5 В мечтах и мыслях

Это был поистине сказочный вечер.

Давно у Эла не было так спокойно и светло на душе. Может быть, даже никогда не было.

Граю от него не отлипала: то забиралась на колени, то просто крутилась рядом, болтала без умолку, рассказывала, как они теперь живут-поживают, тащила ему своих кукол, зазывала посмотреть на недавно вылупившихся цыплят, и на любимый уголок в саду, между двух старых груш.

И Эливерту так отрадна была вся эта возня: он оценивал игрушки с видом знатока, умилялся пушистым жёлтым комочкам, что с писком удирали от Воробышка, и обещал завтра помочь построить «домик» в том самом тайном месте.

Она ужасно боялась, что он уедет ночью, и все клятвенные заверения не помогали. И лишь когда обнимал, прижимая к сердцу, она затихала – верила, улыбалась. А у Эла в горле ком стоял, так першило, что голос иной раз дрожал.

Баня с дороги – это то, что способно излечить даже самую изболевшуюся душу. А уж щедрый стол, который накрыла Вириян… После сытного ужина тепло разливалось не только по животу, но и по душе. Так славно, уютно, по-доброму.

И всё равно печаль пробивалась даже сквозь эту светлую радость. Почему у него всё не так, всё не то?

Почему он не может любить вот эту славную, добрую, хозяйственную, прекрасную женщину? Почему эта малышка, к которой так прикипело сердце, на самом деле не его дочь? Почему нет ему места в этом доме? Почему не дали Небеса простого и тихого человеческого счастья? Что он вечно ищет и никак не может найти? Неужели так и будет всю жизнь гнать его куда-то ветер судьбы? Сколько можно бегать за радугой? На что он ещё надеется?

Ведь потерял он своё рыжее счастье-несчастье… И дитю малому понятно – она выбрала Кайла. И сколько себе не ври, Ворон, всё тут ясно-понятно.

Но не будет ему покоя. Нигде не будет. Ни здесь, в Сальваре, ни в любом другом месте не будет, если не убедится он сам в том, что всё возможное и невозможное сделал, чтобы Дэини вернуть.

Спать Граю улеглась уже поздненько, только после того, как он сам её отвёл в кровать, да сидел на полу рядом, за руку держал, пока не засопела. Вириян заглянула, не удержала тёплую улыбку.

И лишь потом, когда вернулся к ней на кухню, взялась за расспросы и серьёзные разговоры.

– Так что на самом деле заставило тебя вернуться? Это Граю можешь рассказывать сказки, что ты просто соскучился и потому приехал…

– Я, правда, соскучился, – честно заверил Эл.

Но всё-таки Вириян была слишком умна и проницательна, чтобы ей можно было заморочить голову. И слишком хорошо она знала бывшего атамана, чтобы не заметить перемен в нём.

– Я не поверю никогда, что ты по доброй воле оставил своих друзей и позволил им одним ехать в Герсвальд, – покачала она головой, – а сам решил отсидеться в безопасном тихом местечке.

– Ты права, – усмехнулся Эл. Надо же – а вот в Лэрианоре многие в это поверили. – На Север я просто не успел попасть – ранен был.

Вириян едва заметно кивнула – значит, уже заметила, что его до сих пор пошатывает.

– Им пришлось оставить меня, – спокойно продолжил Ворон. – На попечение одной… мудрой женщине. Она меня и поставила на ноги.

– Не очень удачно, похоже? – хмыкнула Вириян, снимая чайник с огня. – Ты стал прихрамывать…

В воздухе пахло липовым цветом и мёдом, он смотрел на её неторопливые движения, и совершенно не хотел возвращаться мыслями в недавнее прошлое.

Но память… она никогда не учитывает наших пожеланий.

– Ерунда! Не смотри на это! – Эл пытаясь успокоить, махнул рукой, нацепил очередную маску. – Слишком мало времени ещё прошло.

– Может, это и к лучшему! Неизвестно, чем бы обернулся твой поход на Север, – рассудила Вириян, протягивая ему кружку с горячим золотистым напитком. – Знаешь, Граю однажды такой странный сон приснился. Он её напугал до жути. Какие-то скалы, река… Мост провалился под тобой, и…

Вириян вдруг умолкла, вздрогнула, заглянула в его нарочито отстранённое лицо.

