Глава 6

Мысли вспыхивают мириадами противоречий.

— Ты не сделаешь этого, — проговариваю глухо.

И сама плохо верю себе.

Но в то же время очень надеюсь, чтобы так оно и было.

— Ладно, — подозрительно легко сдаётся Маркус, беззаботно пожимая плечами.

Мою руку так и не отпускает. Снова возобновляет шествие по направлению вглубь виноградника, потянув меня за собой.

— Ладно? — переспрашиваю вынужденно, подстраиваясь под его шаг. — То есть я останусь с тобой? И никаких других мужчин, кроме тебя, не будет?

Как-то легко он сдаётся, вот и не верится…

— Ну, после того, что ты мне рассказала, я бы тебя в любом случае уже не отпустил, — отзывается Грин. — Как минимум потому, что с твоей помощью я поймаю тех, кто пытается до меня добраться. Так что да, цветочек: ты останешься со мной. А другие мужчины… Зависит от того, как ты себя будешь вести, моя фальшивая рабыня, — выделяет последнее слово насмешливой интонацией. — К тому же… Неужели, и правда, решила, что я действительно позволю тебе уклониться от условий выполнения контракта и просто так подарю миллион евро? — заканчивает в снисхождении.

Мне требуется добрая минута, чтобы осмыслить всю полноту... Подставы!

— Ты…! — восклицаю в возмущении.

Я бы ещё много чего добавила, но вряд ли англичанин оценит всю полноту “русского могучего”, а ничего другого в голову пока не приходит.

А раздражение от всей нелепости ситуации растёт и растёт…

Это же надо! Так глупо попасться!

— Лжец? — интересуется встречно Маркус. — Да. Такой же, как и ты, — ухмыляется и останавливается, разворачивая меня к себе. — Паршивое чувство — быть обманутым, не так ли? — вновь касается моих волос, на этот раз поправляя локоны с другой стороны лица, а я с трудом сдерживаюсь, чтобы не отпрянуть назад. — Кстати, об этом, — меняет тему разговора. — Ты правда девственница? Скольких на самом деле ты обслужила до меня? — проводит кончиками пальцев от скулы ниже к губам. — Ну же, признайся честно, маленькая обманщица, а то этот дивный ротик на удивление хорошо справляется… — дальше я слушать просто не в силах.

Свободная рука сама собой замахивается.

Жаль только, реакция потенциальной жертвы пощёчины оказывается чересчур хороша. Он перехватывает мою ладонь совсем близко от его лица. Сжимает слишком сильно и отводит в сторону. И больно не ему, а снова мне.

— Пошёл ты со своими догадками! — вскрикиваю, отдёргивая руку.

Попытка освободиться оказывается безуспешной. К тому же, ультрамариновый взор знакомо темнеет и наполняется тяжестью. Маркус бесцеремонно толкает меня к железной решётке, к которой привязаны виноградные лозы.

Сооружение выдерживает удар. В отличие от меня.

Да, я готовилась к чему-то подобному долгое время, но теперь, когда сталкиваюсь с этим в реальности… Поясницу простреливает острой болью. Сердце заходится в бешеном ритме. Громогласные удары отражаются в сознании подобно ударам молота по наковальне.

Запястья перехвачены одной его рукой и заведены вверх. Вторая ладонь моего персонального мучителя опускается на горло, слегка сдавливая, но не задерживается надолго в одном положении, плавно опускаясь ниже.

— Ты так и не ответила, цветочек, — напоминает о былом Маркус.

Пуговичка за пуговичкой — блуза оказывается расстёгнута, обнажая неприкрытое нижним бельём тело. Холодный ветерок вызывает озноб и мурашки по коже. В то же время моих приоткрытых губ касается горячее дыхание. Мне так и не удаётся что-либо сказать.

Неожиданно нежный, но вместе с тем требовательный и страстный поцелуй отбирает мой кислород. И выворачивает душу. Понятия не имею, что со мной происходит. Но, если бы этот мужчина бил меня плетью в самой жестокой форме, я бы и то не чувствовала столько безудержной внутренней боли. Настолько яркой и необъятной, что она мгновенно заполоняет рассудок, не оставляя мне даже капли здравого смысла. И я тону в этом зыбком омуте. Вязну и пропадаю, оставляя там все истинные мысли и желания. Прячу свои настоящие эмоции глубоко-глубоко, где никто не дотянется до них. Даже я сама.

И только потом возвращаюсь в реальность.

