креслу.

Попробовал сопротивляться, но это всё равно что пытаться остановить морскую волну руками. Меня закружило и поволокло в пучину воспоминаний.

Боль и горечь выплеснулись алкоголем на открытую рану, когда перед внутренним взором прошли последние дни умирающей матери…

Будто видел себя со стороны. Ни на минуту не отходящего от её постели. С щетиной на щеках, всклокоченными волосами, красными от недосыпания глазами….

И вот я уже стучусь в дубовую дверь отцовского кабинета год спустя… отец сидит за секретером красного дерева, отстранившийся, отчужденный, корпеющий над бумагами.

Давно забытые досада и злость вновь закипели маслом на сковороде. Но не успел я начать изливать на отца свои гневные претензии, как видение тут же сменилось ссорой с братом…

Осколки жизни рвали душу.

Настолько безжалостно и жестоко, что я не мог собраться с мыслями и начать считать. Хотелось выть и орать во всё горло, может быть я так и делал, только в этой жуткой абсолютной тишине всё казалось иллюзией.

Скорей бы закончился треклятый Барьер! Невыносимо хотелось вырваться из плена страшной глухоты и….

…последний курс Академии. Учебный бой на шустрых «Колибри» в паре с Обрулиным. Он не соблюдает боевого порядка, уходит вперёд, оставляя меня без прикрытия. Знаю, что противники у нас умные и хитрые. Такую оплошность не простят — накажут! А мне нельзя проигрывать. Только не сегодня. По какой причине важен именно этот бой — остаётся где-то там, в прошлом, но уверенность, что поражение недопустимо преобладает над всеми остальными чувствами.

Вызываю Обрулина, требую вернуться, но ведь он меня не слышит в треклятом Барьере! Мой напарник летит дальше. Скотина! Хорошо! Будь по-твоему! Резко задираю нос, ухожу в небо почти вертикально, набирая максимально допустимую в учебном бою высоту, и использую Обрулина, как приманку, жертвуя им, ради победы. Завязывается бой. Горе-напарник, пытаясь уйти от двух противников, наверное, кричит и матерится, только я всё равно не слышу.

Я выжидаю, пока у тех закончится боезапас. Самолёт Обрулина окрашивается оранжевым — его условно подбили. Теперь он вынужден с позором вернуться на аэродром Академии. Для меня же настаёт черёд атаковать. Пикирую. Оба самолёта противника получают окраску такую же как у моего горе-напарника, а я ликую: важный бой остался за мной! Обрулин же получит нагоняй, за то, что бросил меня и с тех пор станет моим заклятым врагом…. Возможно, стоило проиграть тогда… не случилось бы вражды, изменившей всю мою жизнь, и сейчас не пришлось бы браться за всякие идиотские заказы….

Лоскуты воспоминаний вихрем проносились в моём сознании, бурлили, пенились, затягивали всё глубже, туда, где был, где уже ничего не исправить, где осталась лишь раскрашенная грёзами пустота…

Какой же долгий Барьер! Кажется, ещё немного и начну задыхаться, ведь я не знал, бьётся ли моё сердце, работают ли лёгкие…

Да чего уж! Никто не мог сказать есть ли в Барьере кислород! Может это и не излучение вовсе, как говорят учёные, которые за четыреста лет так и не выяснили, с чем имеют дело, а какая-то субстанция. Физическая эманация смерти….

Новое воспоминание утянуло меня из реальности, снова не позволив начать спасительную считалочку…

Двор родового поместья Быстровых. Ледяной дождь хлещет жгучими каплями, я распластан на асфальте, а два здоровых охранника заламывают мне руки. От боли темнеет в глазах, но я всё равно выгибаюсь, чтобы проводить взглядом фургон, увозящий Машу в столицу, и беззвучно кричу.

Охранники отпускают меня. Вскакиваю, бегу вслед за возлюбленной, в тщетной попытке догнать, остановить…

И вдруг понимаю, что уже не различаю, что мне чудится, а что взаправду. Может этот мир глухоты и есть реальность, а все полёты, Проколы, другие Пределы — всего лишь сон? Горячечный бред воспалённого от горя сознания. Ведь Мари увезли, и я её никогда больше не увижу. Мою Мари… Или увижу? Уже видел! В столице! Да, да! Это будет! То есть было! Мы провели с ней пять потрясающих, невероятных недель. Она и я. Только вдвоём… Я вспоминал то, что будет…

Шум дождя резанул слух, едва не заставив вскрикнуть. Лужи заблестели, вынуждая зажмуриться, но это не помогло. Свет становился всё ярче и уже проникал сквозь веки, причиняя боль. Шелест ливня смешался с новыми звуками. Они множились, забивали уши, проникали в мозг и превращали его в кашу. Захотелось потрясти головой, чтобы избавиться от них. К горлу подступила тошнота. Я несколько раз сглотнул, открыл рот, чтобы закричать, и в этот момент пришёл в себя.