– Светлые Небеса! Это был не сон…

Эл промолчал. Да что тут скажешь?!

А она закрыла лицо ладонями – вот не хватало ещё до слёз бедную довести…

– Ты, не говори ей! – наконец произнёс Ворон. – А то станет бояться ночи. Вдруг опять этакое приснится.

Вириян подняла на него глаза. Кажется, всё ещё поверить не может. Ресницы мокрые, будто иголочки колючие, и росинки слёз на них дрожат.

– Но как же ты выжил, Эливерт? Она сказала – ты разбился насмерть.

Он отвёл взгляд, рассматривал лепестки липы на дне кружки.

– Так и было… Вифрийский Ворон навеки остался на дне Лидонского ущелья. А мне дали ещё один шанс… Теперь уже последний, вне всякого сомнения. И я его не упущу. Вириян, я решил завязать!

А потом был долгий и трудный разговор.

Она была рада.

И пришлось объяснить, что повода для радости пока нет. Одного желания стать честным человеком слишком мало, чтобы ему простили прежние преступления. Но шансы у бывшего атамана всё-таки есть.

Эл торопливо и сбивчиво выкладывал Вириян последние новости, что он ушёл из Лэрианорской вольницы, да и, из вольницы вообще. Осталось некоторые дела утрясти с теми, кто повыше него стоит в их воровском мире.

Но там-то как раз всё просто. Эл всегда умел правильно дела свои вести и связи заводить. Там к нему никаких вопросов не возникнет.

Со стражами порядка всё намного сложнее. Но и тут есть, с какого боку зайти.

Эл рассказал, что войну предотвратили его друзья, скоро королевна Герсвальда приедет в Кирлию мир заключать. И это стало поистине счастливой новостью для Вириян.

А героям положены награды. И хоть Эливерт до конца пути не дошёл, но и ему кое-какие блага перепасть должны. Если и не сам король, то найдутся вельможи, которые исполнят небольшую просьбу отличившегося разбойника. А просьба простая – закрыть глаза на былые его дела и позволить начать новую жизнь, мирную и спокойную.

Собственно, за тем и в столицу он нынче направляется – хочет порядок навести в жизни своей.

О том, что главная его цель – порядок в душе и сердце навести, Эл умолчал.

Да, жизни новой он хотел. Но только хотел с Настей. А без Рыжей – какой смысл? Ради кого жить? Для кого стараться?

Но Вириян про это всё необязательно знать. Его любовь – горькая, ядовитая – это только его забота.

Так он думал, пока она слушала внимательно, кивала, соглашалась.

Так он перестал думать, когда она внезапно спросила:

– А что потом?

Сперва Эл и не понял даже. Честно. Пожал плечами задумчиво.

– Не знаю. Так далеко я ещё не заглядывал! Может, торговлей займусь. Я парень не бедный. А? Прикуплю себе лавку. В делах купеческих я разбираюсь не хуже самих торгашей.

Вириян покраснела и опустила глаза, добавила совсем тихо:

– Я не о том… Ты в Лэрианоре останешься? У тебя же, наверняка, там есть кто-то.

– Да никого у меня нет! – бросил в сердцах, не задумываясь.

Так вдруг горько стало от этого простого осознания – ведь, вправду, никого. Один. Всегда один. Вроде… друзья всегда были, весёлые братцы из вольницы, любовниц – всех не вспомнить. А разобраться, всю жизнь один.

Вздохнул устало, тяжко:

– Кому я нужен?

– Нам, – ответила Вириян.

Тихо, смущённо, но твердо. Смотрела в лицо, глаз не прятала, хоть, видно, не просто дались ей эти слова.

Эл замер. Она не шутила. И Ворон в один миг взвесил всё, и лишь уточнил недоверчиво:

– И ты готова впустить в свой дом разбойника?

– Нет. Разбойника нет, – покачала она головой. – Но ведь ты собираешься бросить своё ремесло?

– Собираюсь… Уже, считай, бросил, – машинально ответил, а у самого в голове уже целый табун мыслей галопом пронёсся.

