4.

Прежде чем читать на ночь сказку, Микаэль погладил по волосам переодетого в пижаму и крепко обнимающего Лапушку Томаса по голове:

— Сынок, никогда, никогда-приникогда не открывай никому дверь. Даже дяде Эдику. Нужно было разбудить меня.

Пугать малыша не хотелось, но они одни в чужом городе и надо быть начеку.

Томми часто-часто заморгал, и Микки, видя, как возвращается нервное возбуждение сына, заставил успокоиться плеснувшийся в душе страх, прилег рядом и поцеловал его, успокаивая.

— Я люблю тебя крепко-крепко, сынок. Ничего не бойся. Я с тобой. Просто нужно быть немножко осторожнее. И научиться говорить «нет». Даже взрослым, особенно если они просят открыть дверь.

Томас сопел носом ему в плечо, и ситуацию надо было спасать. Так, чтобы не испугать нервничающего ребенка еще больше, но, тем не менее, научить его противостоять чужим дядям.

— Давай, Томми, скажи мне «нет». Это просто. — Микаэль лег головой на подушку, глядя в карие отцовские глаза и по нахмуренным бровям понимая, что ребенку непонятна эта игра.

— Ты любишь кинзу, детка? — решил помочь ему.

— Нет! — удивленно ответил сын.

— Отлично получается. А змею погладил бы? — заведомо провокационные вопросы задавал Мик.

— Фууу! Папа! Нет, конечно же!

— Двери будешь открывать чужим? — внимательно посмотрел он на сына.

— Нет! — уже уверенно ответил Том.

— Мороженое завтра купим?

— Нет! — радостно на автомате ляпнул сын, принимая условия игры, и тут же спохватился:

— Ой! Ну папаааа!!! ДА! Дааа! Купим! Мы же завтра пойдем к Тимми в гости? — просительно нахмурив черные бровки домиком, заканючил он.

— Посмотрим на твое поведение, сынок, — улыбнулся Микки. — А теперь читать и спать.

***

Микки чистил зубы и смотрел на себя в зеркало отстраненно, оценивая, как товар в магазине, свои потускневшие светлые волнистые волосы, которые он раньше старался распрямлять, но после ванны они всегда подпрыгивали тугими пружинками, чем неимоверно злили. Серо-зеленые в коричневую крапинку глаза, которые ему всегда казались странными, особенно когда они меняли цвет, становясь то чуть зеленее, то серее. «Невнятного цвета» — говорил Трент. Слегка крупноватый для омеги нос, обычные губы. Выпирающие ключичные косточки и тонкая шея. Вот и все, что он видел в зеркало. Микки никогда не считал себя красивым, но и уродом не был. Обычный, каких много, омега. «Вот если бы его приодеть» — мелькнула отстраненная мысль о худощавом омеге в зеркале, и он расхохотался, вспомнив, как пару лет назад приоделся для мужа во все черное, встречая его у двери в вызывающей позе, прислонившись спиной к косяку, эротично согнув ногу в босоножке черного цвета на огромной шпильке, опершись ею о косяк, а руку закинув за голову, перебросив свои длинные волнистые волосы через плечо на приоткрытую грудь в длинном вырезе кружевного боди, одолженного Мэтью.

Микки тихо посмеивался, глядя на белый потолок ванной, потому что в зеркало смотреть было стыдно.

Муж высмеял его тогда, навсегда отбив желание повторять что-либо подобное.

Поэтому мысль о «приодеть» даже не зацепила, привычно скользнув мимо. Он твердо знал, что никакая одежда не превратит его в молодого и счастливого омегу. Ему тридцать, у него нет денег, нет мужа, нет уверенности в завтрашнем дне.

«Стоп», — прервал он себя, вычесывая длинные, до пояса, влажные волосы, которые отращивал только потому, что, состриги он их коротко, как ему всегда хотелось, они тут же распушатся одуванчиком вокруг головы. — «Психолог говорил, что нужно говорить не о том, чего нет, а о том, что есть и в хорошем ключе», — решая отрезать лишнюю длину волос, чтобы не тратиться на моющие средства, Микаэль взял ножницы и вернулся к зеркалу.

