Татри

Запись № 2. Семь дней.

Прошла неделя, неделя беспрерывного обдумывания сложившейся ситуации. Я как привидение, хожу по всему кораблю и пытаюсь найти хоть какую-то «лазейку», хоть какой-то шанс выкарабкаться из этой кучи дерьма, свалившуюся на меня так внезапно. Я обманываю сам себя, пытаясь что-то придумать, ибо не имею никаких технических навыков. В этот самый момент я жалею, что я не какой-нибудь там инженер с семью пядями во лбу, иначе давно бы уже что-нибудь придумал. Если бы здесь была Лили, мы наверняка были бы уже дома. Она бы спасла всех нас, я знаю, а теперь...

Я постоянно думаю о ней, думаю про экипаж. Не сплю уже которую ночь, ибо перед глазами все их лица. Они окружают меня, просят помочь, а я... я ничего не могу сделать. Я до чертиков был бы рад появлению неприятного мне Скотта. Мы бы точно нашли с ним решение, наверняка нам бы удалось сделать что-то. Но хватит об этом, все это бесполезный треп.

Я не хочу сдаваться, я знаю, что выход есть, хоть Татри и говорит обратное. Нельзя надеяться на призрачный шанс, что меня разыщут на краю галактики. Я попытался взаимодействовать с мостиком, понять управление, опираясь на инструкции Татри, но все тщетно, двигатель окончательно уничтожен. Я совершил еще одну вылазку в отсек с запчастями в надежде найти уцелевшие микроантенны, но нашел только сломанные, не подлежащие восстановлению, как сказал Татри.

Я заметил, что двигатель, будучи сломанным и потерявшим свою работоспособность, чудесным образом остался с целой обшивкой. Татри объяснил это тем, что при разработке двигателя на его обшивку кладут пять слоев элемента, дабы защитить его от внешних угроз (в моем случае — взрыва). Для сравнения, обшивка «Тайги» состоит всего из трех слоев. Если бы только эти конструкторы додумались проложить хотя бы еще лишний слой, то взрыв, возможно, и не уничтожил бы целую стену. Татри говорит, что двигатель остался бы в сохранности, если бы не открытая Борисом дверца под двигателем, где он пытался найти неисправность.

Что касается взрыва, то для меня это до сих пор остается загадкой, даже какой-то мистикой, я бы сказал. Татри удалось проанализировать запись видеонаблюдения в момент взрыва отсека и удалось заключить следующее: взрыв был со стороны Линды, стало быть, от этого загадочного червя. Я не имею понятия, что это и как оно попало на борт, однако, у меня есть одно предположение, которое не может быть правдой. В отсек с двигателем невозможно проникнуть никак, за исключением шлюза, ведь так да? А что если эта тварь проникла в отсек через ту самую дыру, что оставил астероид? Я уверен, что моя теория приближена к истине, хоть и покрыта множеством вопросов. Я хотел проверить гипотезу в действительности и попросил у Татри запись отсека в тот момент, когда червь заполз внутрь, однако он докладывает мне, что в этот самый момент запись была недоступна, ИМЕННО В ТЕ САМЫЕ СЕКУНДЫ. Я не знаю, что и думать. В голове есть некоторые мысли, однако пока я не решусь произнести их вслух, пускай это пока будут мысли.

Хочется сказать о Стивене пару слов, и на сердце становится очень тяжело. Он мертв, окончательно. В нем не осталось никаких признаков жизни. Я не доктор, конечно, и не могу ничего утверждать, но даже слепому бы открылась ясность его смерти. Его глаза, вы бы видели его взгляд, застывший на его лице; взгляд полный ужаса и страха.

Стивен был отличным человеком и стал хорошим спутником в начале моего путешествия. Если бы не он, я и не знаю, что было бы со мной все это время, так бы и остался изгоем на Тайге. Теперь я в прямом смысле изгой, одиночка.

