Глава 9

Джеку снилась холодная зима. Та, от которой немеет кожа, глаза готовы превратиться в два ледяных шарика, а руки и ноги перестают слушаться. Их с сестрой похитили и спрятали на пыльном чердаке. Сквозь щели в потолке проникали снежинки, завывала вьюга. Джек старался отогреть Милу собственным теплом, но они очень давно не ели ничего горячего, даже хлеб зачерствел. Мыши и те не грызли его, сбежав с чердака под пол кухни, где было теплее всего, и на ужин всегда подавали что-то горячее. Сестренка плакала, от голода у нее болел животик, и она очень мерзла, а затем стала кашлять. Из-за ее болезни к ним часто захаживал похититель и грозился убить, если Мила не замолчит. Однажды ночью она так сильно раскашлялась, что на ее крохотной ладошке осталась кровь.

Тогда Джек испугался и стал барабанить в дверь, кричать, чтобы ей дали лекарство, но никто не ответил. «Почему же родители тянут с выкупом, где они?» —не раз задумывался маленький Джек, падая в голодный обморок и просыпаясь от стука Милиных зубок, дрожи ее тельца. Сестренке было четыре года, ему… кажется, восемь или девять. Такая маленькая — она не заслуживала подобной участи.

Одной ночью на чердак заглянул тот мужчина, от него несло вином и потом. Он обдал детей зловонным до тошноты дыханием и выдернул тонкую ручку Милы из Джековой. Сестренка вскрикнула и мальчик бросился на пьянчугу, мужчине не стоило больших усилий толкнуть его в живот, и Джек упал на спину, не в состоянии подняться из-за головокружения и слабости.

— Ваших родителей больше нет, и некому за вас заплатить. Никому нельзя доверять, вокруг одни предатели, каждый норовит обобрать меня, но ничего, с вами я справлюсь и один, — разоткровенничался пьянчуга. — Зря ждал, выдоил с них, сколько мог, и все, вы мне больше не нужны, — криво улыбаясь желтыми зубами, он поднял взгляд на Милу. Зажатая в его руках, она казалась куклой с тонкими ручками и ножками. Девочка закашлялась, и кровь брызнула на лицо похитителя. Тот взревел и со всей силы впечатал детскую головку о тяжелую деревянную балку.

За секунду до того, как Джек услышал самый ужасный звук в своей жизни, заставивший его тело заледенеть сильнее, чем любая метель, он увидел отделившийся от тени мужчины черный силуэт, тот завис над ним и Милой.

Пьянчуга отбросил тело девочки и, развернувшись, хотел заняться мальчишкой, но тот набросился на него диким зверьком, схватив за голову в жалкой попытке оторвать.

Джек надавил пьянчуге на глаза острыми ноготками, заставив взвыть от боли, и столкнул с узкой кривой лестницы. Мужчина с грохотом упал вниз и больше не поднялся, лежа с неестественно вывернутой головой и правой рукой.

Чудом успев соскочить, Джек сидел на верхней ступеньке, неотрывно следя, как над телом убитого появилась светловолосая девушка в черной мантии. Ее серебристого цвета глаза взглянули на мальчика, а губы расплылись в довольной улыбке. В ее руке возникла сверкнувшая сталью коса, и она проткнула мертвого с таким удовольствием, как если бы Джек сам это сделал. Краешком сознания он даже ощутил то, что чувствует Смерть, кто еще мог явиться к Джеку в последние минуты его жизни? Он тоже ей улыбнулся, самой искренней и счастливой улыбкой, заставив Смерть подняться и помочь дойти до тела сестры.

Мила лежала на животике, ее глаза были распахнуты, а в уголке ротика с пухлыми губками алела кровь.

— Забери меня с ней, — попросил Джек, прижимая ладонь к раздробленному черепу, чувствуя уходящее из него тепло, липкую кровь.

Смерть тяжело вздохнула и покачала головой. Коса исчезла из ее руки, и она осторожно прижала Милу к своей груди, тихонько напевая похожую на колыбельную песенку. Джек придвинулся к ней, и Смерть обняла его свободной рукой за плечо.

— Твое время еще не пришло, — прошептала она. На ее пальце с длинным черным ногтем сверкнуло кольцо, она провела им над лицом Милы, закрыла девочке глаза, и в драгоценный камень впиталось нечто крохотное, светящееся бирюзовым светом.

— Я забрала ее душу, теперь она в безопасности, ей там тепло и спокойно. Это невинное дитя ждет перерождение. Обещаю.

Джек всхлипнул, роняя слезы на мантию Смерти, и, не выдержав, прижался к телу сестренки, но так и не услышал биение ее сердечка.

