Глава 5. Холод и ревность

Согласно обычаю, древнему, как сама жизнь, вампир-альфа после церемонии венчания должен был посадить свою омегу на коня впереди себя и, нежно обнимая ее, проехать через половину города к замку Великого Маруана, где неизменно проводились коронационные торжества.

Рафаэль испуганно сжался, когда Кристоф, недовольно морщась, подхватил его на руки, крепко сжимая, и торопливо направился к статному боевому скакуну, оседланному специально для них.

Народ счастливо гудел, с удовольствием глядя на эту восхитительную пару, и наследник трона, приложив усилие, смягчил выражение и, наклонив голову, мягко поцеловал Рафаэля в щеку.

Народ и знать встретили эту ласку бурными рукоплесканиями – поистине, им еще не приходилось видеть ничего более трогательного и прелестного.

А Рафаэль задохнулся от внезапного тепла, счастье накрывало его мимолетными волнами, изумляя и приводя в отчаяние. В сильных руках Кристофа он чувствовал себя таким беззащитным, хрупким и счастливым, эти странные пылкие ощущения сводили его с ума.

Конечно, он догадывался, что все это ложь, созданная с целью ввести народ в заблуждение, но все равно – близость Кристофа страшно волновала его, затрагивала спящие склонности его юного тела, заставляя еще сильнее прижиматься к вампиру.

Вот Кристоф посадил его на коня и вспрыгнул сам, тут же перехватывая поводья. Он вложил удила в пальцы Рафаэля и накрыл сверху своими руками, его грудь крепко прижималась к спине эльфа, а губы почти касались виска юноши.

Бедняга отчаянно раскраснелся, странное незнакомое ощущение переполнило его чувствительное тело; он впервые узнал, что такое всепоглощающая страсть.

А Кристоф, обхватив его руками, немедленно распознал яркое цветочное благовоние, исходящее от омеги, и невольно отметил, что ему еще не доводилось слышать более нежного и сладкого аромата, хотя он наслаждался многими омегами в самом апогее течки.

Итак, королевская чета на высоком скакуне, покрытом богатой попоной, возглавляла блистающую процессию; тут же за ними следовал Леннар с крошкой Эллен впереди, на таком же прекрасном коне; Темные Рыцари в сияющих масках сопровождали их с обеих сторон.

Далее следовала бесконечная вереница пышно разодетых вельмож, ехавших в сопровождении своих вассалов; за ними – двенадцать представителей Высшего Совета, все на белоснежных скакунах.

Шествие замыкала древняя Почетная Военная Гильдия, существовавшая в то время уже около пятисот лет, единственная воинская часть, пользовавшаяся привилегией не подчиняться распоряжениям Высшего Совета, а служить непосредственно самому королю.

Это было блестящее зрелище! Гильдия выступала среди многолюдной толпы, приветствовавшей ее на каждом шагу оглушительными криками.

При въезде процессии в центральную часть города народ встретил ее восторженными криками, благопожеланиями и другими проявлениями искренней любви к своим государям; и Кристоф с Рафаэлем, повернувшись к толпе сияющими лицами, с избытком вознаградили свой народ за его верноподданнические чувства.

В ответ на крики: «Да здравствует Кристоф, повелитель Тамира!», «Да будет благословен Рафаэль, отрада короля!» - они говорили благосклонно: «От всего сердца благодарю мой добрый народ!». И народ с восхищением внимал милостивым словам своих владык.

На одной из улиц какой-то прелестный ребенок в роскошном наряде взошел на подмостки и приветствовал их величества стихами, изливающими почтение и любовь к ним всего народа. Толпа в один голос повторяла слова ребенка.

Рафаэль смотрел на это волнующееся море радостных лиц, и сердце его ликовало; он невероятно гордился Кристофом, и ему казалось, что хотя бы ради этого дня стоило избрать тот путь, которому он безраздельно отдал себя.

На верхнем конце Адоникама город соорудил великолепную арку, под которой тянулись подмостки с одной стороны улицы до другой.

На этих подмостках были выставлены изображения ближайших предков короля. Там сидел король Элам посередине большой белой розы, лепестки которой свивались вокруг него вычурными фестонами; рядом с ним, в красной розе, сидел король Елиаким; руки царственной четы были соединены, на пальцах красовались выставленные напоказ обручальные кольца.

От белой и алой розы тянулся стебель, достигавший вторых подмостков, где был изображен сам Кристоф в огромном золотом цветке вместе с Рафаэлем, во всем их царственном величии. Изображение было увито гирляндами роз, алых, белых и золотых.

