13. Метью & Нейтон

**Метью**

Брень…

Открываю один глаз.

Брень…

Второй. Чугунная голова не хочет отрываться от подушки, но спать при постороннем шуме невозможно. Переворачиваюсь на бок… и падаю с узкой койки на бетонный пол.

Полисмен в последний раз проводит дубинкой по решётке, образующий стену моей спальни, и с лязгом открывает замок камеры.

— Метью Саливан — на вход. За тебя внесли залог. Ты здорово потрудился, парень, не было бы у меня значка, я бы тебя поддержал. — Коп жмёт мою руку, и я морщусь от боли в свезённых костяшках. Лучше бы он рассказал, что произошло, и каким образом я угодил в «обезьянник».

Отметившись в формуляре, забираю бумажник и выхожу на улицу.

— Мет! Машина подана.

— Мама? Что ты здесь делаешь?

— Тебя вытаскиваю.

— Как ты узнала? — зачастую родители не в курсе моих подвигов.

— Сынок, ты сам ночью позвонил. Из твоей матерной тирады я вычленила номер участка и сразу же вызвала адвоката. Садись, подвезу. Самоубийственный аппарат на штраф площадке, и его отдадут только владельцу.

— Аарон мне голову оторвёт за своего «Шмеля».

— Не оторвёт. Он будет радоваться, так же как я, что тебя арестовали прежде, чем ты оседлал мотоцикл. Метью, зачем так напиваться? — журит мама вручает бутылку с водой.

Жадно присасываюсь к горлышку.

Хорошая у меня родительница — понятливая. Чего бы я ни натворил, всё прощает с обязательной присказкой, что я остепенюсь, когда встречу свою половинку. Я нравом весь в отца, а он до встречи с мамой вёл себя довольно буйно. Выпивка, наркотики, драки, условный срок за угон машины. Он многое перепробовал, а когда влюбился, дружки и вредные привычки были позабыты, на первое место встали дом и семья.

Не хочу рушить мамину розово-сопливую иллюзию, однако меня не переделать, и ни одна из моих многочисленных подружек не выдерживает моего общества долго.

— Где папа?

— В гей-клубе.

— Тоже в голубую братию подался?

— Болван, — она дёргает меня за ухо, — он замаливает твои грехи перед владельцем. И, что значит «тоже»?

— Аарон… с парнями мутит.

— Оуу…

— Вот-вот.

— «Я чистил ебальники пидорам и меня замели в участок». Ты не мог сорвать злость на друге и нашёл на ком отыграться?

Краснею до корней волос.

— Ну, мам…

— Не «нукай», я всего лишь процитировала твоё высказывание. Нарвись ты на отца, то сидел бы за решёткой до тех пор, пока не научился бы изъясняться по-человечески. Где ты нахватался таких слов? Не отвечай — вопрос риторический.

Такого двинутого сына, как я, эта чистая женщина не заслуживает.

— Я больше не буду пить, — врать мне не впервой.

— Больше в тебя не поместится. Десяток сломанных носов, множество синяков и ущербу на тридцать две тысячи. Зачем было швырять человека в стенной аквариум? Достать в Вегасе тропических рыбок задача не из лёгких.

В проспиртованный мозг вонзаются осколки вчерашнего.

Аарон ушёл с ним… Я топлю пистолет в канале. Топлюсь сам в стакане вискаря.

После бара ноги приводят меня в казино, где я бросаю кости, чтобы отвлечься… Крупье за соседним столом — младший парень с фотографии Вудса. Он, улыбаясь, разговаривает с представительным лысоватым мужчиной. «Раздавалам» не следует себя так вести. Они автоматы для выдачи фишек и объяснения правил «зелёным» игрокам. За неуставные манеры работников принято увольнять, этот же окручивает клиента, как блондинистая тварь Аарона. Рассудок заволакивает ярость. Престарелый ловелас станет очередной жертвой развода голубой шайки…

Клуб. Контингент в латексе и коже… Драка началась не сразу, я с кем-то о чём-то договаривался, а с катушек слетел после щипка за филейную часть. Мучаюсь загадкой: чего я добивался походом в «голубятню»? Ответ на неё мне передаёт консьерж вместе с почтой.