«Итак, у меня есть любимый сын, есть хорошая работа, папа здоров. По-моему, это неплохой задел, у многих и такого нет», — отстригая первую прядь чуть ниже плеч, уговаривал себя омега. — «Опять же — у меня нет изменщика-мужа, нет ипотеки, нет долгов», — пряди падали светлыми мертвыми змейками в раковину и сворачивались. — «Я свободный омега, могу делать, что хочу — хочу стираю, хочу — глажу, не хочу, все равно стираю и глажу, главное, никто меня теперь не заставляет», — весело рассмеялся Микки и уловил в зеркале то счастливое лицо, каким оно было прежде, до ссор с мужем и развода.

Обрезать волосы удалось быстро, а вот на выравнивание ушло времени значительно больше. Но вьющиеся волосы тем и хороши, что неровности стрижки скрываются объемом и завитками. Будь у него прямые волосы, ему пришлось бы значительно сложнее.

Звонок от Мэтью, единственного близкого друга, застал, когда он помыл волосы и сушил их полотенцем.

Они всегда делились самым сокровенным, хоть у них были разные судьбы, семьи и характеры. Мэт давно предлагал ему развестись с мужем, потому что любви от Трента было не видно, да и вышел замуж Мик по залету. Трент был у него первым и очень нравился ему. А вот Мэт вышел замуж по любви и ребенок появился у них только через год совместной жизни.

Переговорив о новостях, Мэт, как всегда, поинтересовался:

— Неужели тебе не хочется ластиться и, черт побери, просто схватиться за сильные плечи, уткнуться в шею и тупо сидеть с близким человеком? Пусть и молча, раз уж ты так не любишь говорить…

Мэтью был нежным цветочком и не мыслил жизни без своего обожаемого Дилана. Ему казалось, что всем должно хотеться крепкого надежного плеча рядом. Но Микки был другим, он по натуре был одиночкой и случившийся развод еще больше заставил его замкнуться в своей раковине, никого не подпуская туда, к мякотке. За две недели здесь к нему, конечно, подкатывали и альфы, и беты, но он со всеми держал себя отстраненно и ровно, выдерживая дистанцию и сугубо рабочие отношения.

— Не хочется, Мэтью, поверь. Мне хочется, чтобы меня все оставили в покое.

— Ну, это как раз неудивительно. Твой Трент отучил тебя радоваться жизни и сделал из тебя замкнутую улитку. Ты мне вот лучше скажи, в чем ты ходишь? Опять наплевал на себя и одеваешься абы как? А ведь ты секретарь и лицо фирмы. Я тебя помню чудесным, миловидным, прехорошеньким омегой. Не позволяй себе скатываться в жуткое омежище. Пообещай мне, что будешь следить за своим внешним видом! Пообещай немедленно, или мы завтра же приедем к тебе всем составом — Я, Дилан, крошка Ру и тот, кто живет во мне!

— Мэт! Мэтти, ты беременный? — Микаэль радостно охнул. — Милый, поздравляю! Я так за тебя рад, солнышко!

Ощущения тягот беременности со временем поблекли, но никуда не делись, и Микки больше не хотел детей. Ему тяжело дался этот период и роды, поэтому, когда Трент говорил, что больше им детей не нужно, он соглашался и действительно не желал повторения пройденного. Но за друга был искренне рад, потому что он был посконным натуральным омегой, любящим детей, и не мыслил жизни без большого количества малышни.

Засыпая, Микки еще раз прокрутил в голове разговор с другом и решил дать шанс тому бете из отдела сбыта, который чаще других ошивался возле него, говоря комплименты и робко улыбаясь при встрече. Как его звали, Микки так и не вспомнил.

Утром он порадовал Тома, что вечером они пойдут в гости к Тимми, успел заскочить в аптеку перед работой и затариться подавителями для предстоящей течки, которая, честно говоря, его пугала. Трент запрещал использовать подавители в это непростое для любого омеги время, потому что хотел насладиться мужем от первой до последней минуты, заставляя его брать неделю отпуска на это время. Поэтому так получалось, что в отпуске Микки никуда не ездил, и два раза в год проводил его дома, ублажая мужа. А подавители, со слов бывшего, плохо влияли на здоровье. Они пользовались презервативами, но два раза не убереглись и два аборта за шесть лет совместной жизни не добавили Микки спокойствия к предстоящей течке. Но он решил подумать об этом позже, ведь лекарства были под рукой и теперь ему не был страшен сбой в организме. Круглосуточный детский сад должен был приютить у себя Томаса на это время, поэтому Микки незачем нервничать — он подготовился и продумал все мелочи, а дальше будет действовать по обстоятельствам.

