Глава 5. Пойло

У Азира в конце рабочей недели всегда аншлаг, но для ифритов открыли отдельный зал. Там можно было расслабиться по-настоящему, посмотреть на красивых стриптизеров и пообщаться со своими. Димас не любил бессмысленную болтовню и грезы о прошлом. Вспоминать, как фривольно жилось на Ифрите и как ограничивают их в питании и развлечении на Земле, было сравни мазохизму. Димас любил причинять боль другим, а не себе.

В углу комнаты Димас заметил Ортэ с молоденькими девочками, кивнул для проформы и отвернулся. К нему попытался подсесть кто-то из восьмого эшелона, но Димас огрызнулся, и его оставили в покое.

Азир налил полный бокал шипучей зеленой байды и поставил рядом ведерко излюбленных куриных крылышек. Захмелел Димас только с четвертого, в голове зашумело и потянуло на подвиги. Он даже станцевал стриптиз себе на потеху, полапал пару девочек и трахнул какого-то парнишку в подсобке. Когда вернулся к стойке, бар уже опустел, и Азир флегматично помешивал что-то в огромном бочонке.

От пойла пахло тухлятиной и алкоголем, Димас даже не рискнул спросить, из чего он свое варево творит, потому что в голову дало прилично, а уж что в рецептуру попало — не важно. Азиру помогала яркая девица, его официальная жена — Карина. Пышногрудая и улыбчивая, она умело скрашивала одиночество Азиру и наверняка пользовалась его дарами. Димасу она не нравилось, потому что совала нос не в свое дело и лезла с ненужными вопросами. Вот и сегодня:

— Тебя твой омега дома не ждет? — Карина протирала бокалы и хотела поскорее спровадить последнего посетителя.

— Чернь пытается давать мне советы? — Димас оскалился с угрозой, и Карина дернулась от него, так что чуть не выронила бокал.

— Спокойнее, — Азир приподнял открытые ладони и кивком отправил строптивую женушку в другой зал, — не обижай ее, она хорошая.

— Все люди хорошие, — передразнил он голос Инге, — особенно на вкус, когда им пальцы из суставов вырываешь и напуганы до усрачки.

Азир хохотнул и поставил перед ним еще один стакан. Димас с удовольствием сразу влил себя половину, а потом подпер подбородок рукой и со скучающим видом оглядел пустой бар, можно было валить в место повеселее, но Азир умел отвлечь разговором.

— Карина меня любит, дарит свои чувства легко, и мне хватает.

— Хорошо, когда умеешь принимать, — фыркнул Димас и снова потянулся к алкоголю. — Большинство ифритов на это неспособны, вот и приходится выкручиваться, лишь бы не конфликтовать с законами и не довести людей до охоты на ведьм. Пока их все устраивает, но достаточно искры, чтобы начался геноцид. Нас тут слишком много.

— В других городах демонов почти нет, и по законам уехать мы теперь не можем. Последние порталы, кроме Ванкувера, стояли в Сиэтле и Портленде. Все наши рванули туда как в жопу укушенные, надеясь успеть убраться с Земли, а на деле нас просто согнали на западный берег, чтобы было проще контролировать. Чахнем в этом болоте, сами себя убивая и мечтая сдохнуть. А чего еще желать — ни перспектив, ни будущего. Детей, дабы исполнить предназначение, завести не можем. Препаратов для бет, чтобы они выносили нам потомство, нет, а женщины от нас не понесут. Постепенно мы все вымрем, медленно, но верно истребим себя. Ты единственный, кому перепало — я завидую тебе черной завистью, потому что у тебя есть наследники...

— Люди относятся к детям совсем иначе, — напомнил Димас. — Дома отпрысков бы я зачал, а потом наблюдал со стороны за прогрессом, не участвуя в их жизни. На Земле их воспитывают и о них заботятся, и на Малаке тоже. Инге как-то рассказывал, что был единственным ребенком. У малаков не требуется рожать воинов во славу великого Герцога. Его баловали и любили, поддерживали во всем, он пошел служить, потому что хотел использовать свои силы во благо, и был лекарем в отряде Его Святейшества.

