4. Асакава: Уровень L

Тёплая вода ласкает кожу, расслабляет, снимает напряжение и усталость. Душевые кабины в зоне отдыха, что открылась нам при выходе из последней локации, оборудованы скромно, без изысков, но здесь есть всё необходимое. Выдавливаю на ладонь шампунь и принимаюсь массировать голову.

Нет, я решительно не знаю, как дяде удалось снять этот гигантский полигон, но это гениально. До сегодняшнего дня я и не представлял, что могу быть так близок к Нацуно. До этого я мог позволить себе лишь смотреть на него издалека и редкие, короткие разговоры ни о чём. А сейчас…

Сейчас мы действуем как напарники, как друзья! Вместе мы решали головоломки, отгадывали загадки, искали тайники, плыли на настоящем плоту, лезли по отвесной стене, бежали плечом к плечу и отстреливались, вместе прыгали на тарзанке.

Боже! Я думал, что умру там, и вовсе не от страха. Я мог обнимать его, прижимать к себе, пусть краткие мгновения, но мог! Наверное, только из-за страха падения Нацуно не догадался, не понял моих мотивов в тот момент. И сейчас он в каких-то нескольких метрах от меня, за тонкой перегородкой, стоит обнажённый, разгорячённый, до безумия соблазнительный.

Выйти, сломать картонную дверцу, прижать Нацуно к стене, обхватить руками его стройное тело, зацеловать, заласкать до беспамятства, чтобы он стонал и таял от удовольствия, чтобы и думать не смел о сопротивлении, чтобы всё, как в моих снах. Превратить фантазии в реальность. У меня ведь хватит силы зажать его. Хватит…

Проклятье! О чём я только думаю? Успокоиться. Нужно успокоиться.

Но возбуждение уже достигло черты, когда поздно останавливаться, и внизу живота сладко заныло. Нет, выходить в таком состоянии нельзя, просто нельзя. Нужно снять напряжение. Иначе Нацуно догадается.

Я касаюсь себя, ласкаю, а представляю его. Представляю, как его пальцы скользят по моему члену, как его язык касается головки, а затем эти божественные губы обхватывают член и заглатывают, а язык в это время…

Зажимаю рот ладонью, сдерживая стон удовольствия, и кончаю себе в руку.

Я так свихнусь. Просто свихнусь.

Нет, задумка дяди замечательна. Это нереально здорово быть с ним рядом, делать одно дело, решать одни проблемы, но эта близость сводит с ума. Я не знаю, как продержусь до конца квеста. И что там вообще в конце будет?

С этими мыслями я вытираюсь, натягиваю бельё и выхожу из кабинки. Рядом с нашими скинутыми в спешке вещами стоит тумбочка, на которой аккуратно сложены две юкаты(1). Странный, конечно, выбор одежды для следующего квеста, но облачаться в грязную одежду после душа не хочется. Поэтому надеваю юкату, и замечаю красную кнопку у двери.

Выход на третий уровень — уровень L.

Интересно, что там будет?

— Асакава, у тебя есть какая-нибудь резинка хайры перевязать? — спрашивает Нацуно и выходит из кабинки, протирая волосы.

Господи, за что мне это? За что? Я не могу отвести взгляд от его обнажённого торса. Влажная кожа, гладкая безволосая грудь, сосочки чудесного розового цвета так и просятся, чтобы их приласкали, чтобы поиграли с ними, а эти изумительные узкие бёдра и длинные худые ноги…

За что?!

Нацуно убирает с головы полотенце, и мокрые пряди волос падают на плечи.

Я буквально только что снял возбуждение, кончил, но сейчас возбуждаюсь опять. Возбуждаюсь от одного его вида!

— Нет, — сглатывая слюну, отвечаю я на вопрос и отворачиваюсь, краем глаза продолжая наблюдать за тем, как Нацуно надевает юкату.

Мы здесь уже несколько часов, но не прошли и одной пятой части квеста. Дядина задумка хороша, но я не выдержу долго. Истязание близостью слишком мучительно для меня. Поэтому пора переходить на более сложный, но и более быстрый уровень.

— Видел? — киваю на красную кнопку возле двери. — Отсюда можно на третий уровень перейти. Что скажешь?

— Третий уровень? — задумчиво протягивает Нацуно, скашивая глаза на браслет, и хмыкает: — Интересно, что там будет? Этот сумасшедший богач нас в космос на ракете отправит, что ли?

— А я бы с тобой полетел! — пытаюсь пошутить я и сам понимаю, что неудачно шучу.

— Ладно! — решается Нацуно. — В космос, так в космос. С тобой, Асакава, и к чёрту в задницу не страшно. Тем более, что за третий уровень два ляма отвалят. А два ляма — это не шутки.

Я улыбаюсь, жму красную кнопку, и мы шагаем в распахнувшуюся дверь. Когда глаза привыкают к полутьме, оглядываюсь.

Небольшое помещение обставлено как комната отдыха: диван, пара кресел, журнальный столик, на стене огромный аквариум с пёстрыми рыбками, свет приглушённый, мягкий. Это немного обескураживает и непроизвольно напрягает.

В чём подвох? Что задумал дядя на сей раз?

— Рад вновь приветствовать вас, друзья, — раздаётся из динамиков дядин голос. И это первый раз после инструктажа, когда он с нами связывается. — Очень рад, что вы перешли на уровень L. Я следил за вами всё это время и видел, как славно вы решали головоломки и боролись с трудностями. Вы сблизились, как настоящие друзья. Но на этом уровне вам придётся стать ещё ближе, ведь «L» — это сокращение от «lovers», а значит здесь вам нужно будет играть любовников.

Дыхание перехватывает, и дышать резко становится нечем.

Нет. Ну нет же. Дядя, ведь это не то, о чём я подумал?