Это странное и красивое зрелище привело ликующий народ в такой восторг, что его крики совершенно заглушили слабый голос ребенка, которому поручено было прочесть хвалебные стихи, объясняющие значение этой аллегории.

Но Рафаэль не жалел об этом: верноподданнический рев толпы был для него слаще всяких стихов, даже самых хороших. Когда он повернул к толпе свое сияющее юное лицо, народ заметил сходство с изображением, и снова загремела буря приветствий.

Юноша был так счастлив и взволнован, что перестал замечать холодность рук своего мужа, и отчаянно наслаждался его прикосновениями, помня, что в будущем ему вряд ли придется получать от него ласку и тепло.

Желание все еще одолевало эльфа, и Кристоф, ясно чувствуя это, крепче сжимал его, невольно вдыхая сладостный аромат омеги. Почему-то его очень раздражала мысль, что запах Рафаэля мог учуять кто-то еще, кроме него.

Это странное чувство совершенно ему не нравилось, и его ненависть как будто росла, вздувалась, норовя выплеснуться наружу в виде чего-то ужасного и несправедливого.

Но вот они подъехали к замку Великого Маруана, и Кристоф, спрыгнув, помог спуститься Рафаэлю. Никто этого не заметил, но он мрачно процедил на ухо юноше:

- Перестань меня позорить. Если не научишься подавлять свои желания, во время течки будешь страдать в одиночестве!

Эти слова уязвили Рафаэля в самое сердце. Ему стало бесконечно стыдно, хотя, в сущности, в его реакции на мужа не было ровно ничего унизительного, и этот стыд испепелил его счастливое сияние, отравил всю радость внезапного величия.

Все почести показались ему вдруг лишенными всякой цены, они спали с него, как истлевшие лохмотья. Боль пронзила душу, заставив поникнуть и неуверенно сжаться.

Кристоф схватил его за руку и повел между гудящими шеренгами знати в уже переполненное здание.

Заметив его отуманенное грустью лицо, он испытал мрачное удовлетворение, но тут же, стремясь нанести еще больше мук, наклонился к нему и сказал:

- Не время мечтать, эльф. Народ видит твою поникшую голову и принимает это за дурное предзнаменование. Надеюсь, ты не думаешь, что твое несчастное лицо сломит мою ненависть? Подними голову и улыбнись!

Рафаэль машинально исполнил то, о чем его просили. В его улыбке не было души, но только немногие стояли к нему настолько близко, чтобы заметить это.

Величественная церемония коронации несколько оживила его; он не мог не смотреть на Кристофа, на его прекрасное гордое лицо, когда ему на голову надевали сверкающую золотом корону с шестью треугольными зубьями.

После этого Рафаэля короновали древним золотым обручем, усеянным бесчисленными жемчугами.

Воздух загудел, и когда царственные супруги вышли из замка, раздался оглушительный взрыв, в котором потонули радостные крики толпы; от гула дрожала земля. Огонь, дым, треск церемониальных выстрелов повторялись снова и снова с удивительной быстротой, так что через минуту замок Великого Маруана исчез в густом облаке дыма; только так называемый Белый Маруан – высокая башня, украшенная флагами,- высился над этим морем дыма, как горная вершина над грядой облаков.

Кристоф снова посадил Рафаэля впереди себя, но на этот раз эльф сидел прямо, стараясь не соприкасаться с ним слишком тесно. Королю нисколько не понравилась его отчужденность, и он насильно прижал юношу к себе, зашипев на ухо:

- Сиди смирно, эльф! Народ не должен ничего заподозрить, это в твоих же интересах. Ты ведь не хочешь познать ненависть вампиров?

Рафаэль не сказал ни слова, но Кристоф чуть не впал в ярость, осознав, что тот больше не испытывает к нему никакого желания.

Так бывает только с теми, кто теряет рассудок от ненависти. Нежные чувства, которые питал к нему эльф, страшно раздражали его, но отчужденность и равнодушие, которые он теперь проявил, угнетали еще больше.

Кристоф ненавидел Рафаэля, ненависть ослепляла его, словно жестокая болезнь, и он сам не понимал, что творит и чего хочет.

К тому времени на город уже спустились сумерки; Адоникам потемнел, но золоченые суда освещали реку, словно гигантские светильники. Всюду разожгли факелы, народ по-прежнему праздновал великое событие.

Во дворце Кристофа, в одном из прекрасных величественных залов, торжество продолжилось.

На этот раз имело место знакомство с многочисленными знатными вампирами из других королевств, что бесконечно утомляло Рафаэля.

