#возвращение к истокам

— Емель, — я аккуратно потряс его за плечо, чтобы разбудить, — мы приехали, вставай.

Разлепив глаза, он медленно поднялся и потер лицо ладонями. На его щеке отпечатался шов от обивки сиденья, образовав продолговатую вмятину.

— Что-то не так? — заметив, что я смотрю на него, спросил Лебедев.

— Нет, все в порядке. Давай помогу, — я откинул пассажирское сиденье, чтобы выпустить его из машины. Придерживаясь, Емельян вылез и лениво потянулся, разминая мышцы.

— Где мы? — уточнил он и присвистнул, когда развернулся и разглядел наконец здание, возле которого мы припарковались.

— Жилище дока. Впечатляет, не правда ли? — спросил я, и сам с неким восхищением созерцая похожий на старый особняк загородный дом Хиршмана.

Построенное в отдалении от городской черты и окруженное многовековыми деревьями двухэтажное строение из светлого кирпича, с крутой крышей, мансардой и высокими парными трубами с обоих концов дома. На втором этаже с лицевой стороны здания виднелись два небольших балкона, док называл их «французскими». Над входной дверью и вокруг окон на старорусский манер красовались резные деревянные наличники, а по обе стороны от парадной двери, словно подпирая крышу крыльца, вытянулись тонкие и тоже увитые резьбой колонны из бревен. Впрочем, украшение фасада этим и ограничивалось, в остальном же особняк был выдержан довольно лаконично.

Я не был здесь более пятидесяти лет, но в ту секунду казалось, будто не прошло и года с момента, когда я покинул этот дом. Я помнил расположение комнат внутри, помнил, что в гостевой спальне напротив той, что принадлежала в те годы мне, одна из створок заедала при попытке распахнуть окно. Я помнил запах еды, разлетавшийся из кухни по всему дому, когда утром помощница дока готовила завтрак, а вечером стряпала ужин. На первом этаже справа от входа доктор Хиршман принимал гостей в своем так называемом рабочем кабинете, хотя в обычное время им почти не пользовался, лишь забирал с полки пару-тройку книг, обычно на родном немецком, и уходил. Все встречи с Кругом он проводил исключительно в кабинете, не желая, чтобы те шастали по дому, никто и не настаивал. Мне же был открыт доступ к любому из помещений, хотя нельзя сказать, что я проявлял такой уж интерес к тому, что меня окружало. Наверное, многие бы поразились, как это обычный парень, выросший в «сталинке» с таким пренебрежением относился к существованию в особняке века на полтора старше его самого. Но, так уж вышло, дореволюционная архитектура тогда занимала, наверное, последнее место в списке заботящих меня дел. А со временем я просто привык. Так банально, но это правда. Да и сам док никогда не разделял страсть к роскоши и пышному убранству. Для меня это был просто дом, крыша над головой, пусть и с оттенком барского изящества.

— И ты решил сбежать отсюда? — указывая рукой на терем-теремок, спросил Емельян и посмотрел на меня, как на идиота.

— Предпочитаю жилплощадь поскромнее, — отшутился я, — пойдем. Док скоро приедет, но передал, чтобы мы чувствовали себя как дома.

Гравий на тропинке тихо похрустывал под ногами, когда мы шагали к парадной двери. Опавшая листва желто-коричневыми пятнами выделялась на пожухших газонах, где местами виднелись пучки еще зеленой травы. Часть листьев ветром прибило к дорожке и мокрое месиво липло к подошвам ботинок. Дождь наконец прекратился, но тучи по-прежнему хмурились, низко нависнув над землей, готовя к затяжной осенней непогоде.

Едва мы приблизились к порогу дома, входная дверь открылась и в проеме показалась высокая седоволосая женщина в темно-зеленом платье. С правого плеча свисала аккуратно заплетенная коса, а через левое перекинуто кухонное полотенце. Вероятно, наш приход оторвал ее от домашних дел.

— Mein Gott! [2] — она порывисто всплеснула руками. — Это и правда ты, Кирюша.

