5

Эту ночь спали беспокойно. То ли от голода, то ли от накопившегося напряжения, то ли алкашка так подействовала. К звукам леса все относительно уже притерпелись, но иногда от резкого уханья или стрекота даже у альф поджимались яички или дергалась рука. А так как спали в два ряда, впритык, то и просыпались по принципу домино сразу несколько человек.

— Ну хули вы там вертитесь? Кто там? Кому там, бля, не спится? — пробурчал Юрка, приподнимая тяжелую от выпитого голову. В дверном проеме виднелось черное небо и звезды. Значит, еще можно поспать.

— Фух… Да приснилось, что мой супруг, пока я здесь, распродает мои инструменты по тем ценам, что я ему сказал.

— Голос Акуилы подрагивал, как у человека, перенесшего сильнейший стресс. Он, как и все, поделился, зачем приехал на остров, и для него важно было словить вдохновение. По ходу, вряд ли ему тут попрет что-то кроме панической атаки или приобретенных страхов. Хотя кто этих музыкантов знает — может, начнет писать мистическую заунывную музыку. Утро снова встретило Юрку невыспавшимся, голодным и злым в виде тормошащей руки Мики.

— Вставай! Тихо! — Мика прижал палец, пахнущий сигаретами, к Юркиным губам.

«Ни свет ни заря, — подумал Юрка и поплелся вслед за ведущим к вагончику. — Кто бы знал, как трудно делать добрые дела». Две кружки кофе и парочка сигарет взбодрили его, и нормальный теплый душ он принял, уже значительно повеселев. Визажисты его крутили-мазали-красили параллельно-перпендикулярно и укладывали волосы минут сорок. Маникюр делали в процессе. Юрка чувствовал себя господином с толпой рабов. А если бы они не торопились и не дергали иногда за волосы, он бы еще и насладился. К моменту, когда взошло солнце, он уже был наряжен в какие-то цепочки на голое тело и скрипел зубами от непривычки ходить обнаженным среди полуодетых людей. Но стискивать зубы ему тоже запретили, чтобы помаду не смазать — все было нюд, на естественный манер, но сколько пришлось наложить и намазать, чтобы выглядеть естественно, Юрка даже подсчитать не мог. А дальше пошел цирк с конями. Юрка не только не мог сесть или выгнуться, как надо было Мике и фотографу, — он не мог ничего сделать красиво. Чисто дерево деревом — сплав бревна по реке, не иначе. Солнце поднималось над уединенной бухтой, где проходили съемки, бликами по воде пуская зайчики от стразиков и бус, слепя глаза, Юрка потел, пыхтел, ведущий курил сигарету за сигаретой, а толку не было. Пока Мика не взял все в свои руки.

— Отошли все! — скомандовал он, похлопав в ладоши над головой. — Модели нужно расслабиться. Отдохните десять минут под пальмами. А мы тут… сами.

Это «сами» отдалось у Юрки не в мозгу, а в животе неясной тревогой. Особенно после того, как ведущий опустился рядом на песок, изящно подобрав ноги под себя, и взял его ладони в свои.

— Выдыхай давай! — сказал Мика. — Вдох-выдох. Ну! Плечи расслабь, ноги чуть шире расставь, брови не хмурь.

Он прошелся мягкими теплыми ладонями по обнаженной Юркиной груди, приласкал шею тонкими пальцами:

— Давай, детка, расслабь мышцы лица.

Юрка медленно-медленно выдохнул, стараясь не думать о своем падении ниже плинтуса, откинув мысли, что вот он голяком сидит в блестках и стразиках среди толпы мужиков, и прикрыл глаза. Голос Мики мягко обволакивал его сознание, помогая впасть в нирвану.

— Ты как будто в кино не снимался никогда! У вас там с Дэдэ, который шейха играл, говорят, чуть ли не секс прямо на камеру был, а тут стесняться тем более нечего. Вот, уже лучше. Губы не поджимай!

