3.

Утром Томас был рад подаренному огромному набору «Лего», оказавшемуся в большой коробке, и страстно просил взять его с собой в сад, чтобы там поиграть. Но Микки умел настаивать на своем и пообещал сегодня вечером поиграть вдвоем с этим набором. А от торта сын был еще в большем восторге, рассказывая по дороге, кого из няней и воспитателей он обязательно угостит, таща квадратную коробку сам и подпрыгивая на ходу.

Этот день на работе получился нервным, что называется, вторник не задался с самого утра, известие о поломке машины, которая доставляла спортинвентарь, пришло через полчаса с начала рабочего дня и Микаэлю пришлось решать эту проблему, разыскивая другую машину, свободного водителя, грузчиков, чтобы перегрузить инвентарь в восьмидесяти километрах от города, созваниваться с клиентами, объясняя форс-мажорную ситуацию, и под конец дня, когда все к взаимному удовольствию разрешилось, он чувствовал себя не просто уставшим, а будто лично разгрузившим эту чертову машину. Вообще-то это была не работа секретаря, но все в компании знали, что он на месте Нэйти временно, и как только подвернется возможность, будет заниматься как раз поставками оборудования, поэтому ему иногда приходилось отвлекаться на дополнительную работу, пока часть сотрудников была в летних отпусках.

Когда омега забрал сына из сада, у него не осталось сил ни в аптеку зайти, как он планировал, ни забежать в магазин, и доплетясь до квартиры, Микки на минуточку присел отдохнуть и просто вырубился, заснув. Проснулся от того, что кто-то вскрикнул.

— Томми! Том! — позвал он сына, желая убедиться, что с ним все в порядке.

Тот примчался, ярко сияя глазами:

— О, ты уже проснулся? А мы с Тимми на кухне играем в лего! Па! Тимми такой классный! — Томас торопился и проглатывал слова от возбуждения, чего с ним не было уже очень давно.

Микаэль сонно поморгал глазами, зевнул и переспросил:

— Какой Тимми? Тимми? Ты что, впустил в квартиру чужих людей, Томас?

Он поднялся с неразобранного дивана и пошел вслед за сыном, который тянул его за руку на кухню. Там обнаружилась теплая компания из Эдварда и Тимоти и наполовину выстроенная огромная крепость из Лего по центру комнаты. Стол был отодвинут к окну, под ним сидел золотоволосый кудрявый омега и расставлял фигурки на трех готовых башнях, а его отец прямо в шикарных костюмных брюках стоял коленками на полу и скреплял конструкцию блоками.

— Добрый вечер, Микаэль. Извините, что разбудили. Мы просто шли мимо и решили зайти с Тимом к вам в гости. — Он, извиняясь, развел руками с зажатыми кубиками лего в обеих ладонях.

— Отец, не ври! — тут же выдал его сынок. — Я давно тебя просил прийти в гости к Тому.

Микки оторопело осмотрел разгром на кухне, мельком заметил Лапушку, сидящего в углу крепости, и снова посмотрел на гостей. Его Томми был счастливым, разрумянившимся, глаза горели от радости, и за это можно было простить все прегрешения незваным гостям.

— Тимми, ты решил вернуть Лапушку, — удивленно и сонно смотрел Мик на чужеродных для этой кухни альфу и ангелочка.

— Неа! — помотал головой тот. — Папа уговорил меня играть в Лапушку по очереди. Мы будем с ним делиться, — он кивнул головой на Томаса.

— Тимми! В присутствии человека нельзя говорить о нем в третьем лице! — наставительно сказал Том и взрослые синхронно фыркнули, причем Микки — радуясь, что сын запомнил это правило, а Эдвард — удивленно, что детсадовский парень оперировал школьными знаниями.

Конечно же, Микаэль учил сына читать, писать и некоторым правилам, но именно эту фразу Томас запомнил дословно, не понимая правила, запомнив лишь суть. Пока этого было достаточно, и он погладил сына по отросшим волосам, отметив, что его пора отвести в парикмахерскую, вот только не знал, откуда выкроить деньги. А еще Микки не знал, как дружить с альфой, тем более начальником, который в домашней обстановке преобразился во взрослого мальчика и с огромным удовольствием строил башни с детьми, отлично находя общий язык с обоими.

Муж отучил своего омегу дружить с альфами и бетами, да и омег в его окружении оставил не так много. Но Мику не требовалось много друзей, у него имелся один самый надежный, остальные просто знакомые, и ему хватало. Некогда было ему этим заниматься, работая и воспитывая сына, обслуживая мужа. Именно это — разрушившаяся жизнь и разлетевшиеся в клочки многолетние устои так подкосило всегда веселого и жизнерадостного омегу под корень.

Теперь все приходилось отстраивать заново, в том числе и себя. Он с трудом выкарабкивался из той бездны, в которую его столкнул Трент, когда однажды наутро после окончившейся течки объявил ему, равнодушно глядя на засосы, оставленные на его теле еще этой ночью, что он разводится с Микки и женится на Илиасе. Он влюбился, как пацан и еще достаточно молод, чтобы не прозябать всю оставшуюся жизнь с таким, как Микаэль — никаким омегой. Нет, он хороший и достаточно красив пока, но Трент перегорел и потерял вкус к жизни. А с Или он просто возродился и помолодел. К тому же тот беременен первым ребенком, и он не может бросить его в такой ситуации.

«Ты же не хочешь, чтобы мы всю оставшуюся жизнь продолжали жить вместе, ненавидя друг друга?» — воодушевленно спросил муж, а у Микки в голове почему-то было пусто и только перекатывалось одно слово «про-зя-бать» в разных вариантах и ударениях.

