6

Шут Его Величества Короля Гредагона никогда не отличался хорошей памятью, если дело не касалось его лично — и потому он благополучно забыл о том, что подписанная Леоном благодарность герцогу Клейпису так и осталась лежать в ящике с неотправленными письмами. Господин Клейпис, надеясь на долгую и теплую дружбу с Королем Гредагона, в минувшем месяце прислал ему племенных лошадок потрясающей красоты и редкой породы, а Его Величество, сочинив благодарность, поручил Мурене ее доставить. С недавних пор Леон освободил от дел человека, который прежде занимался всеми письмами и бумагами, и которого он называл «секретарша», и передал все обязанности этого толка своему шуту. Впрочем, шутом того назвать ныне было уже сложно, ведь Мурена больше носился по поручениям, нежели развлекал гостей. Да и времени для праздности и приемов у Леона не находилось: он был занят расселением на осушенных землях бывших рабов, организацией процесса по удобрению этих земель и прочими вопросами, которые в скором времени должны были начать приносить деньги в казну. Мурена помимо поручений, как мамка-наседка, следил за «пиздюками» — обретенными наследниками, один из которых был, без сомнений, плоти и крови канувшего в небытие Лойда, тело которого занял Леон. Девчушка, краденная у монашек, тоже оказалась прелесть, и он частенько заходил в детскую поглядеть на них. — Как поживает наше маленькое Величество? — сюсюкал он, поднимая из кроватки темноглазого малыша. — Какие мы уже толстые, хорошо, папка твой пока не такой толстый… Леон тоже приходил, так же сюсюкался, самолично меняя пеленки у краденой девчушки, и Мурена тихо млел от семейного счастья, смотря на него и чувствуя, что наконец пристроил свою заблудшую душу в руки такого заботливого и внимательного Его Величества, который был той еще сучкой в королевских покоях. В один из дней Мурена проснулся почти к полудню. Глянул в окно, на падающие мелкие снежинки, поднялся с кровати и приблизился к Леону, который стоял у зеркала, пытаясь определить, какой стороной надевать берет. Мурена, касаясь голым животом меха на поясе плаща, который тот успел напялить, поправил фазанье перо на берете и аккуратно надел его на рыжую голову. — Ты меня не разбудил, — сказал с укором. — Ты все равно всегда просыпаешься сам, — ответил Леон, встречаясь с ним глазами в отражении. — К тому же, я ненадолго — нужно проверить, как идет строительство новых кварталов у реки. Какой привезли камень, не халтурят ли… На лошадях Клейписа можно домчаться в минуты. Кстати, ты же отправил ему письмо с приглашением на ужин? Странно, что он еще не ответил. — Занят, видимо, радость моя, — улыбнулся шут, и Леон, выучивший его увиливания, усмехнулся: — Ты не отправлял письмо, да? — Запамятовал, ты мне столько заданий даешь… Но это никак, никак меня не оправдывает, признаю! Меня только наказывать! — Да не страшно, сегодня, главное, отправь. — И ты оставишь это так? Не попрекнешь, не напомнишь? О, как чисты твои помыслы, как великодушна длань! Позволь благодарить тебя на коленях! — Боже! — Леон прерывисто вздохнул и откинул голову, потому что Мурена, с рвением бухнувшись на ковер, уже лез руками и лицом ему под плащ. Позже, проводив слегка растерявшего деловой настрой Леона в путь, Мурена нашел нужное письмо в ящике и позвал к себе Йоло, только вернувшегося с занятий — Леон нанял для него учителя по наукам и еще одного, по магическому ремеслу. — У меня для тебя поручение, блонди, очень важное, — сказал Мурена, развалившись в кресле. — Нужно доставить эту писульку герцогу Клейпису из Эсторунсы. Можешь погостить там, у него трое незамужних дочек. Йоло, по-обычному меланхолично, повел узкими плечами