Глава 4

…на рабочем столе Армана было не так много лишних вещей, и почти все они оказались поделками его ученика. Эрин уже толком не помнил его имени — Курт? Кэрт?.. — однако вечно залипал при виде статуэтки грифона, вставшего на дыбы. Сияющее серебро и лёгкий узор черни, и две переливчатые янтарные бусинки на месте глаз. Стоило только очутиться в кабинете, и взгляд намертво прикипал к грозно распахнутым крыльям, а руки сами тянулись потрогать… Дошло до того, что Арман (само собой, ехидно посмеиваясь) передарил ему безделушку. Мол, от неё всё равно толку хер да маленько.

Эрин отказываться не стал: фейри в принципе-то падки на всякие цацки, а уж эта ему ужасно понравилась. К тому же… грифон казался важным. Пусть и неведомо чем.

«Да теперь уж ведомо, — меланхолично постановил Эрин. — Судьба моя — быть сожранным этой пернатой хуёвиной».

Грифон был чудовищно огромен — куда уж той статуэтке! — и столь же чудовищно быстр. Подняв шквал ветра своими громадными крыльями, он на удивление мягко приземлился у края полянки, грозно заклекотал. Где-то здесь должен был включиться пресловутый инстинкт самосохранения, да только Эрин вовсю пялился на ожившую статуэтку — серебро, и чернь, и бусинки янтарные! — и почему-то никак не мог поверить, что его съедят.

На землю он всё-таки упал. То ли виноват внезапно накативший страх, то ли ветер, поднятый гигантскими крыльями и сбивший с ног. Эрин невольно попятился назад, вжался спиной в дерево, зажмурился, в последний момент увидев, как загораживает его собой Бальтазар, широко расставляет лапы, рычит, низко склонив голову…

Рык стих, а вместе с ним и ветер, поднявший в воздух листья. Плеча коснулась чужая рука — вполне себе человеческая.

Грифон внезапно куда-то делся.

Не привиделось же, ну в самом деле?..

Не привиделось. Просто грифон, как это у них бывает, обернулся человеком. Мужчиной. Молодым, красивым, пугающе знакомым. Среди всей этой серо-зелёной глуши он казался осколком солнца — смуглая кожа цвета мёда, буйно вьющиеся тёмные волосы оттенка корицы, сверкающие янтарём глаза…

Эрин знал, кому принадлежат эти глаза. Ошибиться просто невозможно.

Он видел их столько раз, столько лет подряд. И всякий раз они лишали его воли и сил, отнюдь не в романтическом смысле. Хотя и в нём, возможно, тоже — сложно не ощутить привязанность к тому, кого видишь пусть не каждый день, но достаточно часто, чтобы навсегда запомнить черты лица, цвет глаз …

— Я тебя напугал? Ты в порядке? — звучным, чуть хриплым голосом осведомился такой знакомый незнакомец. И, не дождавшись никакой реакции, повторил свои слова — уже не по-эрмегарски, но на хорошем фейском.

В многочисленных снах, галлюцинациях, видениях тот, кого он знал — и не знал вовсе, — никогда не говорил с ним по-фейски. Вообще никак не говорил. Только улыбался, беззвучно звал за собой, просто… был. Рядом — протяни руку, почувствуешь тепло тела и гладкость кожи. Эрин пытался. Но ответом на эти попытки была лишь дымка, что рассеивалась тотчас. Будто не было в нём ничего настоящего, будто он среди всех видений Эрина был самым нереальным, то ли призраком прошлого, то ли вовсе плодом нездорового воображения. С его даром это вовсе не редкость — баэн-ши не зря вымерли. А те, кто нет, не зря проводили жизнь в наглухо замурованных башнях.

Что ж, всё бывает впервые.

Руку Эрин оттолкнул, силясь развеять очередное видение. Не сейчас, так не вовремя — ему ещё накладывать чары на своё новое жилище, и это сожрёт весь резерв…

— Нет! — вскочив на ноги, выкрикнул Эрин. Отвернулся, зажмурился, не желая смотреть, не желая видеть того, что неведомая сила в очередной раз пытается ему показать. — Я не!.. Не сейчас!

