5. … жизнь продолжается … (отрывок 2)
… Ну всё! Надо просто отбросить, хотя бы временно все детали, и просто побольше узнать о себе, и не только о себе …
Гриша выдвинул один из ящиков из шкафа. Внутри было много ниток, иголки безобразно были разбросаны по дну. Обёрнутыми в клубок шерстяной пряжи лежали спицы и большие ножницы. В другом выдвижном ящике лежал небольшой кусок кожи, сшитый наподобие кошелька. Внутри оказались деньги, но много ли, этого Григорий Данилыч знать не мог – многие купюры ему были незнакомы. Третий выдвижной ящик был в самом низу шкафа, и вытащить его оказалось очень непросто, элемент сей был очень тяжёл - молоток, множество гвоздей, несколько напильников … клещи! Едва Гриша заметил последний предмет, как от эмоций его спина неестественно выгнулась. Казалось, что сейчас снова произойдёт нечто мистическое но, это всего лишь предположения, предположения от последствий, не более. Эти клещи были по размеру гораздо больше, да и другого цвета – эти синего, а те, те особо-то и не припомнишь, кровь, вот что было их настоящим цветом. Григорий Данилыч аккуратно коснулся пальцем рукоятки столярного предмета:
- Всё в порядке? Взлетать не собираетесь?
Однако больше всего внимания, как, оказалось, было уделено не клещам. Под столярными предметами лежал большой конверт, из которого виднелся край фотографии. Гриша вынул все бумаги, что нашёл, и внимательно стал их изучать. На единственной, но большой фотокарточке были запечатлены трое людей, и двоих из них узнать было очень легко. Та самая женщина и её, судя по всему, сын Филипп Григорьич аккуратно стояли перед объективом фотографа, направляя свой взгляд на зрителя. Рядом же, также аккуратно ровно, держа спину, стоял мужчина. Гриша не стал тянуть и быстро подбежал к зеркалу – он сравнил своё новое отражение с тем мужчиной, что был на фотокарточке. Существенную разницу, при всём желании, заметить было крайне трудно. Нехотя, Гриша понимал, что место на фотографии принадлежит именно ему, точнее его облику, но никак не ему настоящему. Он перевернул карточку и прочёл надпись:
“Третьего числа месяца Апреля года тысяча девятьсот тридцать шестого. Семья Рязанцевых. Акулина Матвеевна, Григорий Маркович, Филипп Григорьевич”.
- Я не Григорий Маркович!- громко вслух возразил Гриша,- Я Кнафт! Кнафт Григорий Данилыч!- потомок дворян резко стал очень раздражённым. Губы мужчины, от злобы плотно давили друг на друга,- Какой ещё Григорий Маркович?! Я не позволю непонятным событиям просто так коверкать мою судьбу!
Внезапно, едва Данилыч это произнёс, как раздался громкий стук, и деревянная стена комнаты зашаталась:
- Грышка!- из-за стены раздался низкий мужской, в чём-то деревенский, голос,- Суббота же! Дай поспать!
Григорий Данилыч обомлел. Мало того, что очнулся (если так можно сказать) неизвестно где и непонятно в какой роли, так его ещё и подслушивают.
- Грышка,- снова продолжил голос из-за стены,- Я принесу с работы немного раствору и замажу дырень и буде нормально. А пока не кричи, сосед,- уже еле бормотал неизвестный мужчина,- поспать надо …
Григорий Данилыч, казалось, ещё немного и снова погрузится в нервно-истеричное состояние от всего происходящего, однако мужское самообладание, периодически всё же присущее всем Кнафтам, вернулось к нему. Мужчина достаточно внимательно осмотрел всю стену – теперь то было понятно, что это по факту самый обычный что ни на есть пласт высокого деревянного забора, да ещё к тому же и с дырками в основании. Некоторые щели этого удивительного объекта были, пускай и грубо, но всё же подмазаны различными растворными массами, некоторые же позволяли заглянуть, словно в замочную скважину, в соседнее помещение (хотя, стоит ли называть то, что было за заборной стеной помещением?). Гриша с интересом заглядывал во множественные деревянные прорези, в одной из них вид был более понятен, хоть и нескромен. Однако, что стоило бы считать более нескромным, тут ещё вопрос – то ли чьё-то голое пузо, смотревшее на Григория Данилыча, то ли самого дворянина, заглядывавшего во все прорези деревянного забора (ах да, простите – стены́). Герр Кнафт изловчился, как мог дабы увидеть лицо того самого человека, что он частично увидел (для этого понадобилось буквально почти всунуть глаз в стенку). И правды ради, стоит отметить, что это дворянину (ну, в этот момент он явно не выглядел таковым) удалось. Однако он тут же почувствовал себя виноватым - прямо на Гришу смотрел некий толстомордый мужчина, славно улёгшийся отдыхать на боку. От неожиданности Григорий Данилыч мгновенно отпрял.
- Грышка-а-а,- полусонным голосом снова бормотал мужчина,- Не переживай! Я утащу со стройки литр раствору, мы с тобой тут тогда всё-о-о-о,- зевание соседа периодически смешивалось с его басом,- Всё тут растворим!- мужчина повернулся на другой бок,- Не переживай! Всё замажем, всё подмажем. Красиво бу́де!
Григорий Данилыч был в интересном состоянии – одновременно это можно было бы назвать шоком, или же неким грандиозным удивлением, с другой же стороны потомственный дворянин ничего такого сверхъестественного не увидел, а просто чуть более детально познакомился с бытом людей более простых, живущих в весьма любопытных условиях. Кнафт ещё раз прошёлся по всей комнате из угла в угол, затем резко остановился и подсунул под себя тот самый единственный стул. И хотя это строго запрещено дворянским этикетом поведения, но впервые в жизни Григорий Данилыч нарушил это правило и воспользовался саркастичной речью с максимальной экспрессией:
- Н-да,- многозначительно произнёс мужчина,- Жильё!
- Конечно жильё, Грышка!- тут же подхватил из-за стены сосед,- Не ну а что! Всё-таки отдельная жилищная площадь в городе! Свой уголочек единства в коммунальной квартире! Да и Москва, в конце концов, столица нашей необъятной Родины, большие возможности. Хотя … в деревне лес, речка рядом, баня была своя,- было слышно, как толстомордый сосед пытается поудобнее улечься на скрипучих пружинах.
- Москва?!- Григорий Данилыч улыбнулся – теперь хоть немного, но на одну важную деталь стало всё более понятно,- Спасибо Вам!
Недоумевающий сосед снова открыл глаза:
- Да, пожалуйста, Грышка … это, ты обращайся … если надо,- толстомордый вроде бы уже собрался спать, как снова продолжил беседу,- Ты, это … Твоя, я слышал, уехала?
Гриша повернул голову в сторону самой большой дыры в деревянной стене, что была под потолком.
- Да, уехали на пару недель,- Григорий Данилыч, всё-таки со свойственным ему природным качеством, достаточно быстро адаптируется к нынешним условиям. Верно, подобное где-то ещё неприятно произносить, но не вводить же своего соседа во все детали, а то того гляди и упрячут тебя раньше времени в клинику,- Значит, Москва? Гм, теперь есть куда идти. Отдыхайте! Не буду тревожить. А мне променад не помешает.
- Ого!- снова раздался громкий голос соседа,- Почти, как дворянин.
Григорий Данилыч согласительно закивал, и на этот раз произнёс всю речь очень тихо, чтобы не было слышно даже через “заборную” стену:
- Всё верно, сосед мой. Я и есть дворянин.