**Нейтон**

С работы прихожу в приподнятом настроении. Мистеру Родригесу, постоянному посетителю нашего заведения, подфартило, и он на радостях оставил мне двести долларов чаевых. На счет этого человека мной получено особое распоряжение от управляющего казино. Дело в том, что директор большой рекламной компании не только играет, но и треплется «о жизни». Обычно у нас за подобное наказывают, а вот с мистером Родригесом наоборот, поощряют. Он VIP-персона с неограниченным кредитом в «Меркурие», что даёт ему и крупье, за чьим столом расположится мужчина, некоторые привилегии. Не успеваю переодеться, как раздаётся стук. «Тайлер, — решаю я, — пришёл пораньше, дабы не столкнуться с братом». Необходимо их помирить, а то Сай бродит, как в воду опущенный. Не захотел меня слушать, натворил дел — теперь мается корыстолюбец.

Отворяю и сгибаюсь пополам от удара в живот.

— Привет, котёночек, — здоровается громила в латексной маске, затягивая на моих запястьях стяжки.

— Мотор, съёмка, — обращается он к стоящему позади него напарнику, держащему видеокамеру.

— Вы кто? — сиплю я.

— Мы те, кто хотят узнать, так ли ты умел, как поговаривают.

— Вы дверью ошиблись. Тот парень живёт в двести семнадцатой, — я несколько раз видел, как соседа водили по коридору на поводке, словно собаку, причём на его «хозяевах» были такие же черные маски. Жуть, и прутся же люди с подобного.

Меня треплют за щеку.

— Это ты ошибаешься, а наши сведения верны.

— Нет-нет! Я не из вашей гильдии, — произношу я, всё ещё надеясь на хороший для себя исход.

— Болтливый сучонок.

— Заткни.

— С радостью.

Мне пребольно надавливают на челюсть и впихивают загубник, не дающий закрыть рот. Застегнув ремешок распорки, «гость» отходит, чтобы полюбоваться своей работой.

— Красиво смотрится, соблазнительно.

Я беспомощно мычу, отказываясь верить в происходящее.

— Помалкивай или Саймон и Тайлер, станут следующими, кого мы проведаем. Сердце обрывается и ухает в пятки. Они здесь не просто так, их кто-то навёл. — Ищи место для камеры и присоединяйся, — говорит мужчина оператору и расстёгивает на мне рубашку. Отталкиваю его и кидаюсь к выходу.

— Шустрик, — ржёт пришлый, ставя подножку, и подхватывает меня у самого пола.

— Брок, давай в спальне, здесь освещение лучше.

Бьюсь в панике: он назвал имя подельника — плохой признак. В фильмах после такого в живых не оставляют.

Меня встряхивают, словно тряпичную куклу, и волокут в комнату.

— Ты станешь звездой, детка.

Установленная на столе камера подмигивает мне красной лампочкой, подтверждая слова своего владельца.

К спине прикасается нечто холодное, и я вздрагиваю.

— Тшшш…

Острие поочерёдно касается рук, и моя рубашка лоскутами падает на пол. — Неплохо, — «Маска» проводит по моей груди ладонью и опрокидывает меня на постель.

Не обращая внимания на моё брыкание, мужчины в четыре руки лишают меня штанов, оставляя в чём мать родила. Я в смятении. Меня накрывает понимание, что кровать не просто матрац на ножках, а преддверие в Преисподнюю. Чужаки не остановятся, возня их раззадоривает и возбуждает, значит — они пойдут до конца.

Изображая покорность, разрешаю поставить себя на колени поперёк кровати. Незнакомцы гладят мою спину и бока, говорят пошлые комплименты, а я собираюсь с силами для рывка. Окно рядом: всего второй этаж, не разобьюсь. Максимум, что грозит — сломанная конечность. Усыплю их бдительность и… Перед глазами покачивается толстый, перевитый венами член. Мужчина хватает меня за волосы и направляет своё орудие мне в рот. Больше выжидать нет смысла. Оставляя в его пятерне вырванные пряди, подаюсь вперёд и бью насильника головой в пах. Прикрывая ушибленное место и подвывая, он оседает. Я же делаю выпад ногой назад, где у моей задницы копошится оператор. Он перехватывает мою ступню и дёргает на себя.

— Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому!

Падаю на живот, а мужчина надавливает мне коленом на поясницу, пресекая мои дальнейшие действия.

Я готов разреветься от злости и отчаянья.

— Брок, ты живой?

— Эта паскуда меня едва импотентом не сделала, — отвечает тот, поднимаясь на ноги.

— Неси «пыльцу», иначе кина не будет, избитый кусок мяса мне в кадре не нужен.

— Эстет, бля. Собираешься переводить первосортный товар хрен знает на кого?

— Ты мне повыступай ещё! — прикрикивает на него мой седок, и его напарник вытаскивает из кармана своих спущенных джинсов пакетик.