Пока что я не знаю, как избавиться от тела, да и в голове совсем иные вещи, поэтому, на первое время, я решил положить Стивена в его же каюту. Когда я перекладывал тело на кровать, то заметил порванные ремни безопасности, часть которых была прикреплена к его спине, стало быть, он был закреплен к сидению во время взрыва. Ремни на вид очень прочные и никаким образом не смогли бы разорваться от резкого толчка корабля. Здесь точно что-то не так, все что здесь происходит — чертовщина, мистика, черт её подери.

Отбой.

Запись № 3. Восьмой день.

Я думаю о Дереке, думаю о нем постоянно. Знает ли он, что уже произошло, или еще нет? Знает ли он, что его мама погибла, а отец считается без вести пропавшим? Я так хочу, чтобы он узнал все это как можно позже, а лучше вообще никогда. Я не могу представить, что он подумает и сделает, когда узнает об этом. А больше всего на свете я боюсь когда-нибудь оказаться перед ним, и услышать из его уст вопрос: «Как умерла мама?». Что я ему отвечу? Что просто не удержал чертову хрупкую штуковину у себя в руках? Что поторопился и не смог её спасти? Что...

Одно я знаю только — об обещании, что вернусь, вернусь и никогда его больше не оставлю. Я бы все отдал, чтобы только сейчас оказаться с ним, с Лили, и просто совершить прогулку в парке, хотя бы одну.

Мне так страшно представлять, как они все сейчас парят в Пустоте. Словно куклы с застывшим взглядом, холодные, как смерть, и неподвижные, как камень. По ночам я только и вижу её лицо, её последний взгляд. Почему такое произошло? Почему именно со мной?

Я просто хочу отмотать все время назад, исправить все, сделать все как прежде.

Завтра нужно произвести кое-какие расчеты, попробую сделать отчет.

Запись № 4. Десятый день.

На расчеты ушло чуть больше времени, чем я думал, однако мне удалось, не без помощи Татри, кое-что проверить и подсчитать.

Итак, пункт первый — энергия. Электричество и прочие аппараты тут работали на полную мощность всю эту неделю, и это было огромной ошибкой. Благодаря Татри мне удалось снизить потребление энергии и затрачивать её только на самое необходимое. Все освещение я отключил, и оно включается теперь не по всему кораблю, а только в помещениях, где я нахожусь. Теперь здесь сплошной мрак, тьма повсюду. Мне постоянно приходится ходить по коридорам и идти прямо в темноте, пока я не окажусь в нужном месте и свет не включится. Словно хожу по темным переулкам ночью, в ожидании, что сейчас в любую секунду может произойти что-нибудь плохое. По началу, думаю, будет трудно, но я привыкну. В основном приходится опираться на идущие вдоль коридоров кабеля на стене. Человек с эклуофобией (боязнь темноты) точно бы сошел тут с ума. Это прозвучит фантастически, но двигатель умудряется еще каким-то образом работать, перемещая корабль на каких-то жалких пару километров ежечасно. Собственно, подводя итоги, электричества мне хватит на лет семь при таком использовании. Надеюсь, я не задержусь здесь дольше. Да и о чем я вообще говорю? Меня спасут, всех их спасут. Какие к черту семь лет?

Следующий пункт — пища. С этим пунктом все оптимистичнее. Еды для меня здесь навалом. На одного члена экипажа здесь запаса ровно на полтора года, а так как нас здесь было семь человек, то при простейшем математическом вычислении выходит, что еды мне хватит лет на десять. Хорошо, что Татри робот и не придется с ним делиться.

И последний пункт — кислород. Тут все почти то же самое, что и с пищей. Запаса кислорода на корабле хватает ровно на полтора года на каждого члена экипажа, плюс еще резерв на всякий случай. Следовательно, кислорода мне здесь хватит тоже на достаточно длительное время.

Мне хотелось думать худшее при таких расчетах, но, как оказалось, все совсем иначе. Хоть что-то приятное за эту неделю. У меня есть, как минимум, лет десять, чтобы выбраться отсюда живым, или по истечению семи лет мне придется еще два года шляться по кораблю в потемках, жрать остаток пищи и медленно задыхаться от нехватки кислорода. Времени у меня много, но мозгов недостаточно, чтобы хоть что-нибудь придумать, но иного пути нет.