— Милочка… Мила, — повторял он, чувствуя, как Смерть гладит его по голове, окутывая чем-то темным, и вот он оказался на мостовой. В небе сверкали звезды, а по улице в столь поздний час брели прохожие, кутаясь в теплые одежды. К Джеку подошел джентльмен в форме и спросил что-то по-французски, но Джек не смог ответить и потерял сознание. Позже выяснилось, что он чудом спасшийся сын убитого при ограблении барона. Мальчик сбежал из пригорода Парижа, где его держали в каком-то доме. В городе у него живет дядя по отцовской линии, единственный родственник. Они с отцом давно не общались, но стоило тому узнать о попавшем в беду племяннике, как он мгновенно забрал его в свое поместье. С тех пор Джек стал видеть других жнецов, но ни разу ему не встретилась та белокурая женщина, спасшая его с чердака и давшая обещание. Джеку не снились сны, лишь один кошмар преследовал его на протяжении жизни, в котором он видел, как убивают Милу, и всегда звал ее, надеясь спасти.

Эта ночь не стала исключением, взмокший от пота, мечущийся по футону и стискивающий пальцами простыню, Джек всхлипывал, цедя имя сестры:

— Мила, Мила…

Холодные крохотные пальчики коснулись его горячего лба, и кошмар мгновенно прекратился. Джек распахнул глаза и в лунном свете увидел Милочку, сестра с волнением смотрела на него, а затем спросила:

— Тебе что-то снилось? — ее голос был на удивление схож с…

— Вайолет? — прошептал он, и девочка кивнула. Видение растворилось.

— Что ты здесь делаешь? — хриплым ото сна голосом спросил он, вытирая лицо полотенцем.

— Захотелось пить, и вдруг услышала твои крики, но сейчас все закончилось, я рядом, успокойся, — она ободряюще погладила его по плечу и улыбнулась. В ее распушившихся волосах что-то зашевелилось, и в полумраке Джек увидел два кровавых глаза, а затем черные крылья. Вайолет придержала летучую мышь ладошкой и встала с футона, потирая замерзшие босые ноги друг о дружку. — Ты немножко успокоился?

— Почему ты не обула тапочки? — спросил Джек, чувствуя, как успокаивается сердце. Он делал глубокие вдохи, как когда-то в детстве его учила супруга дядюшки — мудрая София.

— Ну, я же туда и обратно. Так помогло? — допытывалась девочка, для нее это казалось чем-то важным, и Джек решил было соврать, но глядя на малышку понял — ему и правда стало спокойнее.

— Да.

Вайолет расплылась в улыбке:

— Я рада. Меня так мама в детстве успокаивала, если кошмары снились, спокойной ночи, — и спустилась вниз.

Джек слышал, как она налила воды и ушла к себе, скрипнув дверью.

— Мила… — прошептал он, и его внутреннему вою вторил ветер за окном.

Вайолет вернулась в кровать, устроилась под не успевшим остыть одеялом и с улыбкой закрыла глаза. Барток зашевелился в волосах.

— И ты спи, — шепнула ему девочка и вдруг почувствовала пронизывающий затылок холод. Обернувшись к окну, она увидела два красных глаза и знакомую клыкастую улыбку.

***

Два месяца назад

Перед Сыщиком сидел хорошо одетый господин с черными причесанными волосами. Осанка выдавала в нем человека с хорошими манерами и, быть может, военной выправкой. Шляпу он держал в руках, а взгляд серых глаз был устремлен на Сыщика.

Человек этот по натуре был смелым и решительным, не испытывал страха или волнения и ждал, когда Сыщик заговорит первым.

— Итак, с кем имею честь беседовать? — спросил Сыщик, перестав играть в гляделки. Гость сразу же стал ему интересен, как только он услышал в холле его вежливый, но твердый голос. Хозяйка арендуемой Сыщиком квартиры была приятно удивлена галантностью визитера, о чем свидетельствовала ее мягкая улыбка. Эта почтенная дама привыкла видеть в гостях у Сыщика таких людей, что в пору окропить домой святой водой, а заодно и пригласить пастора для обряда экзорцизма, если бы, конечно, они с Сыщиком верили в существование неких темных сил.

Однако демонические отребья и бесов Сыщик оставит господину По с его рассказами и российскому Гоголю. «С чем же пришли вы, сэр?» — задался вопросом Сыщик, стоя у камина.

— Мое имя Бенджамин Рестлесс, атташе в Министерстве иностранных дел Великобритании.

«Девятый в ранге, что же произошло? Его должность не связана с высокой политикой, вероятно, пришел с каким-нибудь тривиальным делом», — но гость вел себя спокойно: ни одна черта его лица не дрогнула, а по глазам вообще невозможно было что-либо понять.

Перед Сыщиком сидел или слишком воспитанный человек, выросший в строгости, или же обладающий талантом скрывать эмоции. Но для чего такое несколько шпионское качество для мелкой сошки? В посольствах и министерстве есть фигуры важнее.