— Ого! — присвистнул Азир.

— Да, — согласился Димас.

— Учитывая его положение, мог бы договориться вернуться домой. Почему он все еще торчит на Земле?

Димас пожал плечами.

— Может, из-за детей.

— Или из-за тебя, — добавил Азир. — Он десять лет о тебе заботится, глаз не спускает, думаешь, все просто так?

— Зачем ему ифрит? — попытался отмахнуться Димас, но слова задели за живое. Инге каждый день повторял, что любит, и Димас в его чувствах не сомневался. — Мы враги, тысячелетиями воевали и пытались уничтожить друг друга. Земля лишь одна из немногих планет, которые мы решили завоевать, а малаки нам помешали.

— Иногда чувства сильнее расовой вражды. — Азир придвинул стакан для себя и плеснул алкоголя.

Они стукнулись кружками, потом рогами и залпом допили содержимое. Азир смачно рыгнул и потряс головой. Димас повторил его жест. От густой бурды в мыслях все путалось, навязчивые образы утягивали в блаженное марево сна, хотелось в постель или предаться разврату. В планах было посетить другое заведение, но у Димаса стало лень тратить время на охоту. Дома ждал муж.

— Меня никогда не любили. И я никогда не любил, — медленно произнес он. — С рождения я знал лишь жестокость и учился бороться за свое положение. Я даже родителей не видел, чуть ли не с младенчества брошенный на растерзание своим сверстникам. Мне приходилось пробиваться наверх умениями и магией. Все, чего я добился там, на Ифрите, это мои заслуги. Меня уважали и боялись, мной восхищались, и чтобы удержаться на пьедестале, приходилось крутиться и убивать. На Земле мне не нужно ничего делать, чтобы процветать. Я использую людей, превращаю в податливый материал и делаю свое подобие. Люди для меня — просто мясо. Как мне познать их любовь?

— Любовь — это лишь способность жертвовать своим благом ради другого. Ты, даже отрицая это, многое отдаешь Инге и вашим детям.

— Я не знаю, что чувствую. — Демос подвинулся к нему ближе и тихо добавил: — И хочу чувствовать больше. Но я рожден демоном и не способен любить.

— Откуда ты знаешь, на что способен, а на что нет? Мы не безмозглые чурки и не социопаты, как бы ни пытались люди выставить нас в таком свете. Мы вполне осознанно идем на те или иные поступки: сражаемся, добиваемся большего, конкурируем. Принимаем решения. Убить человека — плохо? А смотреть, пока его убивают, — хорошо? Или тоже плохо? Для нас, кто привык убивать и не считается ни с чьей жизнью, не убить — хорошо. Но не помочь? Разве это плохо? Конечно, человеческая мораль нам чужда, но у нас есть своя, а значит, рано или поздно мы сможем понять их чувства. У нас появятся ценные вещи и люди, мы будем заботиться о них и беречь. Как, например, я забочусь о любимой женщине, — сказал он мягко, посматривая на двери в соседний зал.

— Я забочусь о своих детях, — мрачно заметил Димас.

— В человеческом понимании мы не можем являться абсолютным воплощением зла, так как способны идти на компромисс. Созданная малаками магия и людская вера в них причиняет нам боль, но вовсе не потому, что так сказано в их религиозных книгах, и не потому, что мы дети Сата’ны, пришельцы из ада и злобные демоны. Мы воюем с Малаком тысячелетиями, и люди — лишь разменная монета для наших предводителей. На Ифрите ты занимал высокое положение и наслаждался всеми благами цивилизации, в то время как низшее сословие жило проще и нередко по эмоциональному фону и воспитанию походило на обычных землян. А значит, они любили, помогали друг другу. Сострадали, наконец. Ты тоже можешь постигнуть эту науку, взвесить свои поступки и выбрать меньшее из зол. Отказаться от жестокости и дарить тепло. Рано или поздно ты научишься и любить, пусть это не изменит твоего происхождения, но изменит твою суть.