— А как не поджимать? — возмутился Юрка. — Вытащили ни свет ни заря, усадили в воду, как младенца, голой жопой, а она еще не прогрелась как бы! Вода, я имею в виду.

Он думал — пятнадцать минут позора, и свободен, но время шло, а позор не кончался. Мика, сидя тут же, на песке, поднял бровь с сомнением:

— Не утрируй. Ладно, давай по-другому. Губы только приоткрой.

Заебись, подумалось Юрке, когда пальцы Мики растрепали его укладку в восхитительный творческий беспорядок, затем вплелись в волосы и осторожно надавили на затылок. Он все еще не догадывался, что от него хотят, но понял, едва по губам, а затем и между ними скользнул язык Мики. Поцелуй был со вкусом сигарет и мятной жвачки, а по ощущениям… То ли Мика умел целоваться, то ли Зойка не умела, но у Юрки такое — до онемения в конечностях — случилось впервые. «Самые сексуальные губы» вполне оправдывали свой титул и были такими теплыми и мягкими, что Юрка издал странный скрипящий звук от удовольствия. Качнулся вперед, обхватил ладонями лицо Мики и выяснил, что тот заслужил еще и звание «Самый умелый язык». Отстранился сам, потому что до стояка и в прохладной воде было недалеко, глянул вблизи на довольную ухмылку и хитрые блестящие глаза и подавился очередной колкостью. — Мальчики! — Мика взмахнул рукой, но смотрел по-прежнему на него. — Работаем!

Так Юрку и засняли: море, еще не яркое солнце, голубые волны, песок, сверкающие камни в ожерелье, зацелованные губы и растрепанные волосы. Идеально. По понятным причинам после фотосессии Юрка чувствовал себя разбитым и неудовлетворенным, влезая в свои штаны с завязками и немаркую футболку, которые выгорели и зазеленели пятнами, не отстирывавшимися ни в морской, ни в обычной воде. Странный организм — с виду мужской, а по сути женский. Юрка никогда, ни на минуточку не забывал об этом, потому что категорически не хотел однажды утром проснуться и понять, что станет мамо-папой и ему придется выталкивать из себя человека через многострадальное не то место. Странный организм и вел себя странно. Юрке не мог нравиться этот мужчина, а телу — нравился. И его прикосновения, и тембр голоса, и внимание, и многозначительные улыбки — все это находило отзыв в теле потеплением, покраснением, утяжеляющимся дыханием. А вот мозг в это время саркастически выдавал: вы еще потрахайтесь давайте! Вот с Бьяртом было наоборот — тело на него не реагировало так остро, а мозгу он нравился. Как обычный мужик, как, может быть, будущий друг, на плечо которого можно опереться в трудную минуту. Вот только логика начинала хромать — друг может натянуть его на раз-два и сделать папочкой, а омега — ну на что способен Мика? Юрке же нравилось смотреть лесбийское порно. Зойка показала как-то раз, и понравилось. Вот и здесь, может, так же? Когда он понял, о чем думает и к чему это может привести, тут же погрустнел.

***

— Куда забрали? — нахмурился Бьярт.

— Не знаю, он говорил вчера о каком-то индивидуальном задании. До обеда вернется, — пожал плечами Стеф.

