Глава 5. День бульдозериста

Башка сегодня отключилась,

Не вся, конечно, есть могу.

(В.Поляков)

Анна

Отпуск мне дали неожиданно легко. Даже как-то подозрительно легко. Когда любимое начальство назвало меня Нюсенькой и вспомнило, что я уже два года толком не отдыхала, мне захотелось вызвать санитаров. Из дурки. Ну чисто на всякий случай. А уж когда начальство засюсюкало с пожеланиями хорошенько расслабиться и не торопиться на работу, я и вовсе заподозрила, что нашего главврача подменили инопланетяне.

– Что значит, надо метнуться и проверить, все ли с ним в порядке? Ну ты, Нюська, даешь! – Янка покрутила пальцем у виска и распорядилась: – Значит так. Отпуск тебе дали с завтрашнего дня, сегодня у тебя вообще выходной, так что тебя уже нет дома. И в Москве нет. Выключай телефон, пока начальство не опомнилось! И вообще, нам надо выехать через полчаса. Быстро собирай чемодан!

– Как через полчаса? – растерялась я. – А как же…

Что «как же», я сама не знала, да это уже было неважно. Потому что Янка со скоростью урагана стянула с антресолей чемодан, распахнула мой шкаф и принялась за сборы.

– Годится, тоже годится, это берем… а это не берем…

Почему-то она начала с белья, совершенно неподходящего для путешествия. Вообще-то голубой кружевной комплект я покупала на годовщину, а не ради раскопок. О чем Янке и сказала.

Зря, ой зря!

На меня посмотрели так ласково и снисходительно, что я ощутила себя выпускницей средней группы детсадика.

– Преображенская, – тоном «дура ты набитая» сказала моя сестра. – Иди лучше чайник вскипяти. Нам три часа ехать, нужен термос. А чемодан не тронь! Знаю я тебя, опять вырядишься, как на работу.

– А надо как на парад?

– Нет. Как в отпуск!

– В глуши. Почти в Саратове.

– Сгинь, сказала! За тобой термос и кроссовки.

Я только пожала плечами. Не то чтобы я такая безответная клуша и позволяю сестрице таскать себя за шкирку, но сегодня – пусть. Может мне в самом деле стоит забыть о практичности, экономии и прочих нерадостях жизни хотя бы на пару недель. Может даже еще кружевного белья прикупить. Для себя, а не для Шарикова.

Упс. Я что, назвала Лешу – Шариковым? У Янки заразилась, не иначе. И плакать почему-то больше не хочется. Вроде надо, все же любимый мужчина ушел, а не получается. Не выходит из меня хрупкая барышня тонкой душевной организации.

– Колбасы нарежь повкуснее, – догнал меня на пороге кухни голос Янки. – И я видела, там у тебя еще коньячок остался. Бери с собой!

– За рулем пить нельзя! – для порядку огрызнулась я.

– Зато после – льзя! – припечатала Янка, и я с ней согласилась.

Отпуск у меня, в конце концов, или где!

В общем, вкусно нарезанная колбаса очень пригодилась в дороге. Вели мы с Янкой по очереди, хоть я это дело и не особо люблю. Но на полупустой прямой трассе – можно.

Кстати, трасса до города Энска, что по адресу «300 км на норд-норд-ост, за болотом налево, увидите руины после бомбежки – приехали» приятно удивила. Для начала тем, что она таки была. Свеженькая, ровненькая, ничего общего с колдобинами, бывшими тут лет пятнадцать назад. Нас, тогда еще школьниц, бабуля возила «на родину предков». В познавательных целях. Но не суть.

Сейчас же трасса, которая за болотом налево, была еще и украшена яркими рекламными щитами. Те, что слева, призывали голосовать за мутного типа уголовной наружности, но в пинжаке с карманами, и обещали городу Энску развитие туризма и процветание под рукой лучшего в мире мэра, члена партии либерал-демократов. А те, что справа – приглашали посетить эпическое событие, представление бродвейского мюзикла, и напоминали электорату, что цирк приедет не просто так, а исключительно потому что лучший в мире мэр (нынешний и будущий) заботится о вас.

– И фамилия у него Тефаль, – с доброй улыбочкой прокомментировала Янка.

– А звать его Мизерабль, – фыркнула я в сторону мизерабельной рожи с плаката.