Сжимаю пальцами металлическую решётку над головой, цепляясь за неё, как за какой-нибудь спасительный маяк, в то время, как Маркус приподнимает меня выше. Ненадолго поднимаю лицо к хмурому осеннему небу и закрываю глаза.

Ничего не помнить. Не знать. Не чувствовать. Ни ласковых настойчивых прикосновений чужих рук, губ. Ни жаркого дыхания, обжигающего мою ледяную кожу, снова и снова отнимающего способность свободно дышать. Не хочу…

Но я должна.

Ведь просто никогда не бывает.

Нет необходимости переступать через себя повторно и делать что-либо ещё. Достаточно дожить до того момента, когда всё закончится. Физиология сама сделает своё дело. Надо просто потерпеть. Отпустить ту тьму, что я совсем недавно обрела. Поддаться чужой воле. Слегка подыграть. Убедить и Маркуса, и себя, что эта моя очередная ложь ещё вполне может быть правдой.

Неважно, что совсем скоро итог происходящего принесёт очередную волну боли. Ещё более сокрушительную, нежели прежде. Не физическую. Нет. На неё давно плевать. Иначе бы я никогда не решилась на то, во что ввязалась.

— Ох, — единственное, что срывается с моих уст наравне с тихим всхлипом, как только мужская плоть наполняет изнутри одним резким толчком.

Действительно, не больно.

Юбка на мне задрана по пояс, а ноги обвивают мужской торс. По венам снова будто электричество пускают. Мельчайшие разряды пронизывают тело и воспламеняют кровь, норовя повторно сжечь подсознание и превратить в пепел. Я кусаю собственные губы, стараясь сконцентрироваться на этом ощущении и немного грубых глубоких проникновениях, постепенно увеличивающих темп движения внутри меня. Ведь Маркус Грин ни за что не должен знать, насколько мне банально всё равно на то, что он со мной сделает.

Мгновения тянутся целой вечностью, а секунды превращаются в бесконечность, прежде чем столь необходимая искра раскалывает подсознание мириадами осколков наслаждения. Я жадно хватаю ртом воздух и вновь смотрю на затянутое облаками небо, пока мужчина также достигает пика удовольствия. Проходит ещё минимум минута, и только потом он выпускает из своих объятий, отчасти позволяя стоять самостоятельно. Всё равно придерживает, будто бы опасается, что я упаду, тем самым зарождая где-то на краю моего разума новую тень противоречий.

— Убедился? — спрашиваю, но на собеседника не смотрю, хотя и так знаю, что испачкала его своей кровью. Поправляю юбку. — Или мне всё ещё нужно тебе ответить? — уточняю, не справившись с кривой усмешкой на своих губах.

Как только нижняя часть одежды оказывается в порядке, принимаюсь застёгивать блузку, но не удаётся продеть в петлю даже первую пуговицу. Маркус вновь прижимает меня к металлической решётке, сжимая одной рукой за шею. Жест кажется уже настолько привычным, что я совсем не удивлена и не растеряна. Просто жду того, что будет дальше.

— Разговорчивая, строптивая рабыня… — шепчет тихо-тихо и скользит губами по моей скуле, шумно вдыхая. — Мне нравится больше, да… — дарит лёгкий поцелуй в висок, а после дополняет снисходительно: — Но не переходи границу, цветочек. Тебе не понравится то, что ждёт за ней.

Слова не звучат угрозой. Скорее откровенным обещанием. Наверное, именно поэтому они действуют на меня гораздо больше, нежели мы оба могли ожидать.

Сердце пропускает удар. Я забываю, как надо дышать.

“Три, четыре, семь, шесть, восемь: лепестки цветков мы бросим. Упадут они на оземь — и настанет снова осень”, — звучит в моей голове.

Теперь, когда я больше не тону в своей персональной тьме, боль возвращается. Слишком острая, чтобы я могла так сразу справиться с ней.

— Вот и умница, — по-своему расценивает мою реакцию брюнет.

Он отстраняется. Сам заканчивает поправлять мою одежду, в том числе и верхнюю, а после берёт за руку, и мы продолжаем идти дальше.

— До места, куда мы направлялись перед аварией, осталось чуть больше трёх миль, если идти не по шоссе, — указывает направление впереди себя в скупом пояснении.

Молча киваю, принимая его слова. И, сколь бы ни хотелось прежде поинтересоваться о том, что же это за место такое, раз дорога к нему настолько безлюдна, весь последующий час я смиренно бреду за мужчиной, обдумывая совсем иное.

Сегодняшнее утро слишком сильно изменило мои планы на ближайшее будущее. Теперь, очевидно, придётся импровизировать ещё чаще...