За этот день ему пришлось перенести немало перемен: и радостных, и тревожных, поэтому его неудержимо клонило в сон, усталость довлела над ним, лишая последних сил; но он был вынужден сохранять бодрость, стараться выглядеть счастливым, чтобы не разгневать своего мужа, который, беседуя с другими, в то же время неотрывно наблюдал за ним.

Их поздравляли многие; к великому изумлению юноши, тут присутствовали послы бесчисленных вампирских королевств, большая часть которых всецело зависела от Тамира. Те же, которые имели относительную свободу, отправили поздравительные письма и дорогие подарки.

Рафаэль очень вежливо и скромно держался со всеми, кто подходил к возвышению, где они расположились, и его искреннее добродушное участие покорило едва ли не всех иностранных вампиров.

Но один гость, впрочем, расстался с ним не слишком благоприятно. Рафаэль моментально напрягся, увидев невысокого темноволосого омегу с красивым мягким лицом и тонким сложением.

Вампира звали Луиджи, он приехал из королевства Тринидад, славившегося своими уникальными драгоценными изделиями.

Юноша торопливо подошел к ним, и тут, к великому негодованию Рафаэля, Кристоф поднялся с места, спустился к парню и, нежно глядя на него, осторожно провел пальцами по его щеке:

- Луиджи... давно не виделись.

Юноша отстранился и, преклонив голову, сказал почтительно:

- Поздравляю, ваше высочество.

Кристоф усмехнулся:

- То, что я стал королем, не значит, что ты должен кланяться мне.

Наследник Тринидада поднял глаза:

- Ты ведешь себя странно, Кристоф.

- Разве?

- Что вам нужно? - Рафаэль спустился к ним и теперь холодно смотрел на пришельца.

Незнакомец сразу смутился и неуверенно посмотрел на него - в ярости Рафаэль был просто великолепен:

- Я приехал поздравить вас...

- Поздравили?

- Э... да.

- Вам нужно что-то еще?

- Нет.

- Вот и славно, - эльф свирепо смотрел на него, ясно давая понять, что его присутствие нежелательно.

Луиджи снова преклонил голову, затем поспешно удалился.

В ту же секунду Кристоф схватил Рафаэля за локоть и грубо отвел в сторону, в комнату позади возвышения:

- Как ты посмел, чертенок, выгнать Луиджи?

- А как ты смел касаться его в моем присутствии? - отчаянно прошептал юноша.

Кристоф жестоко стиснул его запястье, зеленые глаза полыхнули бешенством:

- Ты будешь мне указывать, что делать?

- У тебя есть я, твой муж, и... никто тебя не полюбит так же сильно, как я!

- Да я слышать не хочу про твою любовь, - зашипел Кристоф. - Я ненавижу тебя! Луиджи должен был стать моим мужем! Луиджи, но не ты!

- Но ведь я сделал это, чтобы спасти тебя!

- Я знаю... И поэтому ты еще жив. Но не смей вмешиваться в мои дела, проклятый эльф! Не смей!

- Ты любишь его? - тихо вымолвил Рафаэль, с трудом сдерживая слезы.

- Люблю! Очень люблю! А ты разрушил... всю мою жизнь, щенок!

Это была ложь, он никогда не любил Луиджи, хоть они и в самом деле были помолвлены. Кристоф сказал это, чтобы причинить своему мужу еще больше страданий.

- Но ведь... я тоже тебя люблю, - выдохнул юноша, по его щекам полились слезы. Он робко коснулся руки Кристофа. - Я все ради тебя сделаю. Все, о чем ни попросишь.

Вампир схватил его за горло:

- Отца ты мне не вернешь, поэтому твои громкие слова бессмысленны.

- Но ведь... я не виноват в его смерти.

- Виноват. Ты сын того, кто убил его. Этого достаточно. И прекрати ныть! Я этого не переношу!

Он разжал руку, и Рафаэль упал на колени, обхватил его ноги, отчаянно зашептал:

- Умоляю... Дай мне шанс. Я не хуже Луиджи... Я люблю тебя...

- Любишь? - Кристоф схватил его за волосы и резко вздернул на ноги. - Ты меня не знаешь. Говоришь, сделаешь все? Хорошо, сейчас мы это проверим!

С этими словами он перебросил юношу на плечо и стремительно выскользнул из внутренней комнаты в коридор.

Рафаэль исступленно глотал слезы, уже догадываясь, что сейчас произойдет. Боль терзала его сердце, словно острейший нож, но его возлюбленного это ничуть не волновало.