Только услышав ее голос, я понял, кто стоял передо мной.

— Тильда?! — мой вопрос прозвучал на порядок выше, а глаза, наверное, полезли на лоб.

— А кого еще ты планировал здесь увидеть, скажи-ка на милость?

Я все еще стоял истуканом, когда Тильда сгребла меня в охапку. Для восьмидесятилетней старухи она сохранила живость и силу, которой многие бы позавидовали.

— А ты почти не изменилась, — пошутил я, когда Тильда чуть отстранилась, но продолжала сжимать мои руки.

— Dummkopf! [3] — она игриво шлепнула меня по лбу и снова покачала головой, влажными глазами оглядывая с макушки до ног. — Ты все такой же красавец, а я теперь тебе в бабки гожусь.

— Да ладно, не преувеличивай, — улыбнулся я и провел пальцем по ее одряблевшей щеке. — Рад тебя видеть, Тильда, правда.

Она похлопала меня по плечу и быстро смахнула выступившую слезинку.

— Ладно, будет еще время о старом вспомнить. Я так понимаю, этот милый Junge [4] и есть Эмельян, о котором ты рассказывал герру Хиршману?

— Да, — я вернул свое внимание к Емельяну, неловко топтавшемуся позади. Думаю, на мгновение мы с Тильдой ненароком заставили его почувствовать себя третьим лишним. — Знакомься, Емельян Лебедев — мой подопечный. Емельян, это Тильда Рихтер— верная ассистентка доктора Хиршмана и мой давний друг.

— Guten Tag, — протянув руку для пожатия, поприветствовал Емельян и, судя по глазам Тильды, уже завоевал ее расположение.

— Рада встрече, Эмельян, — на свой привычный манер произнося заглавную букву, ответила она. — И зови меня просто Тильда.

— Окей, друзья мои, предлагаю продолжить обмен любезностями внутри, — поторопил я.

Как только мы расположились в гостиной, Тильда сразу же исчезла на кухне, чтобы приготовить свой особый чай, аромат которого я уже ощутил где-то на кончике языка.

— Она милая, — первым заговорил Лебедев, сидя возле меня в кресле. Сцепленные в замок пальцы лежали на коленях, ступня отбивала нестройный ритм.

— Я помню ее еще молодой девушкой, — поделился я, пытаясь освежить в голове образ семнадцатилетней Тильды, которая появилась в доме доктора Хиршмана всего через полгода после моего обращения. — Она помогала доку по всем хозяйственным вопросам и, судя по всему, продолжает это дело до сих пор. Даже не знаю, как он справлялся бы без нее.

— Она всегда знала о вашей сущности?

— Думаю, да, — сам я никогда почему-то об этом не задумывался, просто принимая присутствие Тильды как должное. — Кажется, Виктор однажды сказал, что Тильда его дальняя родственница по линии матери, он и привез ее сюда после очередной поездки в Германию. Даже если она не была в курсе, док, вероятно, сразу поделился с ней этой деликатной особенностью нашей жизни. По крайней мере, я никогда не замечал, чтобы Тильда вела себя странно или задавала вопросы. Она будто и не обращала внимания на то, что мы нисколько не меняемся.

— Ты знал, что она все еще живет с доктором? — спросил Емельян, поерзав в кресле. Он периодически мотал головой, рассматривая обстановку комнаты, но я видел, что делал он это не столько из любопытства, сколько от желания чем-то отвлечься.

— Нет, не знал, — я отрицательно покачал головой. — Честно, я допускал, что Тильды уже нет в живых. И ради бога, Емеля, расслабься, — как-то без зазрения по-свойски обращаясь, попросил я и дотянулся, чтобы погладить его по руке, все еще более холодной, чем следовало бы. — Мы здесь, чтобы помочь тебе.

— Я помню, но не могу отделаться от мандража, как в детстве, знаешь, когда тебя ведут к зубному, — признался Лебедев и немного натужно улыбнулся мне.

— Послушай, доктор Хиршман занимался исследованиями вампиров очень много лет, он обязательно во всем разберется. Обещаю.

