Глава 6. Опасения и ярость

Уже было позднее время, поэтому гости не удивились внезапному исчезновению царственных персон. Они продолжали веселиться, танцевать, угощаться прекрасными кушаньями, иными словами – праздновать.

Впрочем, во всем этом помпезном кругу были двое, кого странная отлучка сильно встревожила.

Леннар прекрасно видел, в каком неблагоприятном состоянии духа находился Кристоф, когда, схватив своего мужа за руку, увел в заднюю комнату.

Экрон имел все основания полагать, что вампир увел юношу с целью подвергнуть наказанию. За что – оставалось неясным; в тот момент, когда произошла перепалка с Луиджи, Леннар разговаривал с послом из королевства Норигард.

И теперь он в сильном волнении смотрел на возвышение, где совсем недавно находились царственные супруги, отчаянно надеясь, что они, в конце концов, возвратятся.

Леннар сразу же, едва только увидев, проникся к Рафаэлю искренним сочувствием, уважением и пониманием и теперь очень душевно воспринимал бедствия эльфа. В его чувствах не было ничего плотского, лишь искреннее чистосердечное участие.

Вторым гостем, которого встревожило странное происшествие, являлся сам виновник ссоры – принц Луиджи, наследник королевства Тринидад.

Юноша с самого начала безгранично изумился нежному обращению Кристофа, ведь раньше наследник великого королевства никогда не говорил с ним так ласково и учтиво. В этом поступке, несомненно, таилось что-то скверное и отвратительное.

Много лет назад Кристоф впал в бешенство, узнав, что ему предстоит жениться на Луиджи, и бедному юноше пришлось приложить огромные усилия, чтобы хоть немного смягчить разъяренного красавца.

В конце концов, между ними установились холодные чопорные отношения, подразумевавшие официальную вежливость и суровое безразличие.

Никогда Кристоф не говорил с Луиджи мягко. Он не испытывал к нему ненависти, лишь гордое мрачное презрение.

Омега всегда со страхом думал о том дне, когда ему придется стать его мужем, вампир чувствовал, что не выдержит высокомерного нрава Кристофа и непременно сломается, утратив волю и стремление к жизни.

Мать Луиджи говорила, что ему следует чаще навещать своего жениха, и юноша прислушался к ее совету. Со временем он преодолел жестокую гордыню царственного лорда, и они стали друзьями.

Впрочем, едва ли эти отношения можно по праву назвать дружескими. Луиджи всячески восхвалял Кристофа, выражал свое восхищение и почтение, в то время как тот – награждал его благосклонным покровительством и изредка приглашал на свои знаменитые пиры.

Он ни разу не прикоснулся к принцу Тринидада, хотя юноша временами страстно желал этого.

Несмотря на свою жестокость и гордыню, Кристоф вызывал непреодолимое восхищение, и сопротивляться этому было совершенно невозможно.

Наследник Тамира предпочитал омег из своего королевства; как правило, это были сыновья знатных вампиров, которыми принц наслаждался во всякое время – вполне естественно, он не ведал отказов.

Ни к одному из них он не питал истинных чувств – это была физическая страсть, и ничего более.

Итак, их отношения с Луиджи никак нельзя было назвать нежными и трепетными. Именно поэтому юноша сильно встревожился, когда король, спустившись с трона, проявил к нему такую откровенную и, несомненно, лживую ласку.

Брюнет сразу распознал дыхание зла, исходящее от его высочества, и немедленно увидел, какое мерзкое и несправедливое унижение этим было нанесено юному Рафаэлю. Луиджи совершенно не разозлился, когда тот не слишком вежливо прогнал его – сказать правду, он был ему даже благодарен.

А сразу после этого Кристоф увел своего мужа из зала.

Когда Луиджи заметил это, ему стало страшно. У него было мягкое отзывчивое сердце, и на протяжении всего этого великого дня, глядя на эльфа, видя его поразительную красоту, нежное кроткое лицо, он невольно исполнился к нему восхищением и пришел к уверенности, что только этот юноша и сможет обуздать суровую агрессивную сущность Кристофа.

Рафаэля нельзя было возненавидеть, даже алчные древние вампиры, не отрывавшие от него мрачных недовольных взглядов, в конце концов, признали, что он, несмотря на свою сущность, достоин вампирского трона.

