Часть первая: "Приморье". Глава 3 - Большие проблемы маленьких: развитие

Граница Ведьминого леса с половинчиками.

За размышлениями гостей стражи привели их к селению короля. И при помощи толстоватых пальцев (не без заминки) повязки упали на землю.

Варта, Чини и Грок обнаружили себя стоящими перед деревянным троном на возвышении. На нём важно восседал рано седеющий, рано лысеющий и уж точно рано располневший король Толстоног.

В пышных одеждах и с расчёсанными кудрями он казался выше и ещё шире, чем был. Вокруг него стояла нарядная свита с пышными причёсками.

Рядом, на голову ниже, на малом троне сидела тощая старушка в чёрном длинном одеянии, что скрывало не только ноги, но ниспадало на саму землю.

Она была слепа. Белые глаза не двигались. Но зрачки были открыты, что пугало и заставляло смотреть на них одновременно.

Внимание троих безразлично скользнуло по королю и остановилось на старушке. Грок и Чини ощутили в ней зачатки магии, а Варта просто не могла отвезти взгляда от белых прожилок.

Если говорили, что всякий, что взглянет в Провал, больше не сможет отвезти от него взгляда, то это была его пусть и небольшая, но столь же притягательная версия.

– Сынок, она не врёт, – послышался ровный старческий голос, словно король прежде задал ей вопрос на ухо. – Она действительно священное животное из северного клана. Клан варваров признал её правительницей перед тем, как влиться в единый племенной союз.

– Она говорила от имени Андрена, – басовито напомнил король. – Разве он вождь над вождями?

И тут все поняли, что старуха не видит в этом мире, но некий другой мир открыт для неё как развёрнутый прислужником свиток.

– Он действительно вождь варваров. Но это лишь одна из его ролей, – ответила старушка-пророчица и вдруг повернула голову к орку.

Опущенные веки не дрогнули, перст ткнулся перед собой. Подумав, продолжила после паузы:

– Орк назвался телохранителем. Это не совсем правда. Но при этом он и не соврал. Он стережёт священную рысь. Но лишь ради другого человека.

Грок приподнял брови, хмыкнул и прошептал:

– Эту? Убил бы…

Голос старушки прервался. Затем уже Чини физически ощутила несуществующий взгляд.

– А эта дева многое пережила в другом обличье, – продолжила пророчица. – И в награду за терпимые муки, боги наградили её даром. Так что всё верно, сын. Они не соврали. Они не враги. Пусть выполнят нашу просьбу и отпусти их с миром. Да не забудь вознаградить за старание. Не часто такие гости к нам наведываются.

– Благодарю тебя, почтенная мама. Ты как всегда хранишь наш народ от всех бед, – кивнул Толстоног и трижды хлопнул в ладоши.

Слуги словно ждали этого момента. Перед путниками вскоре появились стулья, лежанка для рыси, широкие столы. Маленькие толстячки, как трудолюбивые муравьи, сносили на столы всё, что добывалось в округе.

Гости пригляделись. На чистых скатертях дразнило обоняние четыре вида жареного мяса с острыми лесными приправами. А пять видов речной рыбы расположились рядом в жаренном или копчёном виде. Рядом миролюбиво покоилась рыба морская, просто пожаренная. Здесь же возвышались горками свежие овощи, истекали соком солнечные фрукты, блестели на солнце ягоды.

– А в кувшинах, судя по запаху, свежевыжатый сок, кисели и мне незнакомые настои, – призналась Варта.

Травы смешивались с запахом мяса и будили аппетит пуще прежнего. Как будто тяжёлая дорога вдоль песчаного пляжа плохо с этим справлялась.

Грок едва сдержался, чтобы не плюхнуться первым за стол, презрев приглашение короля и надутое старшинство «священной» рыси.

Наверное, он так бы и поступил, но взгляд иногда отрывался от стремительно заполняющегося стола и натыкался на слепую старушку. И мысли прояснялись.