Перед глазами находилась приборная панель моего самолёта. Шум в ушах слабее не стал, но немного упорядочился. Я различил гул ветра, стон нагруженных переборок, рёв двигателей…. Когда это я успел их запустить? Или чудо-таки произошло, и они не вырубились в Барьере?!

— Ногу влево, ручку от себя… Ногу влево… Что значит ногу влево?!

Знакомый голос… Клара! Я чуть не фыркнул. Потом до меня начал доходить смысл сказанных ею слов. Она словно пыталась вывести самолёт из штопора, точнее она явно повторяла чьи-то наставления. Наверняка Войцеха, чьи же ещё. Но зачем? Бред какой-то.

Я посмотрел на девушку.

С безумным взглядом она уставилась перед собой, вцепившись в штурвал обеими руками. Волосы были растрёпаны, завитки прилипли к покрытым потом лбу и щекам.

Что ерунда?! Я всё ещё брежу? Что здесь произошло?! С чего вдруг наглая девица управляет моим «Беркутом»?

— Ты что творишь?! — воскликнул я.

Клара закричала и подпрыгнула в кресле. Но быстро взяла себя в руки и заговорила:

— Войцех, Войцех! Он очнулся! Да, да! Сейчас! — повернулась ко мне и начала вопить: — Мы падаем! У нас штопор! Срыв потока! Самолёт в штопоре! Спасай нас!

Я секунду пялился на неё. В голове всё ещё варилась каша из образов и ощущений.

Клара сорвала с себя наушники и швырнула в меня.

Попала по носу. От неожиданности я охнул и, как ни странно, очнулся.

Помотал головой, распрямился, несколько раз моргнул и принялся оценивать обстановку, хотя какой-то частью сознания всё ещё пребывал в тумане воспоминаний.

Как же долго я приходил в себя после Прокола! Такого раньше не случалось. Но сейчас не время про это думать — «Беркут» действительно вошёл в штопор.

Я взял управление на себя. Действовал, будто на тренажере: ровно, спокойно, без эмоций и лишних движений.

Дал ногу влево, ручку перевёл в нейтральное положение, останавливая вращение, а потом перешёл на пикирование, набирая скорость.

Девица в соседнем кресле испугано закричала, когда каменистая земля под нами, начала резко приближаться. Ничего, переживёт. Сейчас спешить нельзя, иначе можно снова в штопор уйти.

«Беркут» — машина славная, крепкая, манёвренная и мощная. Я в ней не сомневался. А вот что со мной произошло?!

Я медленно выводил «Беркут» из пикирования. Двигатели гудели ровно, уверенно.

Так что, в этот раз действительно свершилось чудо?

Я нашёл наушники, надел и вызвал напарника.

Тот откликнулся мгновенно:

— Рома, ты что творишь?! Какого хрена произошло?! Почему мне пришлось объяснять какой-то девчонке, как запускать двигатели, а потом пытаться научить её по радио, как вывести самолёт из штопора?!

Что я мог ему ответить?

— Не знаю, Войцех. Этот Барьер дался очень тяжко. Ни разу такого не было. Где мы сейчас?

— В ста километрах от Кейптауна, — резко ответил напарник. — Удачно вышли. Да, Барьер был долгий, но ты же опытный пилот! Для тебя это не должно быть проблемой!

— Хватит на меня орать. Сказал: не знаю!

Войцех замолчал на минуту, потом произнёс уже спокойно:

— Извини. Перенервничал. Ты как?

— Набираю высоту. Действуем по плану.

— Хорошо. До встречи.

Войцех ускорился и быстро скрылся из вида.

Мы с Кларой летели молча. Она приходила в себя после пережитого стресса, да и я тоже. Почему так случилось я понять не мог. Воспоминания словно поглотили меня, я не просто видел их, я жил там! Чувствовал всё до мельчайших подробностей: холод, влагу, запахи, боль. Это что-то новенькое. Надо будет обдумать на досуге.

А девчонка, значит, с помощью Войцеха запустила движки. Однако. Интересно, как она сумела очнуться после Барьера раньше меня? Прошлый раз, помнится, она валялась в отключке достаточно долго. Похоже, я её недооценил. И девчуля весьма опытный забарьерщик. Видимо, до этого у неё случился длительный перерыв в проколах. А перелёт к Хо и потом со мной “зайцем” позволили организму восстановиться.

Осталось добавить: “к счастью”.

— Спасибо. Ты — молодец.

— Не доставляй письмо. Пожалуйста.

Так значит, пустой лист всё-таки имел какое-то значение. Как интересно. Хотя меня это не касается.

Отвечать ей ней стал — не имело смысла. А она больше не произнесла ни слова до самой посадки.