— Знаю я эти «индивидуальные» задания, — произнес Бьярт ворчливо. Альфья натура брала свое: он вдруг начал беспокоиться об этом омеге. В основном потому, что тот, как выяснилось, был распиздяем, причем наивным, что Бьярта почему-то обрадовало. Экранный Юми ему совсем не нравился. А тут… Возможно, тот и играл очередную роль, но Бьярту все же казалось, что так сыграть нельзя. Даже средние актеры могли вытянуть роль царя или исторической личности: знай себе корчи величественную морду, а вот дурака сыграть дано было не каждому. Такого простодушного и искреннего — тем более. То, как смотрит на Юми ведущий, Бьярт отметил еще вчера, и эти кокетливые взгляды из-под полуопущенных ресниц ему не нравились в том числе. Конечно, Мика тоже был далеко не так прост, каким стремился казаться, но своего шанса «релакснуть» кого-то тоже не упустит. Даже невзирая на то, что Юми омега. На завтрак Нильс явился за руку с обезьяной, которая на задних лапах доставала ему до середины груди. Покрытое рыжеватой шерстью создание довольно щерило желтоватые клыки и цеплялось за Нильса длиннющими пальцами, создавая смешной контраст — черный волосатый альфа и не менее волосатая рыжая обезьяна.

— Ты совсем ебу дал? — удивился Акуила. — Это что?

—  Знакомьтесь, Лора, — как ни в чем не бывало ответил Нильс. — Она вчера забрела в нашу хижину и теперь не хочет уходить.

— Это что ж ты с ней делал, что она уходить не хочет? — хмыкнул Бьярт.

— Да ничего! Но она классная. Она вытащила весь мусор из моих волос, пока я спал. Сожрала муравьев, которые кусали нас. А еще мы нашли бананы — Лора может залезть на самую верхушку, мы их сняли и положили вон там, под ветками.

— Ребят, вы слышали? — протянул Руфик. — Он уже говорит «мы»! Это финиш. Нильс, ты же в курсе, что СПИД пришел от мартышек?

Нильс закатил глаза, поворчал еще по поводу идиотских шуточек ниже пояса и тоже сел у очага. Лора, покопавшись в мусоре, добыла палочку и ушла к муравейнику под хижиной: тыкала в него, а когда насекомые атаковали прутик, совала его в рот.

— Ишь ты! — сказал Руфик. — Умная!

— Тест на IQ у нее, я считаю, баллов на шестьдесят будет, — произнес Нильс. — Около семи процентов людей имеют легкую форму умственной отсталости и уровень IQ от пятидесяти до семидесяти. Они обучаются в специальных заведениях, однако способны позаботиться о себе сами и являются относительно полноценными членами общества — как ты, Руфик. А раз ты можешь обходиться без опекуна, значит, и она может. — Ах ты… — начал было тот, но его придержал за локоть Мойша:

— Таки давайте без ссор, господа. Не разлагайте коллектив.

— А вы тоже спелись уже? — заметил Коли.

— У них вчера был прекрасный дуэт в кустах, — сообщил Стеф, облизывая пластиковую ложку, которой помешивал бульон с крабами. — Мне Юми рассказал.

— А, вот почему так креветками воняло! — проговорил Коли.

Руфик побагровел. Соленой водой смыло все искусственные запахи — парфюм и дезодоранты, поэтому каждый благоухал теперь так, как изначально решила природа. — Воняло? — просипел он.

— Пахло, хотел он сказать! — торопливо произнес Мойша. — Я вот люблю запах креветок, как его можно не любить?

— Ты меня поэтому вчера трахнул? — вскинулся Руфик, а Бьярт проглотил от неожиданности маленького краба целиком. — Потому что я креветками пахну? Ну ты и уебок!

Орали они друг на друга до самого обеда. Вернее, орал Руфик, а Мойша утихомиривал его, задабривал, подлизывался. Бьярт с Нильсом и неожиданным помощником — Лорой — смастерили за это время ловушки для рыбы из мягких прутиков, с которых Лора сняла зубами тонкую кору.

— Загончик, — сказал Нильс. — Мы с дедом такие делали. Приманку положить, и готово. Рыба заплывает, а выплыть не может, потому что прутики торчат с обратной стороны. Ловушку они установили на дне бухточки, в тени между камнями, проверили на устойчивость и двинулись обратно. Лора бежала следом на четвереньках, потом вскочила на задние лапы и снова ухватилась за штанину Нильса.