Хаотично мотаю головой из стороны в сторону. Захват локтевым сгибом за шею лишает меня последней, мизерной возможности сопротивляться. Наполненная «снежком» ладонь закрывает мне рот и нос, забивая их белой дрянью. Я фыркаю, стремясь избавиться от порошка, за что получаю оплеуху и наставление «не переводить зелье». Не вытерпев щекотки в ноздрях, чихаю, и рефлекторно делаю глубокий вдох.

— Молодец, мальчик, — оператор одобряюще хлопает меня по заду и отпускает шею.

Трусь о простыть, чтобы избавиться от остатков наркотика на лице и сбегающей слюны. Чувство беспомощности усугубляется затуманенным разумом и болью в перетянутых запястьях.

— Глянь, как быстро его пробрало, — насмехается Брок.

Тело мне больше не подвластно, оно медленное и желеподобное, как выброшенная на берег медуза. Окружающие краски поражают остротой и насыщенностью, а вспыхивающий огонёк камеры режет глаза. Чтобы избавиться от наваждения, опускаю веки, но за ширмой темноты не скрыться от надвигающегося кошмара.

— Тебе рано спать, — доносится до меня издалека и начинается Ад. Демоны меня делят: рука на затылке дёргает за волосы, насаживая ртом на багровый член, а второй насильник входит в меня сзади. Кричу, хотя звука нет, его забили мне в глотку. Я словно проткнут горячим штырём насквозь. Движение здесь, движение там — они синхронны и одинаково болезненны. Безрезультатно силюсь сомкнуть челюсти. Вставка не только защищает плоть насильника от моих зубов, но и прижимает язык, мешая сплюнуть, вытолкнуть чужеродный предмет.

Широкие ладони облапывают мои бёдра, и я сжимаю внутренние мышцы, чтобы воспрепятствовать проникновению члена глубже. Расчёт не верен: это лишь доставляет оператору удовольствие и добавочную муку мне. Я вновь молчаливо кричу, а мужчина усиливает напор и сладострастно стонет.

Странное понятие — Время. Часы могут пролететь незаметно, когда нам хорошо, а секунды оборачиваться вечностью, когда плохо. Почему не наоборот? Думаю я, роняя с ресниц слезы стыда и боли.

В горло ударяет тёплая струя, и меня едва не выворачивает наизнанку. После первого захода мне, вернее себе, трахальщики дают передышку, затем — круговой цикл.

«Что есть Ад, если не повторение одного и того же?»[8] Не помню, кто сказал, в этих словах заключен весь мой мир.

Толчки и боль… Боль и толчки… Они постоянны и беспрерывны.

По ногам сбегает кровь; по губам — сперма и слюна. Я противен сам себе. Саймон, Тай, где вы? Мне нужна ваша помощь! Не могу больше терпеть! Слезы катятся не переставая, грудь сдавливает спазмом рыданий. Я жалок, и мне уже всё равно, останусь в живых или нет. Мне просто хочется, чтобы они закончили истязание любым, удобным для них способом.

— Расколешься в полиции, мы выложим видео в интернете, и тысячи людей узнают о твоих великолепных способностях…

Открываю глаза и прислушиваюсь: в квартире кроме меня никого нет. Шевелю затёкшими руками и убеждаюсь, что путы сняты, распорки во рту также нет.

Держась за мебель и оставляя за собой след, добираюсь до ванной комнаты. Чищу зубы, раздирая дёсны в кровь, а потом и вовсе выдавливаю на язык мятную пасту и, пожевав, глотаю. Не помогает. Специфический смешанный вкус наркотика и спермы, въелся в слизистую и останется со мной до скончания века. Забираюсь в душ. Горячей воды нет — сойдёт холодная. Кожа исцарапана, но я никак не могу избавиться от липких прикосновений. Бутылочки геля как не бывало, и я, давясь слезами, тру мочалку найденным под раковиной обмылком.

— Грязный… грязный… грязный, — шепчу я в пустоту, и истерично взбивая пену, сползаю на пол кабинки.

— Нейтон! Боже, Нейтон!

Отталкиваю руки Саймона.

— Не трогай меня!

Он подавляет мой слабый отпор и, обняв, укачивает точно ребёнка.

— Братишка, держись, я позвоню в 911.

— Предупреди Тая… они м-могут прийти за в-вами… они с-снимали, — выбиваю я зубами дробь от холода.

Сай тянется вверх и выключает воду.

— Тихо-тихо, всё будет хорошо, — успокаивает он и, завернув меня в махровый халат, выносит на руках из ванной.

Прижавшись к брату, впадаю в благословенное беспамятство.

______________________________________

[8]Фраза из рассказа С. Кинга «Чувство, которое можно выразить только по-французски».