Тогда северный орк опускал голову и не позволял желудку шуметь слишком громко. Безумно хотелось приняться за карася в сметане, но перед пророчицей он испытывал доселе редко используемое чувство – чувство стыда.

Чини облизывалась. Долгая дорога и однобокая еда на ходу надоели. Путники ели почти одно мясо, что было непривычно и тяжело для её вновь преображённого организма. Зверский аппетит требовал пополнить ресурсы тела и чем-нибудь другим, кроме вяленой солонины и ключевой, дождевой или талой воды.

Наконец, Толстоног милостиво развёл руками:

– Присаживайтесь к столу, гости. Отведайте кушанья с нами. Все разговоры после…

Полное осознание происходящего вернулось к Гроку, когда пришлось ослабить пояс, чтобы следующая порция жареного оленёнка не разорвала изнутри.

Только после этого Северный орк стал замечать мир вокруг. Или, что точнее, придавать ему значение хоть где-то кроме содержимого стола.

Варта взяла на себя роль ведущей, пусть и отчитывается. Он всего лишь телохранитель. Еда не отравлена, убедился. А то, что рысь с королём языками перетирают, это их заботы.

Чини ела всё больше сладкие фрукты, пила терпкие медовые настои с травами. Они в противовес хмельному вину, разглаживали мысли и настраивали прислушиваться к себе. Это так приятно – слышать окружающий мир на иных диапазонах, без звона в ушах. И больше не пугаться каждому шороху. Если раньше тот грозил смертью, то теперь она мало придавала значения слабым звукам.

Орк вовсе размяк, не воспринимая ничего, кроме кваса на хлебе и мяса. Расслабился по полной. Ленивый взгляд блуждал по миру, но то и дело останавливался на груди Чини. Старался надолго не задерживать взгляда, но квас брал своё. Да и Чини выглядела достаточно хорошо. Даже для человека. А что дальше с этим делать, он пока не знал.

«Эх, ей бы ещё клыки и зелёную кожу», – прикинул орк, расплываясь в сытой улыбке: «Тогда я бы сразу сказал. Постой-ка! Какая ещё дружба? Выходи за меня!»

– Эй, ты морду то попроще сделай, зелень, – заметила эту блаженную улыбку Чини.

Грок мотнул головой, отгоняя лишние мысли.

«Какая ещё свадьба? Привидится же по сытой лавочке!»

Пока Варта разговорилась с королём, мир вокруг стал приветливым и лёгким. Вокруг плясали толстые танцовщицы, издавая причудливыми инструментами что-то похожее не музыку и даже песнопения.

Северный гость попытался представить толстушек с клыками и тоже зеленокожими. Но волосоногие толстухи и близко не стояли с Чини.

«Не, ну может после похода к богам и стоит попробовать?» – ещё подумал Северный орк и снова поморщился: «Похоже, квас ударил в голову».

– Нравится ли вам приём, гости мои? – обратился к ним король.

Чини, поддаваясь внутренней интуиции, подскочила:

– Всё сытно и достойно самого короля, нам без сомнения нравится. Жаль… о настоящих песнях в этом лесу не слышали! – и прислушавшись к странному порыву души Чини выхватила у ближайшего танцора длиннострунный инструмент.

За столом непроизвольно замерли. Тяжёлые взгляды вот-вот должны были пригвоздить к полу, но гостья больше ни на кого не смотрела. Она была уже не здесь, лишь полностью окунулась в себя.

Пальцы барда коснулись струн, настраивая инструмент. Никогда ранее Чини не держала ничего подобного в руках, но сейчас пальцами словно управляли боги. И по долине покатилась прелестная мелодия, ласкающая слух и сердце.

Не только разговоры смолкли за столом, но и всё движение вокруг прекратилось. Прислушались звери и насторожились птицы.

