6. Глава 3. День первый

Звук аккуратно прикрытой двери отдаётся у меня в голове гудением колокола, и я снова дышу, унимаю дурноту, а потом опускаюсь на подушку.

Чёртов безмозглый долбоёб! Что я натворил? Вот просто — что? Почему я не думал своей идиотской башкой? Почему просил остаться братьев в машине? Боялся, что мама увидит их, и ей придётся что-то объяснять? Этого я боялся, да?

Придурок. Конченый придурок!

Ведь я реально не верил, что со мной может что-то произойти. Думал, что никому нахуй не сдался. Дамира считал параноиком, помешанным на контроле, а охрану воспринимал, как надзор. Стеснялся их присутствия, всё отделаться пытался, выёбывался.

Вот и довыёбывался.

Оказывается, и Дамир — не параноик, и охрана — не надзор, и я — кому-то сдался.

Блядь.

Прикусываю губу и прикрываю глаза. Это отгораживает от мути и чуток отвлекает от головной боли, но не спасает от мыслей, что пулями врезаются в мозг.

Что делать? Что с этим делать?

Со своей стукнутой башкой я ничего сделать не могу. Только лежать выздоравливать. А с братьями? Это же я виноват. Я! Их «снятие» на мне висит. Нужно срочно что-то придумать. Нужно рассказать Дамиру, объяснить. Пусть он на меня нарычит, посадит под замок, да я на всё согласен, лишь бы с Чуйкиными всё нормально было. Они же не виноваты, что я долбоёб.

Сказать. Связаться. Позвонить! Как можно быстрее.

А телефон мой где?

Приподнимаюсь и оглядываю палату. Мой рюкзак стоит на стуле возле стола. И это всего четыре шага. Целых четыре бесконечных шага, которые я не могу сейчас сделать. Ну не получается у меня.

А надо.

Накосячил — исправляй.

Медленно наполняю лёгкие воздухом, представляя, как сейчас на меня обрушится тошнотворная боль, и, резко выдохнув, приподнимаю себя над подушкой.

И тут дверь распахивается, и на пороге появляется мама. Взъерошенная, с напряжённым лицом и горящими глазами.

— Это что за долбоёбы стоят возле твоей палаты? Родную мать к сыну пускать не хотели! И куда ты собрался? Тебе лежать нужно!

Голос мамы бензопилой врезается в мозг, и я сам не замечаю, как падаю на постель.

Ну вот зачем так орать?

— И тебе привет, мама, — тихо стону я.

Видимо мой слабый голос приводит маман в чувство и из бронетанка она превращается в маму.

Она быстро подходит ко мне, по пути хватает стул, придвигает его к кровати, присаживается.

— Ярик… — шепчет она ласково, берёт мою руку, гладит её.

Как давно она меня вот так не гладила. Это какое-то совершенно позабытое ощущение, из далёкого детства.

— Как ты себя чувствуешь?

Ночник горит неярко, но я всё равно вижу сколько тревоги и боли плещется в её глазах. Волновалась за меня, идиота. Переживала. Эх…

Пожимаю плечами.

— В целом нормально, только голова немного болит, — пытаюсь успокоить её хоть чуть-чуть, но мама вздыхает и скептически смотрит.

— Яр, ну чего ты врёшь? У тебя сотрясение, и голова не чуть-чуть болит.

Тихо выдыхаю. Не удалось провести. Она ведь с врачом, наверняка, общалась, так что в курсе моего реального состояния.

— Ты как прилетела? И чего вообще сорвалась внезапно? — спрашиваю я, чтобы уйти от темы головы.

— Да с партнёром встретиться хотела, а заодно и с одноклассником своим бывшим, дела обсудить, обговорить ну и всё такое. На завтра уже встречу перенесла, — машет она рукой. — Я тебе, между прочим, писала об этом, но ты так и не прочитал.

Опять вздыхаю.

Не прочитал. Прочитал бы — не было бы, возможно, всей этой хуйни. Другая б была, но хотя бы не эта. В соцсети иногда нужно всё же заглядывать.

И тут вспоминаю о важном.

— Мам, подай, пожалуйста, телефон. Он где-то в рюкзаке должен быть, — прошу я.

— Какой тебе к богам телефон? Совсем сдурел, что ли? И так голова болит, а он ещё втыкать собрался!

Болезненно морщусь от резких вибраций.

— Да не буду я втыкать. Мне одному человеку позвонить нужно.

— Погоди ты со своим телефоном, лучше объясни матери, что тут вообще происходит, — переходит мама на сиплый шёпот. — Почему на тебя напали? С кем-то перепутали? И что за амбалы тебя стерегут? Откуда это, Ярик? Я ничего не понимаю.

Вжимаю голову в плечи и вообще пытаюсь спрятаться под одеяло.

Пиздец! Вот он и пришёл.

Как? Ну вот как ей всё это объяснить? Я и на здоровую-то голову придумать не мог, а уж на больную и подавно.

— Ярослав, не утекай!

Требовательный шёпот мамы тормозит меня. А ведь я уже почти уполз под одеяло. Оно такое тёплое, такое большое, спрячешься под него — и никакие вопросы тебе не страшны… А тут, снаружи, одно сплошное ы-ы-ы…

— Кто эти люди?

— Охрана, — выдыхаю, решая тупо отвечать на поставленный вопрос.

— Твоя охрана?

— Угу, — киваю и замолкаю.

Мама смотрит на меня тяжёлым взглядом, и с каждой секундой взгляд становится всё тяжелее и тяжелее. Я почти физически ощущаю его. Прямо своей стукнутой башкой.

— Яр, я всё ещё ничего не понимаю, — шипит мама. — Откуда у тебя охрана?

Соображай, башка! Быстро соображай! Хоть что-нибудь. Бред, чушь, абсурд — не важно. Главное — не молчать и что-то сказать.

И тут меня, как прошибает что-то. В голову от напряжения ввинчиваются болты боли, с десяток точно, но зато я придумываю. Вернее, вспоминаю.

— От тёти Нади, — хриплю, борясь с дурнотой.

Глаза мамы округляются, и она недоумённо смотрит на меня пару секунд.

— От Нади? — переспрашивает мама. — В смысле, от Нади? А у неё-то откуда охрана? Яр, говори уже нормально.

Голос мамы набирает обороты, как и её нетерпение. Я морщусь и пытаюсь снова спрятаться под одеяло, но мама его тупо сдирает.

— Ярослав, — голос аж звенит напором, — объясни мне уже наконец всё и толково.

Бля-я! Именно этого я и не хочу делать. Ну не хочу! Я ж ведь ей и про ориентацию свою так и не смог рассказать, а тут же вообще распиздец полный! Вот как ей про Дамира и про всю эту хуету прекрасную рассказывать? Безумно не хочется подставлять тётю Надю, ведь она тоже не случайно матери всё это время ничего не говорила, но придумать что-то другое я просто физически не могу. К тому же сегодня днём они сами предложили именно такую легенду, и даже разыграли её в лицах и красках.

Шумно вдыхаю в лёгкие побольше воздуха, собираясь с мыслями, затем медленно выдыхаю и уже почти даже подбираю слова и складываю их в более-менее приличный рассказ, как дверь открывается, и в палату входит тётя Надя. Вид у неё встревоженный и какой-то немного растерянный, но выглядит она всё ещё как королева. Да и наряд на ней всё тот же. Мама вон глаза ещё больше распахнула и смотрит оценивающе. Это я в шмотках нихуя не понимаю, а у маман глаз-алмаз, сразу просканировала и просчитала что-сколько стоит.