Когда «Беркут» остановился у ангаров аэродрома Кейптауна, Клара начала подниматься.

— Будь ты прок… — начал она вежливо прощаться, но я остановил.

— Куда собралась?! Я тебя не отпускал.

— Что? — в её голосе снова появилась заносчивость, как тогда, когда она говорила, чья она дочь.

— Ты слышала. Пойдешь со мной. Отпущу тебя, когда передам посылку.

Она фыркнула.

— Да ты совсем обнаглел! Я уйду сейчас и не вздумай мне мешать!

Шутить с ней я не собирался:

— У тебя два варианта: либо сделать, как я сказал, либо я тебя сейчас свяжу, увезу и выброшу где-нибудь.

— Но ты обещал!

— И слово сдержал. Ты в Кейптауне.

— Отец убьёт тебя!

— Ага. И твой Мэтт тоже, а ещё Джеремайя объявит награду за мою голову и Войцеха. Знаешь, как-то твои слова вообще не пугают. А вот желание взорвать «Беркут» со мной на борту, никак не идёт из головы. Кстати, а где ты взяла взрывчатку?

Она стояла, раздувая ноздри от злости, ничего не отвечая.

— Итак, какой вариант предпочитаешь?

— Хорошо, я пойду с тобой.

— Замечательно, но предупреждаю: выкинешь что-то — пристрелю.

Я как раз достал из ниши с оружием пистолет, зарядил и убрал за пояс.

Когда спустились на «взлётку», я взял её за локоть. Мы подождали пока к нам подкатит обслуживающий персонал на электрокаре, а потом направились к аэропорту. Кроме «Беркута» на аэродроме находилось ещё с десяток самолётов различных конструкций: несколько австралийских «Даков» работающих на пару; чуть в стороне от других какие-то блестящие, будто покрытые солнечными батареями аппараты с длинными тонкими крыльями, ни разу таких не встречал; кроме них из тени ангаров выглядывали заострённые носы четырёх перехватчиков, схожего со «Шмелём» Войцеха типа. Скорее всего они-то и будут нас преследовать, если случится погоня. Самолёт напарника стоял недалеко от моего, вокруг него вовсю суетился персонал. Самого Войцеха видно не было. Оставалось надеяться, что он в порядке и наш план работает.

На подходе к зданию аэропорта повстречался мальчишка лет двенадцати, в свободной белой рубашке, коротких брюках и с взъерошенными волосами. Сначала просто скользнул по нам взглядом — срисовал, оценил, сделал выводы… Но потом, похоже, узнал Клару. Резко развернулся и, вытаращив глаза, уставился на неё. От удивления, его рот открылся. Быстро взяв себя в руки, «разведчик» со всех ног рванул к зданию.

— Похоже, тебя узнали, — хмыкнул я.

Клара не ответила, продолжая идти, горделиво вздёрнув подбородок.

В аэропорту нас ждали. Целая делегация из пяти человек. Как один — хмурые, суровые и крепкие. Пацан — разведчик стоял рядом с лысым чернокожим здоровяком, одетым в обтягивающую цветастую рубашку, расстёгнутую на мощной груди.

Дюжина глаз буравила нас, пока мы шли мимо.

Я продолжал держать Клару за локоть, а другой рукой взялся за пистолет.

Доставать не стал — просто дал понять, что вооружен. Сцепились взглядами со здоровяком. Не хотел бы я встретиться с таким человеком на узкой улочке. Исходящая от него животная жестокость ощущалась почти физически. Я надеялся, что Войцех где-то рядом и прикроет в случае чего.

Громкое жужжание над головой заставило невольно взглянуть вверх. Четыре дрона несли подвешенную на тросах большую кадку, из которой, переливаясь через край, выплёскивалась какая-то жижа. Только сейчас я обратил внимание, что в аэропорту шёл ремонт. Стену, где был выход, облепили строительные леса. Стоя на них, рабочие укладывали известняковые блоки. А дроны, вероятно, транспортировали к ним раствор.

Вдруг я почувствовал, что Клара пытается высвободиться, и резко притянул её к себе. «Делегация» тут же среагировала и начала обступать нас. Я попятился к выходу, не сводя с них глаз.

Сзади наверху кто-то закричал на незнакомом языке. Наверное, рабочие между собой переругивались, обычное дело.

Спиной я на кого-то налетел. Криков прибавилось, а жужжание под потолком стало неровным и надрывным. Вскинув голову, я увидел, что дроны потеряли синхронизацию. Один начал вихлять, три других тянули кадку в разные стороны. Огромные кляксы раствора плюхали на пол, забрызгивая всё вокруг.

Похоже, я пихнул оператора. Точно! За моей спиной человек с обалдевшим видом колдовал над пультом, пытаясь вернуть контроль над дронами. Рабочие кричали, Клара пыталась вырваться, люди Мэтта уже почти перегородили нам путь к выходу.