Конец связи.

***

На мостике было прохладно, несмотря на равномерную температуру на всем корабле. Не знаю почему, но мурашки по спине так и бежали, а пальцы на руках зябли. Я думал постоянно и не переставая. Никогда я еще не был так одинок, как сейчас, однако воистину, только одиночество и полное погружение в себя дарит замечательные идеи. Я привык к одиночеству, привык еще до всего этого кошмара, но сейчас мне было очень тяжело думать. Мысли были погружены далеко не в придумывание сюжета или же построение персонажей, чему я учился все годы. Я рассуждал о том, что мне не подвластно, что я не в силах понять одной лишь силой мысли.

Как же тяжело менять старую шкуру на новую, когда этого требуют обстоятельства. Мне тяжело совладать со своим прежним «я» и сказать ему на время «прощай», дабы поприветствовать нового себя, совсем еще глупого и не опытного в новом начинании.

— Следует начать все с чистого листа, — прошептал я себе, — отбросить все прошлые принципы в обмен на принципы новые.

Взгляд упал на дорожку засохшей крови, ведущую в жилой отсек. Вот уже неделю я проходил десятки раз мимо, не обращая внимания на эти пятна. Почему я до сих пор не удосужился вычистить весь этот пол? Почему я так и не сделал того, что человек сделать обязан? Нужно отдохнуть от постоянных раздумий и сделать то, что я должен был сделать еще неделю назад.

Я направился в жилой отсек и встал возле каюты Стивена. Я застыл на месте, боялся нажать на кнопку, боялся входить. Вдруг он оживет? Вдруг он схватит меня за горло, придушит и скажет, что это я виноват? Я во всем виноват? Я знал, что он мертв, но воображение, и, наверное, сердце подсказывало, что он еще жив. Я все время боялся зайти внутрь, увидеть своего бывшего товарища мертвым, не живым. Он больше ничего не сможет дать этому миру, ничего.

Собравшись с силами, я нажал на кнопку и в нос тут же ударил ужасный запах. Я закрыл руками нос и подошел телу Стивена. Его лицо было бледным как снег, алая рана на лбу выглядела ужасно и уже подгнивала. Глаза были открыты и по-прежнему выражали страшный испуг. Я прошелся ладонью по его глазам и заставил его «уснуть».

— Теория пощечины, Стив, ты прав. Я докажу твою теорию, докажу, что каждый способен быть тем, кем он хочет, невзирая на сотню пощечин.

Руку от носа пришлось убрать и я принялся сталкивать Стивена с кровати, так как поднять его было просто невозможно. Вонь была невыносима до такой степени, что мои глаза заслезились. Признаться, слезы текли не столько от запаха, сколько от горечи в сердце. Стивен и правда был отличным парнем, на его месте должен был быть я, бестолковый и никчемный Стэнли Шепард. Я взял его за руки и принялся волочить из каюты.

— Какой же ты все-таки тяжелый, Стив.

С горем и с литрами пота мне удалось дотащить тело то дверей отсека с двигателем. Мне было жаль, что его тело я не могу похоронить как должно, в земле, или хотя бы сжечь. Разве я должен делать то, что задумал? Должен я его просто вот так отдать Пустоте, чтобы он летал там окоченевшим трупом бесконечно долго, как мусор? Иного пути нет, ибо я больше ни минуты не вынесу этого смрада. К горлу поступали рвотные рефлексы, и, казалось, еще секунда, и помимо крови мне придется вытирать содержимое своего желудка. Нет, только так я могу избавиться от тела, больше никак.

За спиной появился Татри.

— Что вы делаете, Шепард?

— Хочу избавиться от тела.

Татри увеличил свои красные зрачки и посмотрел на Стивена.

— Зачем?

— Потому что так надо, а еще этот запах... короче, будь добр открыть шлюз, как только я одену костюм.