Папа Микки одобрил его план и был рад за внука, который нашел для себя друга и стал менее тревожным, чем когда они уезжали из родного города в неизвестность. Правда он предлагал другой вариант — приехать и побыть с Томом в это время, но срывать папу с насиженного места с его скачущим давлением Микаэль не мог. Это его проблемы и он в состоянии их решить сам.

Бета, которого звали Ричард, пришел в приемную к обеду, все так же скромно улыбаясь и робко поглядывая на омегу, отметив его новую прическу и цветущий вид.

«Без запаха, скромный, приятный молодой человек лет двадцати пяти», — анализировал Мик, отдавая отчеты за месяц бете. — «Ну, подумаешь, не горит у меня внутри при взгляде на него, и что? Что толку, что у меня полыхало при виде Трента, и где я оказался нынче? Спокойные отношения — это может быть как раз то, что мне сейчас надо», — подумал он и ласково улыбнулся Ричарду.

— Микаэль, как вы смотрите на то, чтобы выгулять сегодня вашу новую прическу и чудесный костюм? — попытался в ответ на улыбку пригласить на свидание бета.

— Отлично! — широко разулыбался Мик. — Могу одолжить вам костюм для выгула. А вот с прической будет сложнее.

Бета засмеялся и взял руку омеги, легко прикасаясь губами к кисти:

— Обожаю омег с чувством юмора!

— Так, Блед! Что здесь происходит? — раздалось грозно от двери. Эдвард Честер, не нарушая традицию появляться в ненужный момент, застыл большим и мрачным памятником самому себе. — Что за фривольности на работе? — сурово спросил альфа. — Ричард, вам хочется получить заявление о харассменте в службу защиты омег?

— Простите, я уже ухожу, — ретировался бета, делая руками жесты, что позвонит по телефону, и вышел за дверь.

— Микаэль, я бы вас попросил…

— Попросите! — перебил зама секретарь, удивляясь тому, что фривольно улыбается и позволяет себе не бояться ни начальства, ни его гнева.

— Я бы вас попросил на рабочем месте заниматься сугубо работой, — как ни в чем не бывало продолжил Эдвард. — И я пришел узнать, приняли ли вы наше приглашение с Тимми поужинать сегодня у нас? — понизив голос продолжил.

— В пять я заканчиваю работу, забираю сына из сада, так что в районе шести-семи часов мы можем поужинать у вас с Томми.

— Отлично. Тогда в пять мы с вами едем в сад за Томасом и сразу к Тимми. Он мне всю трубку уже оборвал в ожидании, когда вы приедете.

Нахрапистость альфы Микаэля не удивила, он знал эту привычку сильного пола думать, что всё во Вселенной крутится вокруг них и их желаний.

— Если жираф пил бы кофе, то, к тому моменту, как кофе дошел бы до конца его горла, он уже был бы холодным. Вы когда-нибудь думали об этом? Нет… Вы же только и думаете, что о себе… — холодно ответил Микаэль. — Вообще-то у нас с Томасом своя жизнь, в которую вы беспардонно влезли в обуви и своем модном костюме. Не думаете же вы, что мы, с целью облегчить вам жизнь, целиком и полностью будем жить теперь только в соответствии с вашими желаниями? Может, нам вообще к вам переселиться? — саркастично хмыкнул он.

Мику было жаль, действительно, очень жаль страдающего без родителя Тимоти, но у него был Томас, с которым необходимо делать уроки, читать, считать, в конце концов, Микаэлю надо заниматься обустройством их новой квартиры, а стирка и глажка тоже сама собой не делалась. Да и просто отдохнуть очень бы не помешало. Поэтому, когда глаза стоящего напротив альфы засветились, как будто тараканы внутри его головы зажгли фонарики и устроили дискотеку, омега понял, что не все альфы одинаково понимают сарказм, и к некоторым, особо сдвинутым на почве любви к детям, нельзя применять данный вид общения.

— А вы можете? — радостно-удивленно выдохнул взрослый, степенный мужчина, снова став похожим на того вчерашнего большого мальчика, который строил башни у него на полу кухни.

— Нет! — жестко сказал Микаэль. — Приезжайте за нами в семь вечера к подъезду. Раньше не получится. Нам надо еще сделать уроки.

Альфа медленно начал сдуваться и снова стал замкнутым строгим начальником, вынужденно подчиняясь этому «что он о себе возомнил» невзрачному омеге с командирскими замашками. Если бы не его сын…

Эдвард коротко кивнул, боясь раскрыть рот, чтобы не сорваться, и молча вышел за дверь.