Я растерялся, не зная, что делать.

Раздался звук удара, и один из «делегации», охнув, отлетел в сторону.

— Уходим! — Войцех схватил Клару за другую руку, и мы побежали наружу.

Крики усилились, позади нас с грохотом на пол упала кадка с раствором, преградив преследователям путь.

— В машину, — скомандовал напарник, запрыгивая в кар.

Я забрался на заднее сиденье, затащил за собой Клару, и Войцех сразу тронулся. С непривычным тонким визгом, электродвигатель сразу набрал обороты. Я почувствовал, как меня вдавливает в спинку.

— Вот это да, — дух захватывало.

Мне не доводилось ездить на таком транспорте. Заметно шустрее наших машин, но, на мой взгляд, и намного опаснее. Ещё и дверок не было, лишь какие-то странные поручни.

— Войцех, у нас ещё достаточно времени, можно так не гнать. Слышишь?

Вцепившись в изогнутую ручку, я стиснул зубы и сглотнул. Ничего не мог с собой поделать.

Почувствовал на себе взгляд Клары.

— Что?! Я — человек неба, а земля пусть остаётся для других.

Она лишь презрительно хмыкнула.

Подумаешь! Начхать я хотел, какого ты обо мне мнения. Вполне вероятно, скоро оно станет ещё хуже, потому что меня начало укачивать.

К счастью, напарник начал сбрасывать скорость. Слава прародителям! Я облегчённо вздохнул.

Мы выехали на оживленную улицу. Судя по архитектуре — старая часть города. Такие есть почти везде. Словно жители подсознательно цеплялись за прошлое и старательно хранили всевозможные воспоминания о давних временах, аккумулируя их в зданиях и строениях.

— Знаешь, куда ехать? — спросил я.

— Да. Почти добрались.

И действительно, не прошло и десяти минут, как перед нами появилось открытое пространство площади Гранд Парад.

Войцех остановился возле украшенного резьбой здания, выбрался из кара сам, а потом помог Кларе. Бесила такая его галантность к этой стерве, планировавшей убить меня и, уже совершенно точно, подставившей нас под награду за головы.

Ладно. То, что он спас её в Калькутте — было правильным поступком. Тут я согласен. Благодаря ей, мы сумели заправиться, а потом не разбиться, когда меня не хотел отпускать Барьер. Только это не умаляло всего того, что свалилось на нас по её милости. В обоих случаях, она спасала и свою жизнь тоже, а не просто помогала нам. И любезничать с ней, лично я не собирался.

Пешком мы добрались до небольшого трактира, или как здесь назывались

подобные заведения. Уселись за столик под навесом, так, чтобы видеть ратушу с часами, и заказали лимонад. Молча пили и ждали.

Наконец, я поднялся.

Поймал на себе умоляющий взгляд Клары.

— Войцех, следи за ней, чтобы фортелей не выкинула.

Не видел, но отчётливо представил, как сменилось выражение её лица. И снова — начхать.

Оглядевшись по сторонам и убедившись, что поблизости нет головорезов женишка нашей «подружки», я вышел на площадь и направился к самому её центру.

Я был на месте, когда часы на ратуше показывали без двух минут двенадцать.

Отчего-то сердце начало колотиться, словно у подростка на первом свидании.

Волнение становилось всё сильнее. Непроизвольно начал высматривать получателя. Может этот? Или тот? Или вот та женщина? Нет… опять ошибся… и снова…

Посмотрел на часы: осталось меньше минуты.

Люди проходили мимо, и никому не было до меня дела. Появилась мысль, что может никто и не придёт, и всё это — заказ и прочее — с самого начало подстроено Джеремайей. Неясно с какой целью, но если бы это действительно было настолько важно, как он говорил, то сейчас меня здесь встречали бы. Потому что время уже… Часы на ратуше гулко пробили полдень.

— Господин почтальон?

Едва не подпрыгнув от неожиданности, я оглянулся.

Позади меня стоял высокий чернокожий мужчина в сюртуке, с тростью и в причудливой шляпе с шипами. Он выглядел настолько импозантно, что я несколько секунд его просто разглядывал, забыв о манерах. Он напомнил:

— У вас для меня посылка, или вы обычный зевака?

— О, простите, — спохватился я. — Да, у меня посылка.

Сунул руку в карман, вытащил обожженные остатки конверта и протянул получателю.

Флегматичный мужчина молча принял посылку, осмотрел с самым невозмутимым видом.

— Подтверждаете доставку? — задал я стандартный вопрос.

Он ещё раз осмотрел послание со всех сторон, потом кивнул:

— Подтверждаю.

Развернулся и зашагал прочь, церемонно раскланявшись с кем-то по пути.

И это…всё?