— Подождите, — с трудом выговариваю я. — Любовников? Что это значит?

— Это значит, что вам нужно будет заниматься друг с другом любовью. И сейчас я бы хотел увидеть минет.

Смотрю на замороженный взгляд Нацуно, и мне хочется исчезнуть отсюда, провалиться сквозь землю, хочется добраться до этого старого придурка и сломать ему челюсть! Дядя, какого чёрта ты творишь!?

— Это какая-то тупая шутка, — хрипло произносит Нацуно. — Давайте уже серьёзно и к делу.

— А это не шутка, Нацуно. Совсем не шутка, — отвечает дядя, и я едва сдерживаюсь, чтобы не заорать на него матом. — И я буду весьма признателен, если вы без ломаний перейдёте сразу к делу.

— Да к какому делу, чёрт вас дери?!

— К минету, — коротко говорит дядя и поясняет: — Один из вас делает другому минет. Только после этого я открою дверь, и вы сможете покинуть эту комнату. Теперь понятно объяснил?

— Всё. Хорош глумиться. Мы отказываемся выполнять эту херь. Выпускай нас отсюда.

В голосе Нацуно я слышу рокот просыпающегося вулкана. Он сейчас рванёт и разнесёт здесь всё. И в первую очередь — меня!

Дядя — скотина!

— Ты удивительно милый и настойчивый молодой человек, Нацуно Хиро, — говорит дядя, а я лихорадочно пытаюсь найти выход, придумать хоть что-нибудь, чтобы и не выдать себя, и прекратить это издевательство. — Но ты находишься не в том положении, чтобы командовать. Ты сам пришёл сюда, сам подписал договор, в котором говорилось, что за двадцать тысяч долларов ты обязуешься выполнять все задания без права отказа. Так выполняй.

Договор. Вот оно!

— Пункт договора под номером 19 Б, — как за соломинку хватаюсь я. — Там говорится о досрочном выходе из игры.

— О досрочном выходе из игры вследствие чрезвычайных обстоятельств и угрозы для жизни игроков. Где же вы видите здесь чрезвычайные обстоятельства и угрозу вашей жизни? — парирует дядя.

Мне нечем крыть. Убью гада! Убью!

— Где я, мать твою, угрозу для жизни вижу? — сжимает кулаки Нацуно, и я инстинктивно отхожу о него на два шага. — Лично для твоей жизни, грёбаный пидор, этой угрозой стану я, если сию секунду не выпустишь нас отсюда!

— Тише, мальчики, спокойнее. Я своё задание дал, теперь ваша очередь выполнять. Можете посидеть, остыть, подумать головой — во времени я вас не ограничиваю. Лишь напоминаю, что два миллиона йен — это неплохой такой стимул, чтобы чуть-чуть поднапрячься. С надеждой на наше дальнейшее сотрудничество я отключаю голосовую связь.

И дядя отключается, а я остаюсь один на один с извергающимся вулканом. И чтобы привлекать меньше внимания, сажусь на диван.

Нацуно рычит и со всей злобой пинает тяжёлый журнальный столик. Тот картонной игрушкой отлетает к стене.

Кажется, я недавно прикидывал, что сильнее Нацуно и смогу, при случае, зажать его. Теперь вижу — ничего я не смогу. Да, я выше и шире его в плечах и вообще более накачан, но он, с виду тощий, состоит, кажется, из одних жил. А ещё из ярости. Из огненной, сносящей всё на своём пути, ярости.

Вот он бьёт стену кулаком. Я бы, наверное, взвыл от такого, а Нацуно только шипит и трёт отбитую руку. Затем оборачивается, зыркает на меня, резко подходит к дивану и садится, упирается взглядом в стену.

А меня попускает. Он не будет набрасываться на меня с кулаками. Хотя с чего бы ему на меня-то набрасываться? Меня же не в чем подозревать. Не в чем!

Нужно срочно придумать, что делать. Нужно придумать, как выйти отсюда и не умереть.

Правильнее и честнее всего будет рассказать сейчас всё Нацуно о дяде-идиоте, о дурацком плане, о моих чувствах. Рассказать и надеяться, что он не убьёт меня прямо здесь, на месте. Потом связаться с дядей и потребовать, чтобы выпустил нас. А после — навсегда забыть о Нацуно. Потому что он тут же оборвёт все те непрочные эмоциональные ниточки, что завязал со мной. Оборвёт не колеблясь и выстроит стену, которую не сломить никаким штурмом. И эти несколько часов счастья — счастья быть вместе — останутся со мной навсегда горькими каплями воспоминаний.

Нужно рассказать всё. Потребовать от дяди, чтобы выпустил. Забыть.

Но я не смогу его забыть. Не смогу. Я уже пробовал! Именно поэтому я рассказал всё дяде. Именно поэтому мы сейчас здесь.

Я не могу его забыть!

И если я всё равно не смогу забыть его, если всё равно часы счастья не дадут никаких всходов, оставшись лишь в моём сердце воспоминаниями, то, может, стоит продлить эти часы? Хотя бы немного?

Смотрю на Нацуно. Он по-прежнему сидит и сверлит взглядом стену. Я почти вижу электрические разряды вокруг него.

Продлить. Уговорить его. Убедить принять правила игры. Прикоснуться к нему. Сделать ему приятно. Хоть раз увидеть его оргазм. И быть может…

Я сглатываю давно застрявший в горле ком.

Нет, глупо на что-то надеяться. Чудес не бывает. Но я всё же попытаюсь завязать на себе ещё одну ниточку его эмоций. И я сделаю всё, чтобы эта ниточка была положительной.

_________________________

2. Юката — традиционная японская одежда, представляющая собой летнее повседневное хлопчатобумажное, льняное или пеньковое кимоно без подкладки.