ГЛАВА 11. В тени акаций

Изабель шла на поправку медленно. Она бредила, просыпаясь среди ночи в поту, стонала и звала отца. Словно его присутствие могло как-то облегчить её боль. Я успокаивала сестру, смачивая тряпку в холодной воде, прикладывала ко лбу. Самыми страшными были ночи. Именно с наступлением сумерек сестре становилось хуже. Если днём она приходила ненадолго в себя, то ночью, металась по кровати и чуть не горела от лихорадки. А ещё малыш заходился плачем в соседней комнате. Рабыня – кормилица не могла успокоить маленького Эдмунда (новорождённого крестили на следующий день в семейной часовне). Мне приходилось бежать и к племяннику. Взяв его на руки, я пела колыбельную. Когда Эдмунд засыпал, отдавала его обратно рабыне и бежала к сестре.

За несколько дней я превратилась в исхудавшую осунувшуюся старуху. Синяки под глазами от недосыпания, украшали некогда моё цветущее здоровьем лицо. От недостатка солнца и свежего воздуха моя кожа побледнела. От этого я стала ещё больше походить на белую.

Единственный в этом доме, на ком никак не отражалась болезнь Изабель, был её муж. Он ездил на плантацию. Посещал свою любовницу – тёщу. Играл в карты с Кристофером. Даже рождение сына не повлияло на Гарри. Он видел своего наследника только два раза. Один раз на следующее утро после рождения и второй раз на крестинах. Больше «счастливый» отец никак не выражал свою заинтересованность отпрыском.

Мачеха на крестины не приехала. Она плохо себя чувствовала. Кристофер явился в не подобающем виде. Даже получил нагоняй от святого отца. Он держал младенца, качаясь из стороны в сторону, дыша на него перегаром. Я боялась, что он уронит племянника. Стоя рядом, была начеку, на случай если придётся ловить малыша. Мой мерзкий брат такую вынужденную близость расценивал, как мою симпатию к нему. Господи! Как о таком грехе можно думать?! Но мой брат не только думал. Он бредил мною.

На обеде по случаю крещения я не была. Сразу после часовни, поспешила к сестре.

В день, когда Изабель стало чуть лучше, в её спальню вошёл мистер Холефилд – главный надсмотрщик. Он работал ещё на отца, но со свадьбы сестры занял должность на этой плантации.

- Мисс Лили, — позвал надсмотрщик, тихо входя в комнату, — простите, что не постучал. Я боялся разбудить миссис Коллинз.

- Ничего, — посмотрев на него, ответила я. – Вы что-то хотели?

Мистер Холефилд мял края шляпы, виновато смотря в пол.

- Да. Простите, что приходится спрашивать совета у вас, но мистера Коллинза нет, а его жена больна.

- Ближе к делу, — вздохнула я, понимая, что сейчас мне придётся решать чью-то судьбу.

- Сегодня рабыня родила на плантации, и поэтому не смогла собрать минимальную меру хлопка. Хозяин приказал всех рабов без исключения наказывать десятью ударами плетей, если не будет хватать хотя бы половины унции до нормы в день. И я, — поднимая глаза на меня с пола, осекся он.

- И вы не знаете, как поступить в этой ситуации? – закончила я его слова.

- Да, мисс Лили, — замотал он головой, — рабыня не виновата. И у неё родился мулат. Но, клянусь богом, ни один мой парень к чёрным не прикасается.

Можно было не говорить об этом. То, что это ребёнок Гарри и так понятно. Он не упускал возможности позабавиться с хорошенькими рабынями. Мой отец брал чёрных женщин не с полей. Он покупал их специально для этого. А вот его зять задирал юбки всем приглянувшимся рабыням. И в отличие от папы, Гарри не испытывал чувства ответственности перед такими детьми.

- Мистер Холефилд, о чём вы говорите?! – возмущалась я. – Бить только что родившую женщину! Я не ослышалась?