Остальные рекламные щиты так или иначе звали все в то же светлое будущее под руководством мэра Тефаля и в цирк, простите, мюзикл. И на день города, когда бродвейский цирк и приедет.

Под одним из мюзикловых плакатов мы и остановились перед самым Энском. Заправиться бензином и последним кофейком из термоса.

– Что-то мне не верится. Энск – и американцы? Они в столицу-то приезжают раз в десять лет, а в здешнюю-то глухомань! – Я вздохнула, еще раз заглянув в пустой контейнер из-под бутербродов. – Почему колбасы всегда мало?!

– Да какие они американцы, – фыркнула Янка, изучая афишу. – Сама посмотри: М. Гольцман, Э. Петрофф и Б. Джеральд представляют… Мюзикл «Дракула»… Кто ж не знает Мойшу Гольцмана и Эдика Петрова! Бродвей, как же! Чистой воды Гнусь.

– Гнусь? – переспросила я. Вроде Янке эти товарищи ничего плохого не сделали, не с чего ей хамить.

– Гнесинская Академия Музыки, деревня. Ты вообще когда в последний раз в театре-то была, мадемуазель Преображенская?

Я независимо пожала плечами. Какой театр, когда у меня работа и Леша… был…

Вот именно, что был.

– А давай тут и сходим, – предложила я, чтобы отвлечься от вновь подступившей тоски то ли по Леше, то ли по бездарно потраченным семи годам личной жизни. – Это вообще приличный мюзикл-то?

– Говорят, ничего так. Не видела… о, гляди-ка! Сценарий – Тай Роу! – Янка расплылась в радостной улыбке, словно родню увидела.

Впрочем, я бы не удивилась. Чувство юмора и отсутствие тормозов у них с «настоящей леди» похожее.

– Значит, сходим. Раз уж ты мне в чемодан сунула платье. Хороша я буду в платье и с лопатой наперевес.

Шуточка получилась так себе, но Янка рассмеялась, показала мне большой палец и заявила:

– Лучше всех! Поехали, нас ждут великие дела!

Ага. Великие, дальше некуда.

Городок Энск – глушь похлеще Саратова – мы проехали минут за пятнадцать. Так долго только потому, что высматривали гостиницу. Так ничего и не высмотрели. То есть гостиницы-то нам попались, аж целых три, но все они не внушали доверия моей придирчивой сестрице. Та – какая-то пластиковая, эта – старая и наверняка с клопами, третья вообще называется «Бляхин Клуб».

– Разве приличные девушки могут остановиться в гостинице с таким названием? – тоном светской львицы осведомилась Янка.

– Так то приличные, а не с лопатой. Слушай, а мы лопаты-то взяли?!

– А то! Две отличные саперные лопатки. И этот прости господи отель тоже не годится, – поморщилась Янка на четвертую гостиницу близ главной площади.

– И чем не угодила? – из чистого любопытства спросила я.

– Далеко от усадьбы. Вот представь, взяли мы с тобой лопаты… И чемодан… – мечтательно добавила Янка.

– Чемодан-то зачем? – попалась в расставленную ловушку я.

– Чтоб за грибами ходить! – голосом кота Матроскина продекламировала Янка.

Я не выдержала, улыбнулась. Вот как тут побудешь правильной барышней с тонкой душевной организацией, когда у тебя такая сестра?! И в цирк ходить не надо – этот праздник постоянно со мной.

А Янка продолжала рисовать картину маслом. Мол, надели мы с ней платья, взяли лопаты и чемодан для клада, и все такие томные идем через площадь. Центральную. Перед мэрией.

Именно эту площадь мы как раз проезжали, и имели честь любоваться на статую Ленина Перстом Указующего. А рядом с Лениным – все та же реклама мэрских выборов. Отлично смотрелось, надо сказать. Какой-то добрый человек пририсовал мэру на плакате ленинские усы с бородкой. Зеленой краской. Сходство получилось просто потрясающее. Особенно в выражении добрых-добрых, честных-честных глаз.

Алюминиевый вождь мирового пролетариата указывал аккурат на похоронное бюро. Весьма пафосное, с мраморными ступеньками и золочеными колоннами. Золотые же буквы над входом гласили: «В добрый путь». А растяжка над вывеской обещала: «Только для Вас! Второй гроб в подарок!»