— Я вернулась, — на распев протянула Тильда, неся в руках поднос с чайником, кружками и тарелкой с выпечкой. Я подскочил, чтобы помочь ей, но фрау Рихтер грозно посмотрела на меня и приказала сесть обратно. — Может, я уже не та молодая девица, которая бегала за тобой, Кирилл Андреевич, но я все еще способна донести легенький поднос, не уронив его тебе на голову.

Сев на диван, я быстро обменялся взглядом с Емельяном и был рад увидеть, как он повеселел. Да уж, Тильда имела такой эффект. Она всегда умела растормошить меня, когда я готов был забиться в угол или сутками лежать в постели, забыв про еду, мытье и желание жить.

— Entschuldigung sie bitte [5], Тилли, просто хотел помочь.

— Ой, не подлизывайся, — она засмеялась, ровно как в те дни, что мы провели вместе. — Я же помню, что ты не любил говорить со мной по-немецки, так что не стоит и начинать. А ведь он почти бегло общался с герром Хиршманов auf Deutsch [6], — уже обратившись к Емельяну, вспомнила Тильда, а я снова, как мальчишка, затеребил ухо. Не люблю, когда меня обсуждают.

— Ja, wirklich? [7] — внезапно спросил Лебедев и уставился на меня, приподняв бровь в ожидании ответа. А я-то думал, его познания дальше «доброго дня» не уходят.

— О, ты тоже знаешь немецкий? — оживилась Тильда, усаживаясь рядом со мной.

— Нет, простите, — тут же смущенно опроверг Емельян. — Учил в школе, кое-что помню, но это так, мелочи.

— Нестрашно, — Тильда махнула рукой. — На самом деле только с герром Хиршманом мы и болтаем на родном языке, а он не так чтобы многословен, вот я и скучаю по знакомой речи. Пейте-ка лучше чай, но аккуратнее — штрудели прямиком из духовки.

Тильда разлила чай и проследила, чтобы мы с Емелей в обязательном порядке взяли по куску пирога.

— Очень вкусно, Тильда, прямо тает во рту, — еще не дожевав, похвалил Емельян. Штрудель и правда был также безупречен, как и полвека назад.

— Danke, Lieblich [8], — лицо Тильды расплылось от удовольствия. Уж что, а покормить меня и дока она всегда любила. — Бери еще, не стесняйся.

— Док все еще работает со следственным комитетом? — поинтересовался я, запив проглоченный кусок.

— Изредка, если кто из старых знакомых попросит помочь в каком деле, но пока старается слишком часто не появляться там. Кое-кто начал задавать вопросы. И ты знал бы, если бы навестил его хоть раз! — сообщила Тильда, не забыв попутно отругать.

— Прости, Тилли, — я отставил чашку и сжал ее изящные руки в своих. Кожу покрывала тонкая сетка морщинок, местами виднелись пятнышки возрастной пигментации, но в целом Тильда все еще производила впечатление красивой и теперь уже статной женщины, несмотря на свой преклонный возраст. — Но и ты не звонила, а ведь я всегда оставлял свои текущие контакты.

— Ох, Кирюша, — она покачала головой и поникла, — я хотела, не раз собиралась связаться с тобой, но Виктор запретил, — редко когда я мог услышать, как Тильда звала Хиршмана по имени, — а я не могла ослушаться. Ну и отчасти тоже была на тебя в обиде, чего греха таить.

— Видишь, я все-таки приехал, — парировал я, с грустью понимая, что мне крупно повезло застать ее в живых. Если бы не случай с Емельяном, я бы так и не увиделся с Тильдой, навсегда запомнив, как она не скрывала горьких слез в день моего отъезда, умоляла остаться или же забрать ее с собой. Уверен, доктор Хиршман даже не догадывался, что Тилли в тот момент без раздумий променяла бы его покровительство и гостеприимство на неопределенное будущее с упырем-одиночкой.

Из прихожей донесся звук хлопнувшей двери. Вернулся док.