Микки встряхнул головой, отгоняя ненужные сейчас воспоминания, и еще раз оглядел кухню. Пусть он не умел дружить с альфами, но руководить у него получалось неплохо, судя по последней работе, с которой его не хотели отпускать, уговаривая остаться.

— Ну что же, а теперь у нас по плану ужин, который нужно приготовить, поэтому сейчас проведем операцию «Передислокация», — решительно сказал он, обходя Эдварда за спиной впритык, пробрался к столу, снимая с него баночки со специями и протирая полотенцем столешницу.

— Вы, — он ткнул пальцем в спину начальника, — снимаете верх стола и кладете его на пол. На него перебазируем вашу крепость и перенесем, чтобы не сломалась, в комнату. А вы оба, — кивнул он детям, — марш в зал и готовьте место для крепости. Томас убирает лишние вещи по местам, Тимми складывает игрушки.

— Урааа! — закричал Том и захлопал в ладоши, Тим, глядя на него, тоже подхватил боевой клич, и они помчались, громко топоча, в комнату.

— Вам бы в армии служить, — хмыкнул Эдвард, закатал рукава рубашки и послушно снял столешницу, опуская на пол. — Мне очень неловко вас просить, но… — он замялся, глядя в спину Микки, открывшего холодильник и просчитывающего как раз варианты того, что можно приготовить, чтобы сытно накормить двух детей и двух взрослых. А главное — быстро. Поэтому он не сразу понял, о чем, понизив голос, говорит мужчина.

— …плохо ест, похудел, не спит по ночам и потерял интерес к жизни. Он очень скучает по папе, но тот сейчас с угрозой выкидыша и сильнейшим токсикозом лежит в заграничной больнице и отдал мне Тимми на время, а у меня не получается его заменить. Можно мы поужинаем с вами? Я за… — запнулся он, но все-таки продолжил, глядя в офигевшие глаза Микаэля, — я заплачу. Может быть, заказать из ресторана? Здесь на углу неплохой ресторанчик итальянской кухни.

— О, господи! — Мик в ступоре никак не мог подобрать вежливые слова, которые почему-то вылетели из головы, и решил сказать напрямик, так, как думал. — Хватит тыкать везде своими деньгами! Это просто невыносимо! Вы унижаете походя, даже не замечая этого. Вам вообще бывает стыдно? — он набирал в кастрюлю воду, ставя ее на плиту, а потом развернулся и посмотрел в карие глаза, в которых была решимость и отчаяние, но ни капли стыда или заигрываний, как можно было бы предположить.

— У меня есть чем накормить детей и нас с вами, и пусть это будет не так, как в ресторане, но зато еда будет домашняя и полезная. Но если вы еще хоть раз вздумаете предлагать деньги, больше двери нашего дома перед вами не откроются. И перед Тимоти тоже, уж извините. А сейчас мне понадобится ваша помощь: относите замок в комнату и верните столешницу на место, мне не на чем готовить.

Картофельное пюре с обжаренной курицей, — которую, кстати, Мик собирался растянуть на всю неделю, готовя супы, — салатик из свежей капусты с морковкой дети уплетали, глядя друг на друга, за обе щеки, наперегонки, и даже без похвалы было видно, что им вкусно.

Эдвард тихо млел, глядя на сына, боясь спугнуть, но, забывшись, тоже уминал еду довольно бойко.

— Представляете, дядя Эдик, папа не любит куриные ножки! — прожевав мясо, похвастался Том. — Главное — раньше любил, а потом сказал — как отрезало, не вкусно и всё! А я не понимаю, как можно их не любить? Они же такие вкусные. Это всё равно как разлюбить мороженое. Я никогда не разлюблю есть мороженое! — засмеялся он.

Тимми подхватил:

— И я! И я! Я тоже никогда не разлюблю мороженое! — обгрызая куриную ножку, держа за косточку, в точности копируя Тома.

Микаэль справился с краской, бросившейся к щекам, и подмигнул Эдварду, подавившемуся и отодвинувшему от себя тарелку:

— У нас принято доедать все, что в тарелке.

Затем обернулся к Томасу, — Детка, я же объяснял тебе, что с возрастом вкусы меняются. Вспомни, как тебя нельзя было уговорить съесть виноградинку, ты вообще ничего, кроме яблок, есть не хотел. А сейчас ты вон сколько нового полюбил. А на десерт у нас торт для тех, кто все съел! — перевел разговор Микки и встал из-за стола, ставя чайник на огонь и доставая торт из холодильника, чтобы тот немного нагрелся. От сегодняшнего праздника в саду осталась четверть торта, но этого им хватит с лихвой, он был огромный, раза в три больше обычного.

Прощаясь, дети обнимались, Томас что-то шептал на ушко тихонько хихикавшему Тимми, а Эдвард протянул руку Микаэлю, благодаря за проведенный вечер.

— Я так понимаю, нам теперь придется дружить детьми? — улыбнулся Мик, пожимая руку своему начальнику.

— Это ненадолго, месяц-два, я надеюсь, — серьезно сказал тот, поглядывая на розовые щечки своего сынишки. — Я вам очень благодарен и хотел бы завтра пригласить вас с Томасом к нам в гости. У вас все-таки тесновато.

— Благодарю вас, господин Честер. Мы подумаем, — так же серьезно ответил омега.

«Дядя Эдик» — вспомнил он и захохотал, закрыв дверь и прижавшись к ней спиной.

Но что правда, то правда — Томас эту ночь спал спокойно, даже ни разу не проснувшись. Перекрестное лечение детьми действовало, а это главное.