Ворон и радуга. Книга 4

КНИГА 4 «РАДУГА»

Читай мою душу

На кончиках своих пальцев!

Ты чувствуешь дрожь?

Без тебя так остаться страшно…

Согрей моё сердце

Лучистым прозрачным взглядом!

Сплетаются руки,

Весна…

Остальное уже неважно.

стихи автора

1 В мечтах и мыслях

Не исчезай. Дай мне свою ладонь.

На ней написан я – я в это верю.

Тем и страшна последняя любовь,

Что это не любовь,

А страх потери.

Евгений Евтушенко

Радуга расцвела в небе.

Яркая, сочная, полная дуга висела в небе над Приозёрной равниной. Ветер свежий в лицо.

Пахнёт недавним дождём, травами, опалёнными солнцем. Лошадь хлюпает весело по не успевшей впитаться влаге. Парит над дорогой. Пышет жаром от земли.

Вот уже и осень в Кирлии, а жара по-прежнему такая, словно макушка лета.

Эл не прятался от дождя. Скорый, по-летнему тёплый, он застал Ворона в дороге.

Можно было домчать до ближайшего околка и укрыться под громадным столетним деревом. Но разве Эливерта напугаешь теперь небольшим дождиком? Освежился только, и всё.

Зато дальше ехать – одна благодать. Жизнь, вообще, одна сплошная благодать – каждое мгновение прекрасно.

Да, грозой его теперь не напугать… Да и, осталось ли что-то, чего Ворон боится?

Ещё трёх десятков лет на этом свете не отжил, а сколько уже всего было. Иному человеку за всю жизнь такого не выпадет. И, хвала Великой Матери за то! Не надо никому такой судьбы.

Всё было: и война, и сиротство, и рабство, и бродяжничество, и убийства, и драки, и воровство, и разбой, и предательство, и муки совести. И у смерти в гостях побывал, да не раз. И ревность – горькую, отравляющую, мучительную – уже испытал. Темна была твоя жизнь, Ворон, темна.

Но отбушевала неистовая гроза – радуга в небе сияет.

И это добрый знак.

Теперь всё будет по-другому. Теперь он знает, чего хочет от жизни. И знает, с кем он хочет эту жизнь прожить.

И жжёт от нетерпения под сердцем…

Как хочется, скорее её обнять – солнышко рыжее, грёзу золотую, нежность и боль, счастье заветное, мечту, что из другого мира явилась к нему. Девочка, любимая, родная, желанная! Настия…

Только бы встретила так, как прощалась там, в лесу у леснянок. Только бы снова видеть этот тёплый свет в изумрудных лучистых глазах. Только бы не натолкнуться на стылый холод в любимом взгляде.

Про холод во взгляде думалось не просто так…

Возращение в Лэрианор вышло странным.

В последнее время Эл на многие вещи стал смотреть по-другому.

Да, смерть учит иначе смотреть на жизнь, этого у неё не отнять.

Вот и Миланейю в этот раз увидел вдруг совсем в ином свете.

Нет, Ворон не забыл, что ей жизнью обязан, никуда не исчезла благодарность и почтение. Он по-прежнему отдал бы за неё жизнь, не раздумывая. Он по-прежнему считал себя вечным должником лэгиарни.

Но стылый холод на дне бездонных зелёных глаз различил впервые. Всего лишь несколько слов, несколько мгновений. И всё вдруг встало на свои места.

Когда он вернулся в лесное поселение в сопровождении Фрейи и ещё нескольких своих ребят, приятели из вольницы набежали сразу со всех сторон. Каждый норовил обнять, по плечам похлопать, улыбались, шутили, здоровались. Не только свои парняши из вольницы, но и те, с кем прежде особой дружбы не водил. Даже прежняя его зазноба Лиру со её верзилой Боргом примчались.

И так тепло и радостно стало от этой всеобщей душевности, что даже совесть кольнула. Вон, как ему тут рады все, любят бродягу Ворона, а он их бросить надумал, уехать прочь навсегда.