А, в самом деле… Что если...

Терять ему уже нечего. Белый свет на Дэини клином сошёлся. Жизни ему без неё всё равно не будет. Если его огненная девочка нынче с Кайлом счастье нашла, то все его мечты больше не имеют смысла.

А здесь от него хоть какая-то польза будет. Ведь Граю он любит, действительно любит, всем сердцем любит. Иногда, кажется, родную бы так не смог любить. А Вириян всегда вызывала у Ворона восхищение, близкое к почтению. Они друг друга понимали, знали, уважали. Отчего же не попробовать?

Если Настия любви его не хочет и не ценит, так он найдёт, кому заботу свою и ласку отдать…

Но сначала он должен увидеть её глаза.

– Граю без тебя жизни не мыслит! – словно подслушав его мысли, добавила Вириян. – И дня не проходило, чтобы она не вспоминала о тебе.

– И я без неё теперь не смогу! Я думал, прикупить домик здесь, в Сальваре, чтоб к вам поближе… – признался Эливерт, всё ещё не решаясь согласиться окончательно.

– А мой чем плох? – улыбнулась чуть насмешливо швея.

– И ты готова терпеть меня под собственной крышей?

Всё-таки поверить в это Элу было слишком сложно. Столько лет она к себе никого не подпускала, забыть Давмира не могла.

Глаза её сейчас лучились тёплым светом, как солнце поутру, как огонь в домашнем очаге. Ни капли страсти, но так греют сердце.

Вириян протянула руки через стол, нежными пальцами коснулась его ладоней.

– Ради Граю я могла бы вытерпеть всё, что угодно, и кого угодно! Но тебя терпеть мне, к счастью, не придётся. Тебе я буду рада! Ты в этом доме уже давно как родной. С того самого дня, когда Давмир привёл тебя в первый раз.

И всё-таки что-то Эла в её словах настораживало. Помнил ведь, как прежде просила порога её не переступать. И как иных докучливых женихов прочь от себя гнала, не забыл. А теперь вот семью захотела. Или всё дело в Граю? Эта пигалица даже в мёртвом сердце жизнь и любовь разожжёт.

– Но было время, когда ты не желала меня даже на пороге видеть… – Ворон-таки не смог промолчать.

Вириян замотала головой, объясняясь горячо и горько:

– Да не было! Не было такого! Мне просто было очень больно! Я каждый раз смотрела на тебя и ждала, что следом он войдёт. А потом осознавала … Не придёт. Никто больше не придёт. Никогда. И каждый раз, он словно заново умирал вместе с этой пустой надеждой, мой Давмир. Неужели не понимаешь?

Эл поёжился как от холода, хоть в уютной кухне и было тепло.

Припомнился старый приятель – высоченный, плечистый мечтатель, вечно витал в облаках да грезил, как однажды вернётся сюда. Он верил, что должна быть в этом мире какая-то справедливость…

Только справедливости не было, ни хрена её не было в этом мире, никогда не было. Поэтому Эл сейчас и другое вспомнил – как во тьме Бездны снимал друга-кузнеца с виселицы и тащил на погребальный помост. Но об этом Вириян точно знать не надо.

– Понимаю. Я всё понимаю… – кивнул устало, в глаза заглянул, сжал её теплые руки. – Прости меня! Прости за всё! Если ты меня примешь… Я о большем и мечтать не смел. Но, Вириян, ты сперва подумай! Не пожалеешь ли?

Она отвела взгляд, плечами пожала.

– Граю будет счастлива. А мне – в доме помощник, защитник, друг. О чём тут жалеть?

Сбилась на миг, замолчала.

Но продолжила, покраснев как румяное яблочко:

– Тебе как бы не пожалеть… Ты же понимаешь, по-настоящему я тебе женой никогда не стану. Место Давмира в моём сердце и моей постели никто не займёт. А ты – мужчина, молодой да видный! Тебе ласка нужна. Но ты не думай, я не стану возражать, если ты себе найдёшь женщину на стороне… Только уговор – чтоб соседи не болтали, и Граю не прознала. Хорошо?

Ну, вот теперь всё встало на свои места. Нет, никогда она Давмира своего не забудет, никогда.