— Смотри-ка, опять! — кивнул тот вперед, и Бьярт увидел выходящего из лодки ведущего. Шедшие следом альфы тащили ящик с неизвестным содержимым.

— Так вчера только конкурс был! — возмутился Бьярт, приблизившись. Мика, остановившись, развернулся и смерил его взглядом в духе «сейчас я подумаю, стоит ли тебе отвечать, и не факт, что отвечу вообще».

— Это не для конкурса. Это ваш заслуженный, хоть и не вами лично, приз. А поблагодарить можете… — он осмотрелся. — Юмодзи. Где Юсис?

— Мы думали, что он на «индивидуальном» задании и вы в курсе, — произнес Бьярт.

— Он был. Но должен был вернуться часа три назад. Или… Вот придурки! Говорил же снести на хрен это капище!

Оживленно жестикулируя, Мика зашагал обратно к лодке, приказав одному из альф остаться и сторожить ящик. Бьярт переглянулся с Нильсом. Нильс — с обезьяной. Обезьяна сделала губами чмокающий звук.

— С ним проситься бесполезно, да? — вздохнул Бьярт.

***

Внезапно раздавшееся улюлюканье, свист и нехарактерный для уединенного острова шум в джунглях прервали неприятные мысли Юрки и сделали их еще более неприятными. Он не желал никого видеть и после фотосессии ушел к водопаду, а затем, задумавшись, еще дальше, дойдя до скрытой лианами площадки. Хотелось побыть одному и подумать над ебаторией, которая случилась в его жизни, и как с ней бороться. Он же не пидор! Так откуда в нем пробуждалась такая дрожь и томление от поцелуев Мики?..

Окружающих его людей с расписанными телами и лицами, в перьях, с копьями и прочими индейскими атрибутами можно было бы принять за настоящих индейцев, но Юрка же знал, что здесь снимается шоу. Значит, это кто? Актеры, вот кто. Вели они себя очень по-индейски, первобытно. Трогали его пальцами, рассматривали с неподдельным, детским каким-то интересом, как будто действительно редко видели белокожих людей. «Вот это профессионализм! Вот это актерский талант! — поеживаясь от прикосновений, думал Юрка, присматриваясь, как те это делают — резкие, как у птиц, повороты головы, откровенные взгляды, жесты, звериные повадки… Да и воняло от них не как от других людей, которых он успел встретить в этом мире. — Жиром, что ли, намазались?» — подумал Юрка и сморщил нос.

Тут же раздался грозный окрик: «Хальт!» — и все отступили от него, оставив в покое, но держа в круге и начав постукивать копьями о землю. Ритмично, слаженно, как будто каждый день так делали. Еще Юрка заметил, что здесь только альфы и беты. У тех, кто постарше, — сморщенная кожа возле глаз, будто никогда не видевшая очков. Коридор из тел расступился, и в конце его оказался импозантный — если можно применить это слово к голому раскрашенному индейцу — альфа. Его головной убор с перьями был самым большим и красивым, юбка из листьев пестрее и ярче. Видимо, играет вождя, догадался Юрка, выросший на фильмах про войну и индейцев. Что-то его смущало — то ли странно знакомые слова, проскакивающие в гортанных окриках, то ли реальность происходящего. Но сопротивляться он не стал, когда его подвели к пироге и усадили напротив «вождя».

— Ну, надо так надо! — устраиваясь в лодке, ухмыльнулся он, больше переживая, что продукты привезут без него и мясо, а также ведро мороженого сожрут и ему не оставят. Но расслабился и постарался получить удовольствие, и уже буквально через полчаса поездки вежливый и суровый вождь провел его под руку сквозь строй ярко разряженных омег, встречающих их на соседнем острове. Уворачиваться от бросаемых на них с вождем цветов получалось с трудом, но он улыбался приветливо — люди же работают, надо уважать чужой труд. «Ни хрена себе, сколько статистов набрали, это ж баблища вбухали дохрениллион! — удивлялся Юрка, крутя головой и разглядывая довольно реалистичные хижины и быт очень загорелых «индейцев», отличавшийся строгим порядком и чистотой. — Да еще и подходящих подобрали — узкоглазых, меднокожих, с длинными черными волосами».