А Старший и другие лэгиарны ждали, когда атаман явится на поклон. Так напыщенно всё, официально. Словно он на королевский приём пожаловал.

Но это полбеды. Правитель он и в Лэрианоре правитель.

Ну, поздоровались, Ворон рассказал, что знал. Известил, что Наир в добром здравии. Как бы Финриз ар Алар лицо держать ни старался, а за сына волнуется, это заметно.

Эл успокоил Старшего, не вдаваясь в подробности того, почему не отправился на Север вместе со всеми. И поняли его сразу не так. Похоже, и Старший, и стоящая с ним рядом Миланейя решили, что Эл поостерегся жизнью рисковать понапрасну, проще говоря – струхнул.

– Так ты вернулся с полдороги? – хмыкнул надменно Финриз.

Эла это нисколько не задело, а вот то, что Миланейя ему поддакнула, Ворону не понравилось.

– Значит, ты всё-таки внял своим предчувствиям и не стал покидать Кирлию?

– Вроде того…

Меньше всего сейчас хотелось объяснять при всех, почему ему пришлось оставить своих друзей.

– Что ж, мудрое решение, – кивнула она.

– Приходи сегодня к нам, когда отдохнёшь с дороги, расскажешь о вашем путешествии! – пригласил Старший.

Вот так и закончилась вся эта показушная часть приветствия.

Теперь самое время и златовласой лэгиарни подойти, обнять, сказать что-то от сердца, а не потому, что приличия того требуют.

Элу теперь не нужна была её любовь, о которой мечтал некогда. Давно уже он выбросил из головы эти мечты.

А уж когда в его жизни появилась Дэини… Огнём из сердца выжгла все прошлые увлечения и привязанности. Никто ему теперь, кроме Рыжей, не нужен.

Но Миланейя… Ведь было что-то между ними, сильнее, чем просто желание, привязанность. Он всегда в своём сердце отводил ей отдельное место. И сейчас ждал чего-то. Сам не понимал чего, но уж точно не холода этого отстранённого, не вежливости, пустой и никому не нужной.

Он вдруг припомнил, как она выхаживала его… Как однажды призналась, что для неё целительство – это состязание со смертью. Кто сильнее – она или Вечная Дева?

А ведь Ворон тогда на эти слова и внимания не обратил. Не понял главного. Что он просто охотничий трофей, доказательство её могущества, её способности победить смерть.

Никогда прежде он об этом так не думал. И сейчас отчаянно не хотел думать так. Но в каждом взгляде и слове ощущал это всё сильнее.

Как тонкий лёд раскололся прежний самообман, изрезал осколками сердце.

Никогда не было никакой любви. Была его благодарность, признательность, верность традициям, его влечение к красивой бессмертной. Была её победа, её вера в необходимость жертвенности и служение избранному делу, её тщеславие и… жалость.

Он ещё надеялся вернуться в прежнюю сладкую иллюзию, но она так ничего и не сказала. Только о Наире спросила.

– Мать Мира его спасёт и сбережёт, – успокоил Эл.

– Давно ли ты стал так полагаться на её милость? Раньше ты не очень-то верил в Благословенную, – удивлённо усмехнулась лэгиарни.

Да, у него был повод поверить. Но об этом теперь говорить нет смысла.

– Всё меняется, – в тон ей ответил Ворон. – Раньше я верил в иные вещи – они казались мне неизменными. А теперь они исчезли. Так, моя миледи?

Она только глаза опустила, окончательно разрушив то, что ещё оставалось между ними. Бросила, не глядя, как милостыню, повторяя за своим отцом:

– Ты приходи к нам… потом!

– Конечно, – кивнул Эл. – Я приду.

Кажись, так горько ему было только в тот день, когда она велела ему перебраться в отдельный дом и не мешаться ей под ногами.

– Чему ты улыбаешься? – злость в её голосе удивила.

Значит, всё-таки какие-то чувства ещё доступны этой ледяной красавице.

– Я рад увидеть тебя, – улыбнулся он устало. – Рад увидеть тебя сегодня. Такой. Настоящей.