– Особенно актуально рядом с рестораном, – хмыкнула сестрица, и я, следуя за ее взглядом, прочитала еще одну вывеску.

«Жричодали». Ресторан кавказской кухни, если верить картонной носатой роже в витрине.

Если я правильно помню, на этом месте пятнадцать лет назад располагалось предприятие общепита «Столовая №2».

– Повара те же, качество еды то же. Традиции рулят, – прокомментировала я.

– Смотри-ка, тут и частная клиника, а на задворках наверняка морг. Предприятие полного цикла, однако.

– Ты права, поищем другую гостиницу, – согласилась я, пытаясь не смеяться.

– Снимем квартиру на окраине, – резюмировала Янка. – Там никто не удивится лопатам. И до поместья ближе, и столовкой не пахнет. Я надеюсь.

Насчет квартиры Янка погорячилась. В славном городе Энске квартиры были только в центре и около стекольного завода. Все остальное – частный сектор.

Надо сказать, что частный сектор поблизости от усадьбы Преображенских – вообще отдельная история. Изначально там была деревня. В советские годы Энск разросся, городская улица добралась до самой деревни, и в точном соответствии с программой партии граница между городом и деревней перестала существовать.

Так и было годов этак до двухтысячных, когда весь Энск больше всего походил на запущенную деревню: двух-трех-этажный старый центр, несколько десятков четырехэтажных заводских домов барачного типа и домики-домики-домики. Если вы были в маленьких провинциальных городках, то точно знаете, как все это выглядит.

Выглядело до недавнего времени.

То ли мэр оказался фанатом своего дела, то ли у него кореша в Минфине. Уж не знаю каким образом, но он сумел привести в порядок центральные улицы, реставрировать старинный монастырь и разрекламировать Энск как центр регионального туризма. За что ему честь и хвала.

Так вот, о границе между городом и деревней. Она была. Причем настолько явная, что мы вместе с Янкиным джипом в нее чуть не провалились. Потому что асфальтированная улица была-была – и прекратилась. Ровнехонько под дорожным знаком «конец города Энска» (ну знаете, когда название города перечеркнуто), этаким новеньким и блестящим знаком. А в двадцати метрах за ним скрипел на ветру ржавый, покосившийся антиквариат.

«Колхоз имени 10 годовщины Великой Октябрьской Революции» – гордо сообщал антиквариат.

По «улице» сразу и было видно, что дальше – колхоз, причем зомби-колхоз. Грунтовка в колдобинах, в колдобинах лужи, в лужах свиньи. По левой стороне «улицы» сельпо с закрашенным окошком и покосившейся вывеской «Продукты», пустые ящики у входа, компания алкашей на ящиках.

И мы – чуть не доезжая до сельпо, посреди лужи, и недоуменно хрюкающая на нас свинья, которая в эту лужу собиралась залечь.

– Миргород, твою ж гармошку, – высказалась Янка по поводу местных пейзажей.

– Уверена, что нам сюда?

– Уверена! Не переться же через весь город с лопатами и чемоданом.

– Ладно. Тогда пошли на разведку.

Джип Янка припарковала около сельпо, под мутными взглядами трех алкашей, по типажам – вылитые Трус, Бывалый и Балбес.

– Тю-у, красопеты! – обозвал нас красотками на местном наречии Балбес.

– Валька ушла на обед, – лениво сообщил Бывалый. – Чо вы тута забыли?

– Небось из энтих, столичных артистов, – прокомментировал Трус, ковыряясь палочкой в зубах.

– Янка, молчать, – прошипела я, видя, что сестрица собралась открыть рот. Лучше не надо, дипломатия – не ее конек. – Добрый вечер, уважаемые. Скажите, где бы нам снять комнату?

– Так отель жа, – махнул рукой Бывалый. – Проехали вы, девки.

– Нам не отель, нам комнату. Здесь, – я для убедительности показала на улицу с разномастными заборчиками.

– Ну баб Клава сдает, вона, зеленый забор с дырой, – наморщив лоб, выдал Трус.

– Спасибо, – кивнула я, локтем отпихивая Янку обратно к машине.

– Спасибо не булькает, – со знанием дела заявил Бывалый.

– Мы б за вашим джипом-то присмотрели. Тут эта, глаз да глаз нужон, – добавил Балбес. – Пацаны балуют.