Единственно, что бесило, — он все еще никак не мог понять этого конкурса — что от него требовалось. Если бы он был в своем мире, то некоторые слова идентифицировал бы как немецкие, претерпевшие некие изменения: красивый, симпатичный, жених, свадьба, богатый. Но нет же, хрень несусветная! Где он, а где немцы? Усадив Юрку, как дорогого гостя, рядом с собой, во главе богатого стола, вождь начал трапезу, обращаясь ко всему племени. Приехавшие с ним молодые альфы взревели, поднимая руки вверх, и победно застучали кулаками по столу. Блюда с рыбой, овощами и фруктами подрагивали, подскакивая. Юрка ничего из происходящего не понимал, стараясь украдкой утирать капающую слюну. Он и не знал, что подлый организм может выделять столько слюны, что он не будет успевать сглатывать. Хотелось наплевать на все приличия и начать жрать руками, давясь и не жуя, запихивать себе в рот все подряд, как тот акулий глаз, который он толкал в рот Коли, но он превозмог себя — он же русский мужик, а не желудок на ножках… Ему пришлось подождать, пока вождь упомянет всех по очереди, торжественная речь закончится и можно будет приступать к еде. Есть пришлось палочками, и Юрка воздал хвалу Зойке, которая заставила его научиться пользоваться японскими палочками, когда они заказывали роллы и суши. Он-то поначалу все вилкой ел и не стремался. Но она подловила его на обычное «слабо», и Юрка очень быстро просек, как ими пользоваться.

Сейчас он старался выбирать средние куски — маленькие были выше его сил, большими было неудобно оперировать и можно было подавиться, а средние очень быстро проглатывались и доставляли неземное блаженство и приятное насыщение. То, что обращаются именно к нему, он понял, когда наелся и отвалился, выкатив из-под футболки округлившийся живот, и сыто рыгнул, тут же ойкнув и прикрыв ладошкой рот. Вождь одобрительно гортанно вскрикнул, хлопнул легонько по предплечью, очевидно нисколько не расстроившись от неприличного поведения. «Ну точно как немцы, — усмехнулся Юрка. Он на все кивал, как китайский болванчик, делал внимательное лицо и молчал. — Глядишь, за умного сойду».

Насытившись, он был добродушен и впервые за время пребывания на острове благодушно настроен.

— Гр-гр-бр? — грозно повторил ему вождь, встав и сделав страшное лицо. Белые и черные полосы делали выражение устрашающим. — Да, да, — улыбаясь, соглашался Юрка, делая самое доброжелательное выражение в ответ и кивая.

Его подняли, всунули в руки выдолбленный из дерева сосуд с остро пахнущей жидкостью, еще пару раз повторили свое «гр-бр-бр» и наконец-то отстали. Напиток оказался тягучим, мятным, освежающим и вязким. После чего все события приобрели какой-то яркий, мультяшный смысл, звуки стали доноситься как сквозь вату, мир стал расплывчатым и веселым. Когда его под руки отвели к самой большой хижине с ярким оперением на самом верху и вождь поддержал его, чтобы Юрка не завалился, тот благодарно оперся о его плечо. Вставшие в круг «индейцы» вначале станцевали какой-то ритуальный танец, от которого у Юрки закружилась голова, затем настойчиво стали долбить концами копья в землю, он еще запереживал, как бы до воды не додолбились, и вождь, громогласно — или в ушах у него звенело от чертового напитка — ткнув себя в грудь, громко произнес:

— Гюсто! После чего указал пальцем на грудь застиранной футболки в ожерелье живых цветов.