– Я лишь такая, какая есть! – с вызовом кинула она.

Да, так и есть. Она такая. Он такой. И никто в этом не виноват.

– Знаешь, я сегодня подумал, что самое страшное для человека – это прозрение. Открыть однажды глаза и понять, что мир совсем не такой, как казалось. Что может быть ужаснее этого? – усмехнувшись, бросил Эливерт, уже собираясь уходить.

Миланейя молча ждала, что он скажет дальше.

– Теперь я знаю ответ. Страшнее, так и не открыть своих глаз. Прожить всю жизнь, оставаясь незрячим, а истину так и не увидеть. Я рад, что сумел прозреть. Я уже никогда не буду тем слепым дураком. А однажды… может быть, я даже отыщу мою радугу…

***

Вокруг красота. А на сердце грустно, муторно.

Нет, Эл не жалел и не сомневался. Он знал, что сделал верный выбор.

Но всё-таки много лет Лэрианор был его домом. А вольница – не просто собратьями по оружию, а чем-то сродни семьи. И вот теперь их больше не будет. Всё, чем он жил, осталось где-то там, в прошлом. И он сам, вполне сознательно, отказался от этого.

Отказался ради неё. Потому что такая девушка как Дэини не может быть рядом с разбойником и проходимцем. Ради неё он готов изменить себя, переделать весь привычный уклад своей жизни.

Да есть ли хоть что-то, чего бы Эливерт ради неё ни сделал?

Наверное, есть. Но это те вещи, о которых она, к счастью, никогда не попросит.

Вспоминалось вот теперь, как собрал свою братву, как сказал, что уезжает…

Погрустнели сразу все, головы повесили. Ждали ведь возвращения Ворона, обрадовались. А он вот так «с порога» – ухожу.

Но Эливерт понимал, что иного ему уже не дано. Так что время тянуть?

Разъяснил, что хочет с жизнью вольной завязать, да перебраться в столицу. Ребятки это желание поняли.

Конечно, кроме своих парняш, ещё к тем, кто поглавнее, на поклон надо будет пожаловать. И там тоже всё толком разъяснить. Но с Ферлаадом у него всегда по-доброму ладить выходило, и теперь старик упираться не будет, а там уж, дальше, он поспособствует. От вольницы Эл откупится – это нетрудно.

Другая задачка пред ним стояла, намного сложнее. И тут как раз несколько человек, постарше да поголовастее, его образумить попытались. Дескать, сгинешь этак, атаман – морда у тебя приметная, попадёшь стражам порядка на глаза, начнут выяснять, откуда такой взялся, прознают про прошлое – и всё, петлю-то на шею и накинут.

Эл и сам понимал: мало одного желания из вора выйти в честные люди. Но на этот счёт у него была своя задумка – не зря же он столько раз головой рисковал за Совет Девяти. Пора и награду стребовать.

Ворон собирался в столице наведаться не только к Рыжей, но и к милорду Данкалнау.

Во-первых, поведать об их с Кайлом приключениях, о беспределе, который в Филофдоре толстяки учинили, о том, что лэдрау мёртв, а королевна Севера мечтает о мире…

Хотя, возможно, полукровка это всё уже сам выложил, если сны Эла были правдивы, и его безрассудные друзья через портал добрались в Кирлиэс.

Во-вторых, Ворон собирался Совет Девяти просить отпустить его с миром – сослаться на полученные в походе увечья. Дескать, какой с меня теперь вояка, после Лидонского ущелья? Чудом выжил, кости срослись, но ловкости нет былой. Мирной, тихой жизни хочу. Посодействуйте, люди добрые!

То, что это во власти Данкалнау, Эл не сомневался. Старый эстииец вполне может ему и бумаги нужные справить, и сделать так, что про Вифрийского Ворона, некогда бесчинствующего вблизи леса Лэрианор, благополучно забудут стражи порядка. А в случае, если кто-то однажды его всё-таки ненароком признает, и укрыть от назойливого внимания.