— Это невозможно. — Отчитался Татри.

— Что значит — невозможно? — удивился я.

— Я как раз следовал к вам, чтобы доложить. Все шлюзы, ведущие к выходу в космическое пространство, заблокированы.

— Ты их заблокировал?

— Нет, пока я не могу понять причину блокировки.

— Почему ты не сказал мне раньше?

— Двери заблокировались несколько минут назад. Очевидно, это какой-то сбой и мне понадобится время для понятия неполадки и ее дальнейшего устранения.

— Татри, — я подошел к роботу и положил руку на его боковую часть, — мне нужно, чтобы эти двери открылись сейчас же или в ближайшие несколько минут.

— Это невозможно, Шепард. Для анализа и устранения проблемы понадобиться несколько дней, ввиду неизвестно подбора несколько миллионов команд...

— Татри, ты понимаешь, сколько сил я угробил, чтобы дотащить Стива сюда? А этот запах? Он теперь по всему кораблю разнесется, если его не убрать с корабля! Был бы у тебя нос, ты бы меня понял.

— Я понимаю, Шепард, но, к сожалению, не имею возможности сделать то, что вы просите в ближайшие минуты, если, конечно, проблема сама собой не решится, как это бывает, хоть и редко.

— Ты, что, специально заблокировал двери, а? Хочешь поиздеваться надо мной?

— Моя программа не предусматривает проявление эмоций, Шепард.

— Очень хреново, что ты не чувствуешь, иначе уже давно бы понял меня и понял то, почему я хочу хоть раз сделать все нормально за эту неделю. Дай мне отпустить Стивена, черт тебя дери!

— Простите, Шепард, это невозможно.

Я облокотился об стену и принялся вытирать от пота лицо.

— Ладно, ладно, прости Татри, я тебя уже как-то раз не послушался и все пошло в тартарары. Скажи мне тогда, пожалуйста, есть ли еще варианты, как избавиться от трупа? Есть ли еще какой-нибудь шлюз или нечто подобное.

— В отсеке, где хранится элемент, есть мусоропровод, ведущий прямо в открытое космическое пространство.

— Мусоропровод? Прекрасно.

Стоило мне произнести эти слова, как меня тут же вытошнило на пол. Запах был ужасен и я больше не смог его вытерпеть. Оклемался я не сразу, а лишь спустя пару минут.

— Ладно, так и быть, пошли к мусоропроводу. Очень достойно с моей стороны — пускать тело человека через мусоропровод. Но, Татри, иного пути я не вижу. Не оставлять же его здесь, пока эти двери не соизволят открыться? Тут все провоняет от конца корабля до самого мостика.

— Возможно, вам стоит вернуть его обратно в каюту? — Предложил Татри.

— Нет, — тут же отрезал я, — из его каюты уже начинает просачиваться запах гнили. Еще день и я точно сойду с ума. Надо сделать это сейчас.

Вновь я взялся за руки Стивена и, борясь с приступами тошноты, дотащил его до темного помещения, в котором был один лишь хлам. Электричество тут работало в пол силы, даже еще когда корабль потреблял энергию в максимальном количестве. Я вспомнил это место и вспомнил, как впервые тут оказался вместе с Борисом. Мы выносили с ним сгоревшее топливо элемента и выбрасывали через мусоропровод. А еще я вспомнил те ужасные, желтые глаза, что мне почудились тогда в глубине мусоропровода. Совсем странно, но я уже и думать забыл про тот случай и не вспоминал его больше двух недель. Но сейчас мое сердце защемило от страха и бурлящее воображение дало себе волю. А вдруг действительно там что-то есть и это что-то до сих пор там?

Тело я положил в центр отсека, а сам подошел к мусоропроводу. Открыв его, я первым делом насторожено, словно находясь на крыше высотного дома, посмотрел в щель. Ни желтых глаз, ни шума, ничего. Самое время успокоиться, Стэн, и взять себя в руки. Открытый люк напоминал пасть огромной змеи, внутри которой был один лишь мрак. Все, что мне нужно, это положить тело Стивена в пасть этой змеи и нажать кнопку, но как это сделать? Отверстие настолько мало, что даже туловище протиснется наполовину с трудом.