«А, имя спрашивает!» — догадался Юрка и чуть не ляпнул настоящее имечко: — Юр… Юмодзи! — Гюсто! — снова ткнул себя в грудь альфа. «Глухуюватый. Старый, наверное», — снизошел к возрасту вождя Юрка, повторив уже без запинки свое здешнее имя. Хотя вождю было лет сорок пять, вряд ли больше, но мало ли… — Гюсто!

Третий раз Юрке уже было не смешно, хотя нет, как раз смешно. Юрку пробило на хи-хи, он почти сдержался и, ткнув себя в грудь, назвался третий раз:

— Ю-хи-хи-модзи!

После чего этот старый пердун приблизил лицо к Юрке, тот только приподнял руку, желая сказать, чтобы это гюсто даже не думало про поцелуй, но тот коварно впился острыми зубами в основание шеи.

— Ай, блядь! В пизду ваши игры, — Юрка потрепыхался, пытаясь выдраться из крепких объятий, но сомлел и провалился в спасительный обморок. Разбудила его снова рука Мики. За стенами шатра пьяно гудела разноголосая толпа, и Мика снова приложил ему палец к губам:

— Тише! Поднимайся, уходим быстро! — Вы ебанутые или да? — заплетающимся пересохшим языком спросил Юрка, но ему зажали рот рукой.

Уже на катере, который стоял в небольшой бухте, Юрка ошалело крутил головой, видя знакомых операторов-альф, почему-то с автоматами вместо камер и серьезных донельзя.

— Вы точно ебанутые! Что это был за конкурс, Мика? И почему у вас статисты, играющие индейцев, — немцы? Не, ржачно, конечно, но бля…

Ведущий только качал головой и придерживал Юрку за талию, чтобы тот не свалился с мягкой скамьи — при выходе из бухты волны были сильными и катер раскачивало довольно серьезно.

— А ты подумал, что это шоу? Ну какой же ты идиот, Юми, — Мика потрепал его по волосам. Юрка неожиданно подставился под ласку и тяжело вздохнул, укладываясь головой ему на коленки:

— Эх, был бы девкой, цены бы тебе не было! Мика вернулся спустя час с небольшим крайне рассерженный и пахнущий какой-то фигней: смесью дыма, немытости и жареных на костре колбасок. На катере с военной маркировкой и плечистыми ребятами на борту. Юми почти висел на нем, улыбался как совершеннейший олигофрен и тыкался губами ему в шею.

— Ты такая красивая баба! — орал Юмодзи, а Мика закатывал глаза, но порхающие по его груди руки не убирал. — Такая, сука, красивая, что аж… У-у-ух!

— Баба? — спрашивал Мика насмешливо-снисходительно, с волнующей хрипотцой.

— Ну не баба — женщина! — совсем распоясался Юми. — Такая, пиздец, слов нет! И жопа — огонь! И ноги!

— Польщен…

Когда они дошли до столпившейся на берегу команды, Руфик спросил:

— Он обдолбался?

— Нет, случайно влип в приключения… Все могут пройти к очагу. Там вас ждет приятный сюрприз, — придерживая Юми за плечо, произнес Мика, а глазами показал Бьярту: останься. Бьярт смотрел на улыбающегося счастливого Юми удивленно. Вроде не пьяный, но ведет себя как ебанат и зрачки слились с радужкой, да и не пахнет… Пахнет только меченным омегой.

— Верно! — кивнул Мика и оттянул ворот Юминой майки, демонстрируя неглубокий след от зубов. — Можешь поздравить, твой сокомандник только что обручился с вождем племени десвонов. Это метка. И если, ты сам прекрасно понимаешь — что, не сделаешь, то поедет он к индейцам рожать индюшат. Или как правильно? Индейчат? Индусов? Короче, если ты против, я попрошу другого альфу. — Почему я? — проговорил Бьярт с сомнением. — Потому что общается он постоянно с тобой или со Стефом. Но Стеф — омега.