Эл и прежде это знал, потому и удивился, когда позвала. Теперь понял.

Очень хотелось выругаться. Но смолчал. Не из-за того, что сказала, что предлагала. Нет.

Элу ведь тоже не её любовь нужна, не её. А той, которую уже потерял.

Вириян он всегда любил, но не так, как женщин любят, хоть и красива она – нежной, женственной, уютной красой Великая Мать наделила. Но для него она всегда скорее другом была, верным, всё понимающим другом. Уважал, чтил, но не желал никогда.

А сердцу-то иную красоту надо… Ту – жгучую, огненную, душу опалившую. Ту, что крылья его в пепел обратила, и не улететь теперь Ворону-подранку уже никуда от неё.

Что ж за жизнь-то у них такая?! Вот все люди как люди, а тут всё шиворот-навыворот! Разорваны сердца в клочья, и они их теперь латать друг другу будут, так, что ли? А выйдет ли?

Под взглядом его Вириян нахмурилась, видно, уж больно красноречиво смотрел.

– Чего ты? – смутилась она окончательно.

Он покачал головой задумчиво, откинулся на спинку стула, выпустив её ладони из своих рук, усмехнулся горько.

– Да так, подумалось… За что с нами так судьба обошлась, а, Вириян? Ведь мы могли бы быть нормальными людьми. Жить как все! Семья там, муж, жена, дети, внуки… Семеро по лавкам! Я бы пахал себе в поле, как отец мой и дед. Ты бы вот платья свои шила, как твоя мать. И был бы дом – полная чаша. И счастье в нём. Нет, ясно-понятно, всё гладко в жизни не бывает. И всё же… Мы жили бы себе долго, безмятежно, по-простому, как все живут. А на старости лет тихо бы преставились в окружении детей, внуков и правнуков, зная, что жизнь прошла достойно и стыдиться нечего.

Он вздохнул тяжело, глядя на её сразу помрачневшее лицо.

– А нас-то вон как раскатало! Всё внутри переворошило, переломало! Ну, ладно я… Может, я заслужил. Хотя, опять же, когда успел? Я бы никогда не стал таким, не натворил бы столько всего, если бы в рабство не попал. Если бы дом наш не сожгли, если бы мать мою и сестру твари эти не продали тогда. Если бы отец жив остался…

Он сцепил пальцы, пытаясь взять себя в руки, говорить тише и спокойнее, но сердце жгло невыносимо.

– Ну, а ты, голубка безгрешная? – заглянул в её глаза, наполнившиеся слезами. – За что? Ведь ты же замуж хотела! Любила его! Мечтала, как вместе будете счастье своё строить, гнёздышко вить… За что тебя так? Отчего же Небеса на землю не рухнули тогда? Эх, никогда я всех этих хитростей мироздания не пойму! Кто из нас эти дороги выбирал? Нас на этот путь не спросивши поставили и заставили шагать…

Голос дрогнул, и пришлось замолчать на время. Она тоже не нашлась что сказать.

И Эл заговорил снова, тихо и устало:

– Вириян, ты себя слышишь? Словно мы на рынке торгуемся, а не жениться собираемся… Ты всю жизнь любишь призрака. А я полюбить, наверное, уже не способен. Странная будет у нас семья, но, кажется, по-человечески мы уже не сможем. Лучше, пожалуй, и не придумаешь…

Он усмехнулся невесело. Может, так оно и правильнее. Никто из них не станет ждать от другого невозможного. Не нужно будет притворяться, изображать любовь и страсть, которых нет. Зато у них есть нечто большее. Воробышек. Это намного больше.

И словно прочитав его мысли, Вириян улыбнулась сквозь слезы.

– У нас есть Граю! Она всё исправит. В ней жизни и любви на десять таких, как мы, калек, хватит. Однажды она меня исцелит. Она уже это делает. Может статься, и тебя сможет… Тебе решать, Эливерт! А я тебе скажу так: если хочешь – вот мой дом, оставайся и живи! Но только прошлое оставь за порогом, оставь навсегда – это моё условие! Единственное условие. Больше не нужно ничего. Лишь твоё присутствие.