Моему негодованию не было предела. Я даже встала с кресла. Голова закружилась. Уже полдень, а я не ела со вчерашнего дня. Ухватившись за спинку кресла, я чуть опёрлась об неё. Мистер Холефилд это заметил. Рванулся с места, чтобы поддержать меня.

- Нет, — выставив ладонь ему навстречу, запротестовала я.

- Но, вам нехорошо, мисс Лили, — настаивал бывший работник отца.

- Уверяю вас, мне намного лучше, чем той рабыни, которую вы собрались наказать, — брезгливо сказала я, посмотрев на надсмотрщика.

Тон моего голоса, видимо, заставил его испытать христианское сострадание к рабыне.

Опустив глаза, мистер Холефилд сказал:

- Будь я бессердечным человеком, то беспрекословно исполнил бы приказ мистера Коллинза. Я работал на вашего отца, мисс Лили. Он был суровым хозяином, но справедливым. Телесные наказания за недобор унций хлопка получали рабы, старше четырнадцати лет. Женщин он и вовсе приказывал не трогать, если они носили детей. А вот уже мистер Коллинз требует давать плетей всем. Даже детям. Вчера мне пришлось бить шестилетнего ребёнка! – его глаза заслезились. – Я бы не наказывал его, но на взвешивание неожиданно приехал хозяин.

- Что? – шёпотом спросила я, не веря в такую зверскую жестокость.

- Это правда, мисс Лили, — убеждал меня надсмотрщик.- Я не палач. Закончится сезон сбора хлопка, и я попрошу расчёт.

- Но, Гарри сегодня нет, — чувствуя, как холодок бежит по моей спине от правды, я поспешила сесть обратно в кресло. – Можно не упоминать этого.

- Я хотел бы, но хозяин потребовал давать ему письменный отчёт кто сколько собрал. И угрожал мне, если я намеренно скрою недобор, он уволит меня.

Муж сестры не только убийца, он чудовище.

- А что если кто-то из рабов, кто собрал больше нормы, поделятся с той рабыней. Вы можете поговорить с ними. Время переписать отчёт ещё есть, — предложила я, с надеждой глядя на мистера Холефилда.

- Я поговорю с ними, — покачал он головой.

Когда надсмотрщик ушёл, я мысленно поблагодарила бога, что мне посчастливилось родиться дочерью своего отца. Будь я простой рабыней, то сейчас бы носила под сердцем ребёнка блудливого хозяина и получала бы плетей за недобор унций хлопка на плантации. А посмотрев на больную сестру, ещё и вознесла хвалебную речь создателю, что лишил меня такой радости, как брак с охотником за приданым.

В тот день сестра крепко спала не бредя. Со слов надсмотрщика, моего «родственника» не было дома. Так что я без страха вышла на улицу. Легкий тёплый ветер ласкал моё лицо, отчего захотелось не просто подышать на крыльце, расхаживая взад и вперёд, а прогуляться по саду. Когда ещё представится такая возможность. В присутствии Гарри дома я не отхожу от сестры, опасаясь за свою честь. Он хищным зверем следит за мной, словно ждёт подходящего момента наброситься на меня.

Я не спеша шла между кустами акаций в саду. Вдыхая их аромат, наслаждалась минутами уединения и тишины. Я не заметила, как отошла на приличное расстояние от дома. Нет, его крыша была видна вдалеке, но чтобы вернуться мне понадобится больше времени, чем я планировала на прогулку. Вдруг Изабель проснулась, а меня нет рядом. Подумав об этом, я решила срезать путь, и пошла вдоль изгороди. Конечно, не протоптанная тропинка, как в саду, но так намного быстрее.

Что позади меня скачет конь, я расслышала сразу. Изгородь разделяла дорогу к дому и земли теперь уже мистера Коллинза. Прибавив шаг, я без оглядки шла. Мысленно молилась, чтобы догоняющая меня лошадь не принадлежала Гарри.

- Надо же какой сегодня удачный день! – донеслось до меня.

Душа упала в пятки. Это мой брат.