— Дело, о котором пойдет речь, касается судьбы Великобритании.

Сыщик сделал губы трубочкой и недоверчиво вскинул правую бровь, вот-вот готовый усмехнуться. Не поверил, но молча кивнул. «Он не стал ни о чем просить меня, даже сохранить разговор в тайне, как это обычно делают другие». Теперь ему отчасти стало ясно, почему гость оказался так спокоен — он знал, к кому шел и для чего, а также был уверен в Сыщике, как в себе. Это становилось интересным — и Сыщик опустился в кресло напротив.

— Я вас слушаю.

— Бенджамин, — поправил он, дав Сыщику понять, что незамедлительно готов перейти к делу и для простоты общения предложил обращаться к себе по имени. — Не стану ходить вокруг да около, но никому кроме вас я не могу довериться. Ее Величество дала мне одно поручение. Оно требует не только сохранения тайны, но и профессионализма, ловкости, незаметности — всех присущих вам качеств, — наконец-то на его лице мелькнула озабоченность. Джентльмен встал, оставив шляпу на столике и стал расхаживать по комнате, собираясь с мыслями.

— Я в растерянности… — пробормотал он, удивив Сыщика, и тот понял: ледяная статуя, которую изображал Бенджамин, лишь маска, и дело действительно важное.

— Говорите, я к услугам Ее Величества, — подбодрил он.

— Некоторое время назад она и Кабинет министров заметили престранную тенденцию касаемо их планов. Что бы они ни задумывали — рушилось, даже не успев начаться, словно враги уже знали обо всем.

— Значит, кто-то из ее окружения — предатель, — спокойно сказал Сыщик. — Так было, есть и будет, от этого не уйти. Всем хочется, чтобы сильная держава пошла ко дну Темзы.

— Верно, однако крайне сложно обнаружить «крысу» в рядах приближенных и не вызвать огласки ее поисками.

— Сотрудники тайной полиции — способные люди… — хотя Сыщик понимал, что те уже поработали и, раз Рестлесс пришел к нему, ничего не выяснили, а быть может, и спугнули заговорщика или же… заговорщиков.

И хотя он не подал виду, Бенджамин кивнул:

— Все так, как вы подумали. В связи с некоторыми обстоятельствами я единственный, кому она смогла полностью довериться, занят этим делом.

— Но ведь об этом знают и в полиции, — Сыщик нахмурился. Слишком много посвященных в тайну людей перестают делать ее таковой.

Бенджамин покачал головой:

— Все не совсем так. О «крысе» знают все, как и о том, что их может быть несколько, однако никто не знает имен. Я же кое-что смог выяснить, — он вернулся к креслу и достал из внутреннего кармана пиджака тонкий блокнот в мягкой синей обложке с прикрепленным карандашом. Вручая блокнот Сыщику, его рука не дрогнула, хотя пальцы побелели от напряжения. Вещь была ценной и содержала важную информацию.

— Я почти у цели, но некоторые имена мне до сих пор неизвестны, и я хотел просить вас, помочь их выяснить. Здесь все мои записи касательного этого дела, мест и преступлений.

Сыщик внимательно прочел содержимое блокнота и решил, что Бенджамин что-то перепутал — в руке он держал любительский сборник детских стишков и рассказов, но, присмотревшись, понял: в каждом из текстов скрыт определенный, а главное, опасный смысл — разоблачение.

— Мне нужно больше времени для ознакомления, — медленно проговорил Сыщик. — Не желаете ли отобедать?

Бенджамин склонил голову:

— Почту за честь, однако, не отвлекайтесь, и, если позволите, я попрошу вашу домовладелицу об услуге: мне необходимо отправить записку супруге, чтобы она не волновалась.

Этот человек вызывал у Сыщика все больше интереса и уважения. Он не был надменен, но в нем чувствовалась внутренняя энергия, прочный стержень: истинного аристократа, а не нувориша с непомерным эгом и многомиллионными капиталами.

— Конечно-конечно, — и Сыщик погрузился в короткую сказку о лягушке, проживающей не на болоте, а в торфяном королевстве, окруженном изумрудными равнинами. Во дворце лягушки стояли клумбы с четырехлистниками, приносящими удачу, а сокровищницу наполняли горшки с золотом, и питался лягушонок не насекомыми, а яичницей с сосисками, носил дорогой костюм и шляпу. Однако водился за ним грех, и своих сородичей он скармливал соседям из другого королевства, где жили такие же, как он, лягушки и пожирали себе подобных.

Сыщик еще раз перечитал выведенные аккуратным подчерком слова и бросился к картотеке, загремев ящиками, зашуршав папками и разбрасывая листы, пока случайно не нашел нужное.

Все это были догадки, но интуиция ни разу не подводила Сыщика, и он приступил к чтению следующей сказки, пока глубокий мыслительный процесс не нарушило звяканье чайной ложечки.