Микаэль же вернулся к проблеме, от которой его оторвал бета, доставая письмо, которое не отвеченным завалялось в столе секретаря вот уже более полугода, судя по штемпелю. К письму степлером была прикреплена желтая бумажка с подписью «ответить».

Микки еще раз перечитал письмо с просьбой предоставить большую скидку на их оборудование для какой-то деревенской школы где-то в попе мира и начал писать ответ:

— «Вот уже шесть месяцев мы читаем и перечитываем ваше письмо…»

— Микаэль, — донеслось от двери шефа. — Зайдите ко мне, пожалуйста.

Шеф всегда был подчеркнуто вежлив, корректен, тактичен, просто мечта, а не директор, и Мик нарадоваться не мог, что ему повезло с руководством. На прошлой работе директор был нервным, орущим альфой, жутким трусом и перестраховщиком, и омеге было с чем сравнить.

— Присаживайтесь. — Шеф с интересом бегло глянул на секретаря, — У вас новая стрижка? Вам идет, — улыбнулся краешком губ. Эти законы о харассменте заставляли вести себя не просто осмотрительно, а так, как будто вместо омеги перед ним лежала бомба замедленного действия, и шеф крайне пунктуально придерживался принятых в их стране законов.

— Вы вчера отлично справились с проблемой, возникшей при доставке оборудования в «АльфаКорт». Учитывая то, что вы у нас новичок, и сразу включились в работу, заменяя отсутствующих сотрудников, я вынужден признать, что вы действительно годитесь на должность менеджера отдела снабжения. Четкие продуманные действия, быстрая реакция, коммуникабельность, и вы ни разу даже не обратились ко мне за помощью. Попахивает профессионализмом, — улыбнулся мистер Аластер и Микки слегка покраснел.

Его так редко хвалили, практически, кроме папы и Мэтью, некому было хвалить, поэтому было очень непривычно. Он просто делал свою работу, ну, слегка больше, чем свою, но ведь так и надо, он по-другому просто не умел.

— Вы знаете, мы подыскиваем секретаря, и как только найдем подходящего, обязательно для вас найдется место в отделе снабжения, а не найдется, значит придется создать единицу. В общем-то, за две недели вы успели влиться в коллектив и освоить, кроме должности секретаря, еще две — вместо отсутствующих коллег разобрались в продукции, умеете общаться как с поставщиками, так и с клиентами. Знаете, мне сегодня звонили из фирмы «АльфаКорт» и вместо выговора благодарили за оперативное решение форс-мажорной ситуации. Честное слово, мне хотелось представить вас к награде, — засмеялся шеф, видя, как мучительно воспринимает комплименты, точнее, заслуженную похвалу, а не оценку внешнему виду его секретарь.

— Увы, к наградам я никакого отношения не имею, а учитывая ваше семейное положение и недавний переезд в наш город, хочу стимулировать вас к дальнейшей плодотворной работе в нашем коллективе и премирую вас путевкой на четыре дня в семейный санаторий «Озерный». На двоих с сыном. В четверг заезд, в воскресенье — выезд. Что скажете?

Микаэль растерялся, потому что не привык ни к подаркам, ни к такому отношению, когда сотрудники поощряются. Он четко знал, что есть зарплата, есть тринадцатая зарплата в конце года, и премия ко дню омеги. Но вот так… Если бы он хоть на мгновение поверил, что шеф имеет виды на него, но ведь нет никакого флирта, ни намека на ухаживание или расплату.

— Так четверг уже завтра! А кто же работать будет? — удивленно уставился совиными глазами на Альфреда.

— Сегодня двое вышли из отпуска, вот они и будут, — директор принял деловой вид, возвращаясь к работе. — Заодно передадите им дела, введете в курс дела. Вам еще собраться нужно, так что больше не задерживаю вас, Микаэль.

— Мистер Аластер! В столе секретаря я нашел письмо полугодичной давности из деревенской школы с просьбой о большой скидке на спортинвентарь. Не могли бы вы посодействовать школьникам? — Микки проникся проблемами неизвестных ребят, омеге очень хотелось им помочь.

— Давайте письмо. Разберемся. — хмыкнул директор, еще раз просканировав секретаря с ног до головы.

А от свидания с бетой пришлось отказаться. И Мик понял, что радостно выдохнул, ни капли об этом не жалея.