— Сделаю. Не беспокойся.

Когда Мика ушел, Бьярт отвел бормочущего разную веселую дребедень Юмодзи подальше от глаз, к бухте, пока под пальмами у хижины происходила какая-то суета. Усадил на камень, оттянул ворот Юминой футболки и рассмотрел укус подробнее. Так. Вроде неглубоко. Можно перебить. Шансы есть.

— Хули вы все меня трогаете? — хихикнул Юми. — Это так весело — трогать меня постоянно? А этот ушлепок в перьях меня еще и надгрыз. Видишь?

— Вижу.

Пожалею. Пожалею об этом, подумалось Бьярту, но он решительно, не думая уже, сомкнул челюсти на свежей метке, проталкивая клыки гораздо глубже прежней ранки. Юми зашипел, стукнул его кулаком по спине, но сразу затих, повиснув на нем тряпичной куклой. Новая метка должна была перекрыть старую, время еще было. Однако один аромат так же перекрывал все прочие — кедр и смола, и в нем прослеживалась медовая нотка подступающей течки. Юми отрубило до утра — мухоморы наложились на наступающую течку, поэтому он проспал все: вопли радости от вида мешка риса и гречки у Стефа; довольное звериное урчание альф, когда те добрались до приготовленного тем же Стефом бульона с мясом и ребрышек на костре; вечерний совет, на котором все единогласно — без него, к сожалению, ибо зрителям сообщили, что Юмодзи слег от подхваченной тропической лихорадки, — решили, что остров покинет Коли. — Предатели! — распсиховался тот, когда Мика объявил результат, сложив в стопочку бумажки с анонимными голосами, которые перед входом на лобное место кидали в закрытую урну. — Желаю вам всем тут загнуться! И макаке твоей, Нильс!

— Лора более полезный член команды, чем ты, — отозвался Нильс. — Она муравьев уничтожает, а ты только жратву. И молчит, в отличие от тебя.

Лора сделала чмокающий звук губами. Коли, утерев слезу злой обиды, зашагал вниз по тропке с воткнутыми по бокам факелами. — Потом еще грустную музычку подставим, — сказал Мика задумчиво, видимо, для себя.

— Но он реально ничего не делал! — произнес Руфик. — Ныл только.

— Как и ты, — заметил Бьярт.

— Я красивый, — насупился тот. — Это важно.

И то верно, подумалось Бьярту. Когда ничего, кроме красоты, предложить нельзя, то да, важно. После совета он вместе со Стефом внимательно всмотрелся в расслабленное лицо лежащего под пальмами, в относительной прохладе, Юми, без которого Руфик дожрал в одно лицо мороженое. Бьярт не без оснований считал, что Руфику, как выражался Юмодзи, утром наступит пизда. Он не понимал до конца смысл этого таинственного слова, но уже знал, что это нечто ужасное в своих последствиях. — Вроде нормально, не зеленого цвета, значит, живой, — сказал Бьярт.

— Уже лучше, не горит, — Стеф убрал руку с его лба. — Блин, по-дурацки вышло с меткой. Сложно вам теперь будет вместе сосуществовать, связь же…

— Не закрепленная связь… — поправил Бьярт. — Ничего, потом благодарить меня будет, — не слишком уверенно продолжил он. — А я как-нибудь переживу. Этот вроде неглупый, но метка — не повод сразу заводить отношения, даже если мы нравимся друг другу. Моему бывшему она совсем не помешала наставлять мне рога. Спокойной ночи.

Вспоминать не хотелось, поэтому он прервал разговор и ушел, оставив Стефу следить за омегой. Какая, в конце концов, разница — нравится ему Юми или нет? Он все равно омега. А все омеги — хитрые и продуманные существа, ищущие только своей выгоды. Не стоило забывать об этом.