Теперь она смотрела в глаза, ждала, что он решит. А Ворон ответить не спешил. Обещание манило. Он так этого искал – покоя, любви, уюта… Дом. Дом ему нужен, семья нужна, смысл жизни нужен.

Устал бродягой быть. И вот ему всё это протягивают. Хочешь – бери! Отказаться невозможно…

Но сердце шептало тихо-тихо, но настойчиво: «Не спеши, Ворон, не спеши! Дашь зарок, а что потом? А вдруг ещё есть надежда Настию вернуть? А ты сейчас Вириян пообещаешь…Ты же не можешь их предать – эту женщину и эту девочку, так не торопись словами разбрасываться! Ведь если Дэини тебя позовёт, все зароки забудешь, и полетишь, на крыльях любви полетишь, хоть и сожгла она их собственной безжалостной рукой».

Наверное, сомнения его не укрылись от проницательных глаз Вириян, и она добавила серьёзно:

– Оставайся, и у тебя будет дом и семья! Но прежде подумай хорошенько, готов ли ты ради такого сомнительного счастья, которое я смею тебе предлагать, потерять всё, что у тебя есть?

И вот тут сердце сжалось болезненно.

– А что у меня есть?

Она помолчала, передёрнула плечиками.

– Ничего, пожалуй… Кроме бесконечных дорог и шёпота ветра в крыльях. Не так уж мало, я полагаю, для Вифрийского Ворона.

Ворон усмехнулся в ответ на её слова.

– Так ведь нет больше Вифрийского Ворона…

Он ещё раз посмотрел на неё и принял решение:

– Наверное, ты права, это значит многое. Но есть нечто большее… То, что ты обещаешь! Я думаю, это даже превыше всего в этом мире. Вот уж не думал-не гадал, что стану изрекать такие сентиментальные глупости! Но теперь-то я знаю наверняка: всю свою жизнь я шёл к этому. Всё, что я делал – ради одного единственного мига. И сегодня, когда она назвала меня «папкой», а ты говоришь: «оставайся», я понял простую истину – жизнь прошла не зря. Кому–то я всё-таки нужен…

Он снова протянул руки к ней, сплетая пальцы.

– Теперь я даже умереть могу спокойно, зная, что не зря потратил те дни, что отмерила мне Великая Мать. Но как раз теперь умирать не хочется. Хочется жить. Ради вас жить! И это так чудесно, что в душе моей… Впрочем, для этого нет слов! Я очень хочу остаться здесь, с вами. Но…

– Всё-таки… кто-то тебя ждет? – понимающе кивнула она.

О, Небеса, откуда в этой женщине столько прозорливости, словно она все его тайные мысли знает?

– Меня никто не ждёт, Вириян. Никто, кроме вас с Граю, меня не ждал. Но, я тебе честно скажу, что давать тебе какие-то обещания сейчас не буду. Ты говоришь – оставь прошлое за порогом… Но оно меня ещё не отпустило. Поэтому… – Ворон вздохнул и твёрдо закончил, – я уеду. Уеду, чтобы навсегда с этим прошлым рассчитаться. И если мне это удастся, если прошлая жизнь меня отпустит, я вернусь к вам. То есть, вернусь я обязательно, ясно-понятно. Мне без Граю никак. Навещать я её буду, как бы там судьба не повернулась. Но если всё будет так, как я думаю, стану я свободным от прошлого, от всего, что ещё меня держит… Вот тогда я вернусь навсегда. Мы поженимся и станем вместе нашу девочку растить. Про то, что верность свою Дамиру ты будешь хранить и дальше, я понял. И это готов принять. Знаешь сама, что мне от тебя не постель нужна. Заботиться буду, защищать буду – никогда ни в чем не упрекнёшь, клянусь! Ну а, если не получится с прошлым расквитаться, значит, не судьба мне такую спокойную, семейную жизнь изведать.

Вириян кивнула спокойно.

– Понимаю. Всё честно. Езжай! Прав ты. Счастья тебе не будет, если будешь всё время назад оглядываться. Езжай!

– Я быстро, – ласково улыбнулся он, погладив её по руке. – Туда да обратно – заскучать не успеете!