- Постой, Лили! – звал он.

Я, не оборачиваясь, уже чуть не бежала от него. Что-то подсказывало мне, только добравшись до дома, я буду в безопасности. Там он не посмеет меня тронуть. Слишком много свидетелей. И на мой крик сбегутся не только рабы. Мистер Холефилд тоже.

Брат пришпорил коня. Вставшая на дыбы лошадь, легко взяла преграду в виде низкой изгороди. От неожиданности я упала в траву, под самые копыта коня.

- Стоять, Гром! – держа за поводья, приказывал Кристофер.

Конь отступал, несколько слушая хозяина, сколько от боли. Железо впивалось ему в рот и рвало губы.

- Ты напугал меня, — стараясь быть спокойной, сказала я.

- Не думал, что похож на разбойника, - смеялся брат, слезая с коня.

- Похож, — прошептала я, пытаясь подняться.

Кристофер подал мне руку. Я отказалась, но он сам схватил меня за запястье и потянул на себя.

- Ну, что попалась, моя чёрная сестрица? – прижимая сильно к себе, ухмыляясь, сказал брат.

Моё сердце замерло от ужаса. В глазах Кристофера я увидела его желания. И, поверьте мне, он не помочь хотел подняться сестре. Он желал свою сестру.

Упёршись ему в грудь руками, я попыталась вырваться. Тогда Кристофер повалил меня на землю, а его губы искали мои. Он жаждал поцеловать меня. Это было омерзительно! Я хотела кричать, но он не давал и вздохнуть. Стоило открыть рот, как язык брата вползал в него.

Господи, тогда ночью он был пьян. Но в тот день, Кристофер не пил. Им двигали какие-то животные инстинкты. Набросившись на меня, брат задирал подол платья. Отбиваться от него сил у меня не было. Я, истощённая уходом за сестрой, даже не могла умолять его прекратить это надругательство. Единственное на что хватило моих сил, это плакать.

Какой позор быть изнасилованной собственным братом. Он ещё не закончил своё грязное дело, а я уже оплакивала свою незавидную участь. Если раньше я могла надеяться на брак с незнакомым мне женихом, который должен, вот-вот, по словам отца, приехать за мной, то после этого я не могу надеяться ни на что. Кристофер забрал не только мою честь, он унизил меня. Растоптал мою гордость. Сломал меня, лишив веры в счастливое будущее. После него я чувствовала себя такой грязной, что мне в жизнь не отмыться от этого.

Мой брат спокойно встал и, заправляясь, сказал:

- Я думал, будет повеселее, а ты даже не сопротивлялась.

- Ненавижу, — прошептала я, прикрывая платьем ноги.

Он наклонился. Поднял мой подбородок вверх, пальцами. На его лице красовалась довольная улыбка, а глаза горели демоническим блеском.

- Скажи ещё «ненавижу», мне это нравится. Я куплю тебя у Гарри, сестрица, и буду делать с тобой, что захочу.

Он говорил, а я цепенела от страха и ужаса, представляя, как то, что произошло минуту назад в тени акаций, будет повторяться вновь и вновь, если я стану его собственностью.

- Лучше убей меня, — взмолилась я.

Он сильно сжал моё лицо, своими пальцами.

- Нет, милая, я не убью тебя. Я буду любить тебя, — его голос стал противней, чем он сам мне.

Набравшись смелости, я всё-таки сказала Кристоферу:

- Я пока ещё не твоя.

- И то верно, — опять улыбнулся он.

Грубо толкнув меня, сын моего отца подошёл к коню.

- Пока ты не моя, Лили, — говорил он, вскакивая в седло, — но, это пока. Скоро, станешь моей.

Он уехал, оставив меня лежать на траве в кустах акаций, а я вспоминала ту рабыню, которая утопилась. Самоубийство самый непростительный грех для христианина, но как жить, когда тебя смешали с грязью. Если бы не страх за сестру, я бы тоже отправилась вслед за грешницей в ад.