Никто не мог его ненавидеть. Никто, кроме его ослепленного яростью супруга.

Несомненно, Луиджи был встревожен, он опасался, что его приветствие подвергнет ни в чем не повинного эльфа страданиям и несправедливым мукам.

К несчастью, к великому несчастью, его опасения имели самые неопровержимые основания.

Ворвавшись в ту самую роскошно убранную спальню, что была приготовлена специально для них, Кристоф швырнул Рафаэля на кровать, огромную, словно целое поместье, и тут же бросился на него, грубо сдергивая одежду.

Эльф отчаянно сжался, страх накатывал на него свирепыми волнами, вырывая из груди крик, но он с трудом держался, молча перенося жестокие прикосновения своего мужа.

Срываемая одежда больно царапала его тонкую кожу, оставляя зудящие царапины, но Кристоф, по-видимому, даже не замечал этого. Неожиданно страх пересилил выдержку, и юноша неистово задергался в его руках, стараясь вырваться, но вампир одним резким безжалостным ударом по лицу заставил его замереть.

- Ты же сказал, что все для меня сделаешь, - прошептал он ему на ухо, грубо проводя руками по его нежному хрупкому телу.

- Да, - еле слышно выдохнул Рафаэль, в ужасе смотря ему в глаза, - но я... я... раньше никогда...

- Что ж, тем лучше, - яростно процедил король, в темноте его зеленые глаза мистически засверкали, в них полыхнули странные багряные искры.

Быстрым движением он перевернул юношу на живот и тут же, не подготавливая, начал стремительно проталкиваться в него, моментально входя на всю длину.

Тут уже Рафаэль не мог сдерживаться. Он мучительно закричал, жестокая разрывающая боль пронзила его изнутри, словно бешеное пламя, он стал изо всех сил вырываться, громко вскрикивая и заливаясь слезами, но Кристоф прочно сковал его движения и начал жадно, злобно и агрессивно всаживаться в него, каждым ударом многократно усиливая и без того чудовищную боль.

Тонкое невинное тело Рафаэля доставляло ему невыразимое наслаждение, а крики безумного страдания ублажали его мстительную натуру.

Рафаэль задыхался, кричал, давился слезами, только что не терял рассудок от боли, временами даже терял сознание, но ничто не могло вырвать Кристофа из царства ненависти, где обитала и насыщалась его душа.

Сильными размашистыми толчками он пронзал несчастного эльфа, с мрачным удовольствием сознавая, что жестоко порвал его.

В конце, уже перед тем, как кончить, он не выдержал и, наклонившись, порывисто всадил клыки в шею Рафаэля.

Юноша заметался в исступленном крике, в шею словно вогнали два раскаленных лезвия.

Для эльфа укус вампира – худшее проклятие, какое только можно вообразить, худшая боль, какая только существует. Кристоф прекрасно знал это, чем и воспользовался, стремясь окончательно сломить своего мужа.

Рафаэль уже почти не дергался, застыв в каком-то непереносимом онемении, его бедра были залиты кровью, шея гудела, словно в нее раз за разом вгоняли острые ножи, и тоже истекала кровью, заливая прекрасные шелковые одеяла.

Он почти ничего не сознавал, содрогаясь от боли, когда Кристоф, вытащив из него клыки, с глухим стоном излился.

Несколько минут он не двигался, с каким-то странным чувством прислушиваясь к надрывному почти беззвучному дыханию Рафаэля, затем вышел из него, торопливо оправил одежду и хмуро взглянул на несчастного.

Юноша не двигался, его окровавленное истерзанное тело, несомненно, у всякого вызвало бы жалость, но Кристоф лишь мрачно усмехнулся и, схватив его за волосы, заставил открыть глаза.

Они совершенно не мерцали, были тусклыми, пустыми и как будто ничего невидящими.

Эта картина доставила вампиру полное удовлетворение:

- Надеюсь, с этого момента ты вполне осознал свое место, - ровно сказал он и, отпустив его, вышел из комнаты.

Рафаэль закрыл глаза, сжался на кровати, вздрагивая всем телом; из его груди рвались горькие отчаянные всхлипы, которые он не мог сдержать, как ни пытался.