— У меня не получится сюда его положить, нужно найти другой путь.

Стоило мне сказать эти слова, как шлюз, отделяющий меня от этого мрачного места и основного коридора, закрылся, издав щелкающий звук.

— Татри, какого черта?

— Шепард, с этим шлюзом произошло то же самое, что и со шлюзом, ведущим в двигательный отсек. У меня не получается открыть его. Попробуйте ручное управление — рычаг с правой стороны двери.

Я послушал совета Татри и дернул рычаг на себя. Ничего не произошло.

— Не получается, — сообщил я.

Дернул еще раз, вверх-вниз, вверх-вниз.

— Ничего не происходит. Ты должен меня сейчас же выпустить.

— Это невозможно, Шепард, корабль, по непонятной для меня причине, не подчиняется мне.

— Что еще за причины, Татри?! Открывай, черт тебя дери!

— Это невозможно в данный момент, Шепард.

Я прислонился к двери и прикрыл рукой нос от невыносимого смрада. Когда я повернулся к центру отсека, на секунду мне показалось, будто тело Стивена шевельнулось, а точнее кончики его пальцев. Мне стало страшно, а еще этот невыносимый запах, круживший в тесном помещении, сводил с ума.

— Шепард, я пытаюсь устранить проблему, ожидайте.

Вновь не вытерпев, моя голова закружилась, в горле я почувствовал жжение. Мой обед, съеденный пару часов назад, оказался на полу снова. Запах, почему-то, стал еще ужаснее, чем был прежде, он был сладким и гнилым одновременно.

— Татри, сколько..., — я еле выдавливал слова, дабы не глотать окружающий воздух. Казалось, что если он попадет мне в рот, то никогда оттуда не исчезнет — ...сколько еще?

Я отчетливо видел, как его пальцы дернулись еще раз. Было достаточно темно, чтобы разглядеть внимательнее, но я верю своим глазам. Он жив, жив! Но эта вонь, этот ужасный запах! Боже!

Прошло около получаса, длившиеся, казалось, как все десять. Голова кружилась, к горлу подступала рвота, но мне просто было нечего выблевывать, весь ужин и завтрак уже были в паре метров от меня, добавляли свои ароматы к запаху трупа. Сильно хотелось пить, и я грезил о стакане прохладной воды в пластиковом стаканчике, который мог наполнить в паре отсеков отсюда, чтобы хоть немного ослабить жжение в горле.

Запах пропитал каждый уголок, каждую утварь в этом крохотном помещении. Кажется, этот смрад никогда больше не покинет это место, даже если я каким-то чудом избавлюсь от тела.

В голове были мысли, мысли довольно скверные и не присущие нормальному человеку, но как быть нормальным в сложившейся ситуации? Как сохранять спокойствие в этом проклятом месте, одурманенным этим ужасным запахом? Мое воображение (а может, и нет) было, на данный момент, моим злейшим врагом. Стивен дергался и даже пытался встать. Он подавал признаки жизни! А что если он встанет и пойдет прямо на меня? Какие мысли будут в его голове? Он же ходячий труп, как в тех фильмах про зомби. Наверняка его намерения будут не из добрых. Я схожу с ума. Нужно избавиться от него, пока он не встал и не убил меня.

Я взглянул на мусоропровод, прикинул его размеры под металлической крышкой. Ширина — сантиметров пятьдесят, высота около тридцати. Снова были в голове моей отвратительные мысли, желание совершить нечеловеческий поступок. Я пытался утешать себя лишь тем, что нужного инструмента для зловещего ритуала я не найду здесь, в этом крохотном отсеке. К моему несчастью, я заметил его довольно быстро, он лежало прямо на одном из ящиков прямо напротив меня. Словно сама Вселенная положила его в этот самый промежуток времени, именно в этот самый момент на черный ящик.