Чини скривила губы, распахнула рот. И слова полились из недр самой души, её самых отдалённых закоулков.

Нежный голос подхватил мелодию:

Безлунною ночью домою я шла

За спиной слышался звук шагов.

Тогда я побежала, но убийца быстрей…

Где герой, что спасает людей?

Отведи ты беду от меня.

Защити ты меня от огня.

А теперь только ветер Провала.

Как же мне его там не хватало!

Песнь вновь подхватила мелодия инструмента. На глаза барда навернулись слёзы. В груди потеплело. Этот жар рвался наружу.

Чини ощутила силу, что могла повергнуть в прах любые армии. Сила, что покорит любые сердца.

Умерла я под полной луной.

Овладел телом пьяный изгой.

Не пронзила его ни стрела,

Не вспорола брюхо стрела.

Даже нож и тот не пронзил.

Жив пройдоха, собачий сын.

Только дует проклятый ветер!

Ты в Провале за всё ответишь!

Мир вокруг умер на время. Перед закрытыми глазами мелькали совсем другие картины, нежели создавали солнце и безмятежный день.

Чини и слушатели видели в строках пламя и ветер, свободу и солнце, море и войны. Они искали ответы на свои вопросы. Только вслух их никто не задавал.

Озарением накатила причудливая волна света и тепла. Бард сама словно прозрела грядущее и новые слова вновь низвергли уста:

Боги, где вы? Ответьте! Я о каре прошу!

Почему только ветер вновь тревожит душу?

Если нет мне героя, что за весь белый свет

Отведёт мои страхи, мир получит ответ:

Я готова коснуться Провала,

Чтоб душа моя мести сыскала!

Напрашивалось продолжение. Но струна порвалась.

Инструмент не выдержал испытание чувствами и напора неведомой силы.

– Музыканты половинчаков не высекали на нём ранее ничего подобного! – произнёс поражённый король.

Чини медленно, очень медленно подняла веки, возвращаясь в реальный мир из мира грёз. Варта, орк, старуха и все подданные не могли молвить и слова. По щекам присутствующих текли слёзы, про пир забыли.

Орк протрезвел моментально, отодвигая забродивший на солнце квас подальше.

«Ну какой ещё зелёный? Как есть, надо брать!» – подумал Грок в этот момент.

Новоявленный бард и сама ничего могла понять. Сидела без движения, боясь шелохнуться.

Тогда вновь подала голос старуха:

– Негоже посланнице богов сидеть за столом в звериных шкурах. Сын, подари ей ладную одежду. Пусть мастера и оружейники справят по стати и броню, раз наши инструменты не в силах выдержать её дара.

– Хорошо мама, только она не воин. Зачем ей доспехи? – добавил Толстоног.

– Она воин в гораздо большей степени, чем кто-либо из твоих разведчиков, – твёрдо заключила старуха. – Ибо словом разит. А, значит и клинком сразит!

Никто за столом не смог возразить. Неловко продолжилась трапеза. Слишком тихая и неестественная, чтобы называться пиром.

– Ну, хоть на одёжку заработала, и то польза, – буркнул Грок, стараясь перевести в шутку неловкое молчание.

И взгляд его весь остаток пира блуждал выше груди, пытаясь поймать взгляд своей спутницы.

Сама же Чини опустила глаза, пытаясь понять, что с ней произошло. Голова была пуста. Ни одной мысли. Вообще ничего!

Но внутри было тепло. Словно появился образ. Неясный, едва ощутимый, то точно того, кто должен быть рядом.

– За короля половинчаков! Великого Толстонога и его мудрую мать! – неловко подняла чару с ягодным сбитнем Чини и первой пригубила, чтобы ко всем вернулся аппетит.

На том пир и продолжился. И ко всем вернулось настроение. Только Варта вдруг стала мрачнее тучи и места себе не находило. Горела серёжка в её ухе. А что послужило тому причиной, она понять не могла.