5. Глава 2. День первый

Поднимаюсь очень медленно, плавно, стараюсь не делать резких движений, но, когда сажусь, колокол в голове взрывается звоном с такой мощностью, что я буквально захлёбываюсь дурнотной болью, ещё чуть-чуть — и она вывернет меня наизнанку.

Сижу неподвижно, дышу. Просто дышу. Размеренно и глубоко.

Вдох-выдох. Вдох… Выдох…

Загоняю дурноту назад. И она отходит. Медленно и постепенно, но отходит, оставляя после себя гудение и чугунную тяжесть. Хочется упасть обратно на подушку. Вернее, осторожно опуститься. И закрыть глаза, потому что со зрением тоже какая-то хеза творится. Не то чтобы в глазах двоится и расплывается. Нет. Но как-то мутно всё. Как через дымку смотрю.

Пиздец, если честно. Лютый, охуительный пиздец. И чтобы он хоть чуток стих, мне нужно выпить таблетки. А таблетки я не могу выпить, пока не найду воду. А воду я не найду, пока не встану. А встать я не могу, потому что с головой вот этот пиздец творится.

Короче, заебись.

На этой мысли я вдыхаю побольше воздуха и поднимаюсь.

Ну как поднимаюсь? Скорее отдираю себя от постели, и теперь вроде как стою, вцепившись мёртвой хваткой в изголовье. В том-то и дело, что «вроде как». Если отпущу перекладину или хоть чуть-чуть расслаблю руки, то всё — сразу же упаду обратно. Мне бы стеночку какую-нибудь для надёжности. Но она что-то далеко. Целых два шага до окна. Потом по подоконнику до стола, от стола к шкафу, а от шкафа по стенке к двери. Ну, вроде, норм расклад. Осталось до окна дойти только. Тут всего-то пара-тройка шагов. Но что-то пол шатается малёха, и перед глазами ещё больше плывёт, и дурнота опять начинает в животе ворочаться.

Вот ведь лажа ебучая! Ноги целы, руки, считай, тоже. Одна голова треснута. И всё — и я уже креведко. Ни стоять, ни ходить не могу. Блядь!

Скашиваю взгляд на кровать. На мягкую тёплую кровать. Потом упрямо перевожу его на подоконник. Снова на кровать, и опять на подоконник. Стискиваю зубы и делаю шаг.

И тут же замираю, потому что дверь открывается, и в палату заходит Паша… Хотя нет, не он. И не его старший брат. Зашедший мужчина такой же высокий, широкоплечий и бритый, в таком же чёрном костюме, только это не один из Чуйкиных. Это кто-то другой. Я его впервые вижу.

Ноги почему-то подкашиваются, и я падаю на постель, а мужчина подскакивает, в последний момент подхватывая, чтобы плавно опустить.

— Здравствуйте, Ярослав, — бас мужчины бьёт по ушам, а сам он усаживает меня на кровать поудобнее. — Вам лучше не вставать.

Он старше Чуйкиных лет на десять точно и вблизи выглядит мощнее. Да и боевых отметин на нём больше. Вон на затылке шрам, и по левой руке полоса пробегает. А пальцы-то сами! Не пальцы — брёвна. Он меня одним мизинцем сломать может, хотя я далеко не дрыщ.

В общем, кто бы это ни был, с ним лучше не спорить. Тем более в таком дурном состоянии.

— Я за водой шёл, — объясняю, указывая на таблетки.

Мужчина молча открывает тумбочку и достаёт оттуда бутылку с водой.

Бля. А я ведь даже не додумался посмотреть.

Слежу за тем, как он свинчивает крышку, наливает воду в стакан, и наконец задаю мучащий меня вопрос:

— А вы кто?

— Забыл представиться. Дмитрий, — говорит мужчина, отставляя бутылку. — Один из ваших новых охранников.

— Новых? — осмысливаю я эти слова.

— Да, Дамир Романович полчаса назад нас к вам приставил.

Упаковка с лекарством перекочёвывает в мощные руки этого гиганта. Секунда — и он протягивает мне две таблетки. Остаётся только взять их и заглотить. Тут же у губ оказывается и стакан. Пытаюсь его взять, но Дмитрий не выпускает, и я пью так. Просто пью, не думая, о своей беспомощности. Вода для меня сейчас всё. Я пью её сперва жадно, огромными глотками, а потом медленно, смакуя вкус. И только осушив стакан, снова вспоминаю о Дмитрии.

— Полчаса назад приставил? — уточняю я.

Мужчина кивает.

— А как же братья Чуйкины? Где они?

— Их Дамир Романович снял с поста.

— Снял? В смысле — снял? Почему?

Хлопаю глазами на Дмитрия и даже про боль забываю, а он смотрит на меня. Ничего не говорит, просто смотрит, но как-то так, что я сразу всё понимаю.

Их сняли. После нападения. Потому что не справились с заданием. Не уберегли меня, долбоёба. Меня!

Блядь!

Да я же ведь сам просил их сидеть и не лезть. Сам. Это я. Это по моей вине!

Дёргаюсь слезть с кровати, он от резкого движения притихший было колокол вновь разражается звоном, вдобавок ко всему саму голову будто металлическим обручем стягивают. От этого дурнота снова поднимается к горлу, и, чтобы она не пошла дальше, приходится замереть и вспомнить про дыхание.

Мощные руки ловят меня и усаживают на место.

— Вам бы полежать немного, — басит Дмитрий. — Сотрясение — это не шутки. Знаю, о чём говорю.

Кошусь ещё раз на его шрам и нехотя откидываюсь на подушку.

Этот Дмитрий, конечно, прав: мне лучше посидеть, а ещё лучше полежать, куда-то рваться, бежать нет никакого смысла. Но и сидеть спокойно я не могу. Братьев сняли с поста. Это, блядь, может означать, что угодно. От реально безобидного снятия с поста до невъебенной жести, о которой и думать не хочется. Этот драконий Крокодил когда злой, он же не человек, он может вообще ни за что прибить. А тут, бля, меня оставили, отпустили, не уберегли.

Ебучий пиздец!

Лучше бы я их послушал. Лучше бы с ними пошёл. Ну и пусть бы мама их увидела. Пусть. Всё лучше, чем вот это: я в больнице, а их «сняли». Долбоёб, блядь, конченый! Как теперь узнать, где они, что с ними?

Смотрю с мольбой на Дмитрия.

— А где они? Ну… Чуйкины…

Охранник молча пожимает плечами и, напомнив про кнопку вызова, выходит из палаты. А я остаюсь наедине со своим раздраем в мыслях и погребальным звоном в голове.