и протянул руку за письмом. — Дело государственной важности, — добавил шут, передавая конверт. — Береги, как свою девственность. Йоло на языке жестов назвал Мурену озабоченным придурком, посоветовал прогуляться и проветрить голову и вышел — собираться. Впрочем, в дорогу он отправился даже с удовольствием, ведь дела придворные его и так не слишком интересовали. Одет он был совершенно не так, как полагалось пажу, а в то же, что носила аристократия высшего света — в бархат, кожу, меха, только цвета предпочитал темные и вышивку не любил. И уже не опасался, что где-нибудь на перекрестке, прельстившись его небольшим ростом и мнимой беззащитностью, с него снимут не только золото, но и скальп, — учитель принес ему достаточно книг, которые научили его многому, и древнюю силу, текущую в венах, он хоть немного, но умел теперь направлять и контролировать. Потому, мчась быстрее ветра по бескрайним степям на одной из подаренных герцогом лошадей, Йоло чувствовал себя увереннее, чем когда-либо, свободнее и сильнее. Несколько ночевок отделяли его от герцогства, и они прошли незаметно и спокойно на постоялых дворах, где его принимали с почетом и опасливым уважением, узнавая, как только он жестом просил бумагу и карандаш. На дорогу, ведущую к герцогству, он выехал из лужи сырого тумана, плескавшейся в овраге, прислушался: где-то рядом ульем гудели встревоженные голоса. Когда он, пустив лошадь шагом, приблизился к столпившимся на дороге людям, кто-то заорал: — Это он! Немой! Дальше началось совсем невообразимое — его стащили с лошади и тискали, как тряпичную куклу, будто они все были с ним знакомы и не виделись сто лет. Люди оказались живущими в поместье крестьянами, и сообщили, что, раз он приехал, теперь они все спасены. Йоло поднял руки, нахмурился и попытался спросить жестом, что они имеют в виду. — Предсказание сбывается! — услышал он в ответ, и рядом сказали: — Мы сами ничего пока не поняли. Йоло увидел справа от себя парня явно не из этой компании, высокого и одетого в дорожный костюм, а на локте у него висла маленькая, но широкоплечая и крепкая с виду леди в помятом платье. Лицо ее скрывала вуаль. — Господа, потрудитесь объяснить, что же здесь происходит, — сказал высокий, и толпа расступилась, пропуская к ним скрюченного старца в мантии, от которой повеяло книжной пылью и остро пахнущими растирками от радикулита. — Меня зовут Цийопий, я — жрец Храма Плодородия и духовный наставник семьи Клейпис. Предки нашего герцога пришли на эти земли, не зная, что они прокляты силою более древней, чем выросший из диких семян лес. Уже обосновавшись, они нашли в этом лесу вход в пещеру, ведущую в глубины земли, под холм, и нашли там нечто ужаснее, чем… — Старец щелкнул челюстью, услышав нетерпеливый вздох рыжей леди. — Что ж, я думаю, лучше, если вы все увидите своими глазами. — Нужно прямо сейчас это сделать? — спросил длинноволосый парень, но их уже подталкивали в сторону, и Йоло, придерживая лошадь под уздцы, двинулся вместе с толпой, которая, галдя, привела их к холму. Для этого пришлось пересечь пастбище, шагая по белой от инея траве, а потом тесниться, пробираясь сквозь заросли терна. Из леса тянуло морозцем — зима дышала в спину, покрывая инеем палые листья. Вход в пещеру был загроможден досками, и пока их разбирали, Йоло рассматривал своих неизвестных спутников. Длинноволосый выглядел интеллигентно и прилично, а вот его спутница, не открывавшая рта, вызывала подозрение. — Следуйте за мной, — произнес старец, вооружаясь факелом и приглашая их во тьму. — Пусть с нами пойдут еще добровольцы, — проговорила леди. Голос ее был похож на мурчание охрипшей кошки. — Вдруг нас там встретят