Да, Данкалнау может. Захочет ли – это другой вопрос. Особенно, когда Эл придёт с известием, что он из их тайного общества намерен сбежать.

Но сейчас об этом было рано думать. Сначала надо попробовать по-хорошему. Вот если заартачится старый милорд, тогда уже придётся искать другие способы.

Предложил он, стало быть, братцам своим выбрать нового атамана на его место. Заспорили все резво, бурно. Каждый хотел своего человека предложить.

Отрадно было Ворону то, что предлагали людей толковых, и никто сам себя назначить не спешил – за друзей больше радели. Хорошую всё-таки вольницу Ворон сколотил. Друг за друга они горой.

Да вот на едином мнении никак сойтись не могли долго. Спорили, спорили. Охрипли уже.

И тут кто-то возьми и брякни:

– А чего это мы токмо за мужиков спорим? У нас и бабы хороши… Даёшь Фрейю в атаманши!

Сначала тишина повисла на миг. И громче всех молчала сама виновница.

Фрейя застыла, растерянно озираясь – ушам своим не поверила.

– И верно! Фрейю хотим! – раздалось откуда-то из угла.

– Фрейю в атаманши! Толковая баба! Фрейя! Фрейя! Фрейя!

Эл, вспоминая это сейчас, улыбался довольно – лучшего выбора лесная вольница и сделать не могла. Пока Лэрианором старая его боевая подруга заправлять будет, за своих ребят бывший атаман будет спокоен.

Эл отыскал в небесах солнышко – за полдень давно уже перевалило. В животе урчало сердито. Пора бы перекусить.

Ворон с холма огляделся, да приметил постоялый двор неподалёку. Почудилось даже, что ветер принёс манящие запахи жареного мяса и свежего хлеба.

Не раздумывая, Эливерт развернул свою рыжую кобылу, направляясь к желанному крову.

Он купил эту добрую лошадку, Верну, у приятеля в Лэрианоре. Хорошая лошадка – умная и выносливая. Ясно-понятно, до надёжного друга Ворона, сгинувшего в Лидоне, ей никогда не дорасти. Но Эл отчётливо понимал, что второго такого жеребца у него уже никогда не будет, не стоит и искать. А с Верной они подружились быстро.

Вот и теперь, въехав на постоялый двор, в первую очередь Ворон о кобыле велел позаботиться, а потом уже о собственных нуждах вспомнил. Заказал себе рину и цыплёнка, сидел, жевал неспешно, глазел по сторонам.

И чуть не поперхнулся, услыхав за спиной звонкий голос и изумлённое:

– Эливерт?!

Ворон развернулся проворно, решив, что его подводит слух. Но глаза не лгали точно.

– Дружище! – он вскочил с лавки, раскинув приветственно руки.

Наир светился как летнее солнышко. Пусть и припорошенное слегка дорожной пылью. От его улыбки и искренней радости в зелёных глазах сразу посветлело на душе.

– Вот так встреча! – изумлённо ахнул лэгиарн, сгребая вифрийца в крепкие дружеские объятия.

Эл наконец отстранился, всё ещё сам не свой от восторга, и вдруг сердце сбилось с такта.

Сначала от предвкушения, что сейчас он увидит её, а потом от накрывшего саваном ледяного страха. Взгляд метнулся, выискивая любимые огненные локоны, не нашёл, вернулся вновь к улыбчивому другу.

– А…

Видно, у него так перекосило лицо, что Наир понял вопрос раньше, чем Ворон успел договорить.

– О, нет, нет! Всё хорошо! Все живы-здоровы! – поспешно всплеснул руками Ушастик. – Я просто один сбежал в Лэрианор, а они все в столице остались. Расскажу сейчас… Эл, ты не поверишь, через что мы прошли!

– Поверю, брат, я теперь во всё поверю, – рассмеялся Эливерт.

Отлегло от сердца. Она жива-здорова. Она в столице. Значит, скоро свидятся.

А сейчас вот радость какая – друга встретил! Надо же! Ну, сейчас вот и выяснит, сколько правды было в тех снах и видениях, которые ему снились у леснянок.