— Ждите тут, а я пока встречу герра Хиршмана, — Тильда резво подскочила и умчалась в прихожую.

— Сколько ей лет? — спросил Емельян, видимо, тоже оценив живость старушки Тилли.

— Если я ничего не путаю, то весной ей стукнуло восемьдесят три.

— Вы были близки с ней?

— Что ты имеешь в виду? Были мы любовниками или нет? — без обиняков уточнил я.

— Вроде того.

— Нет. Я успел сильно к ней привязаться, Тилли оказывала мне невероятную поддержку. Иногда я думаю, что не сдался исключительно благодаря ей, но испытывал к ней лишь дружеские чувства. Я бы, наверное, убил за нее, но любить ее, как женщину, не мог.

— Зато она, кажется, была в тебя серьезно влюблена, — заметил Емельян. С приходом дока нервозность в его движениях вновь дала о себе знать.

— Она просила обратить ее, — зачем-то рассказал я. Тильда лишь единожды подняла эту тему и никогда к ней далее не возвращалась, получив от меня четкий отказ. Я все еще верил, что мое решение было справедливым. Надеюсь, со временем она тоже это поняла. — Хотела уйти следом за мной, но я уговорил ее не глупить.

— И правильно сделал, — одобрил Емельян, — я бы ни за что не выбрал подобную жизнь добровольно.

— Примерно это я ей и сказал.

Я сидел спиной ко входу и только по внезапно изменившемуся выражению лица Емельяна понял, что в гостиной мы вновь не одни. Я обернулся.

— Здравствуй, Кирилл.

— Виктор.

Первое, на что я обратил внимание — Хиршман выглядел иначе, чем я запомнил его в далеком 1962-м. Нет, само собой, док ни на день не постарел, зато его облик приобрел существенные новшества: старомодные круглые окуляры уступили место стильным прямоугольным очкам в оправе из черного пластика. Темно-пепельная шевелюра исчезла, так что теперь на голове дока красовалась гладкая кожа загорелого черепа, а всегда аккуратно подстриженная борода сменилась модной и намеренно небрежной щетиной. Не знай я, что Хиршману по его человеческим меркам было чуть за шестьдесят, дал бы ему лет на десять меньше.

Поднявшись, я подошел к доктору навстречу и протянул руку. Он крепко схватил мою ладонь и продолжительно пожал.

— Спасибо, что разрешил приехать.

— Мальчик мой, ну как иначе.

И тут он обнял меня. Сказать, что я был удивлен, значило бы не сказать ничего.

— Все эти годы я ждал, что ты вернешься, но раз уж несчастливый случай свел нас, то я тем более не мог отказать тебе в помощи, — тихо проговорил он мне в самое ухо, и его слова заставили меня устыдиться, как нашкодившего мальца.

— Прости, док, — промямлил я и покрепче прижал старика к себе.

— Ничего, сынок, нам ли с тобой горевать об упущенных годах, — мягко произнес он и отпустил меня, переводя внимание на Лебедева. — Герр Эмельян?

— Ээм… Добрый день, доктор Хиршман, — Емельян кивнул. Он смотрел на дока со смесью интереса и тревоги, отзвуки которой доходили до меня. — Спасибо за приглашение.

— Друзья Кирилла — мои друзья, особенно если они в беде. Рад встрече, — Хиршман тоже чуть кивнул головой и пожал протянутую Емельяном руку.

— Ты не против, если мы сразу перейдем к главной причине нашей встречи? — обратился я к Хиршману. Все же приехали мы ради Емельяна, остальное могло повременить.

— Конечно! — тут же воскликнул док, и подхватив Лебедева под руку, заставляя того заметно смутиться, повел за собой. — Поднимемся в лабораторию, там и обсудим. Тильда, — притормозил он, попутно поглаживая Емельяна по перекинутой через свой локоть руке, как нуждающегося в утешении пациента, — меня ни для кого нет. Как закончим, спустимся на обед. Организуешь?

— Ja, — она кивнула.

— Vielen Dank, Schatz. [9]