головорезы? Ладно я, но Илари совсем детка, он и сиську-то в руках еще не держал. Длинноволосый, под дружный хохот мужиков, покраснел до корней волос, не слишком учтиво пихнул даму в бок и первым вошел в пещеру. Следом, хмыкнув, ступила рыжая, затем Йоло, привязавший лошадь к дереву, а потом еще двое парней, возжелавшие их сопровождать. Пещера подействовала на Йоло ожидаемо успокаивающе, недаром он вырос среди свисающих с потолка каменных сосулек, а вот остальные заметно оробели, даже ссутулились, только рыжая своими шагами производила столько шума, сколько они все вместе взятые. Жрец вел их вглубь, парни дальше идти побоялись — каждый шаг был ниже предыдущего, вскоре в голове зазвенело и воздух сделался недвижим, а факелы высветили рисунки на стене. Среди хитросплетения узоров проступали очертания зубастых существ, раззявивших пасти на крошечных человечков у своих лап. — Художники из ваших предков были не очень, — сказала рыжая. — Эти рисунки оставили те, кто жил задолго до нас, — произнес жрец. — Предупреждение всем нам. Здесь, за стеной, заточены сущности, прислуживающие темному Богу, творцу нашего мира. — Нанайя создала наш мир, — произнес длинноволосый, а старец покачал головой: — Нет. Нанайя сделала его пригодным для жизни и дала жизнь ныне существующим, она — деятельный свет, он — спящая тьма. Он создает миры, чтобы прославить себя, она — населяет их, чтобы прославить жизнь. Иногда, для того чтобы сохранить ее, ей приходится бороться с воплощениями этой тьмы, чтобы уберечь нас, она идет наперекор творцу. Потому, чтобы мы могли существовать и плодиться на этой земле, она заточила в пещере этих тварей, но срок заклятия заточения — две тысячи лет — истекает, — морщинистая рука погладила трещину между рисунками. — И скоро они, жаждущие мести и свежей плоти, вырвутся на свободу. — И наступит одна большая жопа? — спросила рыжая, снова получив локтем в бок. — Нет, милая леди, есть шанс продлить заклятие еще на две тысячи лет, но как, мы не знаем — знание хранится в теле Богини, которая унесла его с собой в море, где ее кости стали скалами. Вот здесь нарисован путь к скалам и месту, где лежит это тайное знание — видите вот эти черточки и цифры? Я перенес их на карту, сверил с координатами, и оказалось, что это дорога. А это, — палец ткнул в изображение высокого человечка с длинными патлами, затем на человечка явно женского пола, голова которого была размалевана ржавой краской так, что не видно было глаз, и последним в совсем крошечную фигурку, — вы. Видите, вот тут, под последним, на древнем языке написано — белый и безмолвный, также первое слово трактуется не иначе, как «бесцветный», то есть — альбинос. Тут же стоят цифры в ряд — год, месяц и еще три, одна из которых дробная. Путем размышлений я понял, что это указание на вторую половину дня и даже время — как видите, предсказание сбылось до минуты и в полной мере. — Какие-то древние люди, жившие тут еще когда повсюду бродили доисторические лигрицы, знали, что именно в этот день придем именно мы? — удивился длинноволосый. — Я вообще здесь случайно! Я… — Заткнись, — произнесла рыжая. — Не мельтеши. То есть, получается, что мы, вроде как, спасители человечества и должны плыть к скалам, чтобы добыть тайное знание? Я согласен! Под ноги упала шляпка, и Йоло уставился на еще одного парня, наряженного в платье. — Фрида! — ахнул длинноволосый, на что тот сплюнул сквозь зубы: — Уже похеру. Вы двое — ни слова, хотя ты, мелкий, точно не проговоришься. Тут не наследство, а наши шкуры на кону. Давайте пожрем и обсудим все в замке? Жрец, проморгавшись, поднес к рисунку рыжего человечка факел: — То-то я думал, что это за палочка между ног…