– Да чо ты девок в заблуждению вводишь! – влез Бывалый. – У Тренера не забалуешь. Строем ходют пацаны!

Балбес обругал приятеля и сплюнул под ноги, а Бывалый с гордостью продолжил:

– Правильный мужик Тренер. – Он указал на одинокий баннер, присобаченный к стволу древней липы. – Клуб организовал, за пацанвой присматривает. Кореш мой!

Кореш на баннере призывал заниматься спортом, а не водку пьянствовать. Был он выразительно носат, брит наголо, высок, мускулист, местами татуирован и походил на Мистера Колыма, рекламирующего фирму Адидас. По крайней мере, спортивные штаны и кроссовки у него были адидасовские, фасона годов девяностых.

– А ничего так торс, – оценила его Янка. – И прикид близкий народу.

– Плечелопаточный периартрит и недавний бурсит, – уточнила я, внимательнее присмотревшись к чуть ассиметричной фигуре с грамотно прокачанными косыми и поперечными. – Вашему корешу, уважаемые, не помешало бы посетить хорошего невролога и пройти курс мануальной терапии.

– Фу-ты, ну-ты! – восхищенно присвистнул Трус. – У тебя полечиться, что ли, красопета? Я б не отказался!

– Мечтай, – хохотнул Бывалый, пихнув приятеля плечом. – Ты чо, в натуре доктор?

– Хирург, – кивнула я, копаясь в кошельке в поисках сторублевки.

– Так эта, мож и Тренер комнату сдает, а, мужики? – оживился Трус. – Столичным-то докторам! Вон под синей крышей дом… – Он махнул на шикарный двухэтажный дом в городской черте, то есть там где еще была ровненькая асфальтовая дорога. – Да эта, я ему щас наберу! Договоримся!

– Нет-нет, не стоит, – сунув Бывалому сторублевку, я поспешно отступила. – Мы лучше к баб Клаве.

Янка явно хотела что-то еще сказать, но я подхватила ее под локоть и запихала обратно в машину. Она обижено фыркнула:

– Ты б меня еще подмышку взяла! И вообще зря отказываешься, – резко сменила тон Янка. На змееискусительный. – Смотри, домик ничего так, двухэтажный, и торс опять же. Этот тебя на руках носить сможет. А бурсит ты ему вылечишь.

Вот это уже был нечестный прием. Да, во мне метр восемьдесят! Без каблуков! Но это не значит, что семью мне можно заводить исключительно с медведями. Не в росте и мускулах счастье.

А Лешу я вспоминать не стану. Не стану, и все тут.

– Кроме бурсита у него наколки, золотые зубы и конкретные пацаны в натуре, – нахмурилась я. – Нет. К бабе Клаве.

– У каждого свои недостатки. Ты подумай, систер, подумай, – вкрадчиво так сказала Янка, косясь на оживленно о чем-то перетирающего по древней мобиле Бывалого. – Правильные мужики на дороге не валяются.

Уж не знаю, что тут не валяется на дороге, а связываться с криминалом мне совсем не хотелось. Хотя чуяла я одним чувствительным местом, что с этим Тренером мы еще столкнемся на узенькой дорожке.

Мы с Янкой остановились у старенького бревенчатого дома с зеленым забором и яблоневым садом. Баба Клава уже нас встречала, что немудрено: по Колхозной авеню мы крались медленнее, чем пешком, а впереди нас мчалось местное «радио». То есть чернявый пацаненок, который вынырнул из-за сельпо и теперь радостно орал во всю глотку:

– Баб Клава! Баб Клава! К вам столичные артисты приехали!

– Чо орешь, оглашенный! Нишкни! – прикрикнула на него высокая, худая и на удивление прямая старуха. – Ставьте туточки, не тронут, – указала она Янке на ровное место у самого забора. – Дров пока не привезли, так и вы ж не до зимы. Артисты… не похожи на артистов-то. Откель будете?

– Из Москвы. Здрасьте, Клавдия… как вас по отчеству? – применила все свои дипломатические таланты Янка.

– Никитишна я. Клавдия Никитишна Зорькина. Ну, заходите, коль не шутите. – Старуха смерила нас пронзительным взглядом некогда голубых, а теперь выцветших глаз, развернулась и пошла в дом.

Ну и мы за ней, волоча один чемодан, одну спортивную сумку и две упакованные в брезент (в целях конспирации) саперные лопатки.