— Этот запах, я больше не смогу вынести этого проклятого запаха! — Крикнул я, сам не зная кому. Татри молчал уже минут пятнадцать, должно быть, куда-то ушел. Он бросил меня одного, здесь. Проклятый робот.

Глаза слезились, губы дрожали словно у человека, который вот-вот заплачет. Но я взял себя в руки, сжал руки в кулак и стиснул зубы. Я сделаю это, сделаю то нечеловеческое, что задумал.

Решительно встав на ноги, я поднял с ящика тот самый инструмент, который был в моей руке и прежде. Я встал возле тела Стивена, но не совсем вплотную, все еще боясь, что он схватит меня за ногу.

— Ты показал мне, что это, — я вытянул вперед руку с мультиинструментом, словно пытаясь продемонстрировать его трупу. — Прости меня, Стивен, прости, я не знаю как иначе. Этот запах...

Слезы сами по себе принялись покидать мои глаза. Я плакал и плакал горько, ибо осознавал, что намереваюсь совершить.

— Почему Ты заставляешь меня делать это? ПОЧЕМУ?! — крикнул я, подняв голову вверх.

Я присел на колени, провел ладонью по голове Стивена, словно тем самым прося у него прощения. На мультиинструменте я интуитивно нажал на двойку, появился нужный мне инструмент — лезвие топора. Я встал, посмотрел на бледное лицо некогда моего хорошего товарища. Блестящего старшего помощника и просто хорошего человека. Не теряя больше ни секунды, я занес топор и со всей силы опустил его вниз.

Удар. Еще удар, еще, еще, еще. Руки дрожали. С каждым ударом я был готов выронить топор, но мне удавалось сохранять его в крепкой хватке. Отрубить конечность удалось далеко не сразу, поэтому приходилось заносить топор над одним и тем же местом вновь. Этот кровавый момент был вечностью и не было ему конца, пока инструмент расчленения сам не упал с лязгом на пол, а за ним и мое уставшее тело. Я хотел умереть, готов был прямо сейчас провалиться под землю от стыда и не сыскать себе более прощения за столь мерзкий поступок, но перед глазами возникло лицо Дерека. Мой сын, мой дорогой, любимый сын.

Я поднялся и посмотрел на изувеченное тело под своими ногами. Руки, ноги и туловище больше не были единым целым. Стивен не заслужил этого, он должен был умереть в Пустоте, как и вся его команда. Все не должно было произойти вот так. Он заслуживает большего.

Сначала я взял руку, затем вторую. Будто мешок с мусором, я положил их под металлическую крышку и захлопнул. Те же действия я проделал и с ногами, которые удалось пропихнуть не сразу. Последним я взялся за туловище, но возникла проблема, которой я никак не предполагал. Голова вместе с туловищем никак не влезала, как я ни старался и каким способом ни пытался повернуть и развернуть кусок тела. Я знал, что нужно сделать, но на этот раз я намеревался занести топор решительнее — так оно и произошло. Туловище я отправил вначале, а затем и голову. Мои руки, даже после того, как этот ужасный акт был завершен, нервно дрожали и были до локтей испачканы кровью. Глаза дергались как у невротика, голова кружилась и я готов был упасть без сознания.

Шлюз сзади меня отворился и прямо перед входом на рельсах висел Татри, осматривая меня своими сенсорами.

— Шепард, двери открылись сами, мне не удалось найти причину поломки.

Я все еще продолжал смотреть на закрытый металлической крышкой мусоропровод, словно смотрел на гроб. Вытянув кровавые руки вперед, я понял, что сейчас ничем не отличаюсь от маньяка психопата, разделавшегося с очередной жертвой.

— Шепард, вы в порядке? Где тело старшего помощника Стивена?

— Татри, — тихо сказал я, — ты не мог бы исчезнуть и оставить меня одного?

— Да, Шепард.

Татри сию секунду повиновался мне и направился под потолок.

Мои мысли были смешаны. Я думал о Стивене, о сыне, и еще я думал о Татри. Да, о Татри тоже.

С ним что-то не так.