Он ведь так боялся этого. Что видения всё же сотрут грань между собой и реальностью, что различить их будет невозможно. Что однажды чужое дыхание будет казаться настоящим, щекотать кожу на шее, а вновь стиснувшая плечо рука покажется удивительно тяжёлой и теплой. Боялся однажды не вынырнуть из тягучей вязи собственной же силы, которую не хотел и не просил.

Изогнутый нож, подарок старого друга, Эрин вытащил из-за пояса быстрее, чем успел даже понять, что делает. Кажется, однажды он уже делал так, и призрачный визитёр тогда исчез, оставив за собой лишь тёмную дымку.

Лезвие коснулось кожи. Будто само надавило, подчиняясь привычному движению руки. Оставило царапину. А ещё — несколько капель крови.

Ни в одном видении так не было. Никогда ещё дыхание от этого зрелища не сбивалось так быстро. Никогда сердце не начинало стучать как бешеное. Никогда ещё…

— Шафрийская работа? Красиво.

Кровь. Алая. Пачкает загорелую кожу, ползет вниз, медленно, тяжело. Пахнет железом и солью.

— Ты не… — рука опустилась словно сама собой, выронила нож, который тут же воткнулся в землю, мягкую после недавнего дождя. — Не может быть. Ты не можешь…

— Что именно? — непонимающе проговорил мужчина. Провёл ладонью по царапине, стирая выступившую кровь, но капли проступили снова.

Ничего серьёзного, но Эрин вдруг ощутил непреодолимое желание коснуться, зажать нанесённую им рану. Рука потянулась к чужой шее сама собой, мазнула по горячей коже, оставляя алый след на пальцах.

— Настоящая, — пробормотал он, толком себя и не слыша. — Прости...

Эрин ожидал чего угодно, вплоть до хорошей оплеухи. Однако незнакомец лишь дёрнул бровью, качнул головой, усмехнулся краем рта.

— За что, за эту царапину? Ерунда, через полчаса заживёт.

Он поднял руку, вытащил из волос Эрина веточку кизила, невесть как там очутившуюся.

— Ты меня прости. Не хотел напугать.

Ему не кажется. В кои-то веки незнакомец оказался живым человеком, а не тёмной дымкой из видений.

Более того — знакомым его пса, который охотно дал себя погладить, стоило только нежданному гостю протянуть ладонь. Впервые за все восемь лет, что они провели вместе, его адский пёс кого-то к себе подпустил.

— Его зовут Бальтазар, — зачем-то сказал Эрин на фейском. Тряхнул головой, отчего непослушные кудри упали на глаза, вынуждая повторить жест. И добавил уже по-эрмегарски: — Это грим.

— Правда? Пять лет здесь живу, а грима вижу впервые, — незнакомец улыбнулся, не переставая гладить Бальтазара — тот вилял хвостом так радостно, будто встретил давнего друга. — Эй, Балти, ты слишком милый для грима!

А ведь и впрямь милый. Разумеется, если не знать, во что этот славный пёсик превращается при малейшей угрозе.

— Ты ему нравишься. Почему-то.

Улыбка сползла с лица незнакомца — точно солнце скрылось за тучами.

— «Почему-то»? — переспросил он эдак негодующе. — Побойся Хладной, маленькая фея, неужели я такой стрёмный?

— Что?

Внезапный вопрос сбил с толку, ошеломил. Заставил отступить на пару шагов назад, отвернуться, чтобы скрыть внезапно запылавшие от стыда щеки. И поди пойми отчего — Эрин ведь не сказал ничего такого и обидеть вовсе не хотел, просто…

Просто он настоящий. Разговаривает с ним, хотя не должен. Вообще ничего не должен, лишь раствориться в воздухе, как делал столько раз до этого.