Глава 007. Погибель вас ждёт, если вы ступите сюда ещё раз!

Все присутствующие молчали, в саду стояла такая тишина, что слышен был звук падающей листвы.

Подающий огромные надежды, лучший воспитанник школы У был повергнут всего лишь одной ногой. Его нога сломана в двух местах, от падения наверняка сломаны и рёбра, раз изо рта струится кровь, а сам он в бессознательном состоянии валяется на арене. И это сделано всего лишь одной ногой!

Что же произошло? Куда делось всё его высокомерие? Тот, кто грозился сломить Юньлуна одним ударом, лежит теперь бездыханный перед его ногами, а на победителе нет ни одной царапины. Чтобы сбить спесь с высокомерного бойца потребовалось всего-то несколько секунд, но это был не выстрел из пушки, а всего лишь один удар!

Глаза победителя излучали холод, он не чувствовал запаха победы, он не видел безжизненного тела поверженного врага, в нём проснулось спящее до сих пор чудовище. «Демон» вернулся на землю! Его тело источало дьявольскую энергию, а душа требовала крови, мести и смерти!

Исподлобья глядя на лежащего врага, он, словно хищник, сваливший на землю свою добычу, широко раздувая ноздри, набычившись, направился прямо к корчившемуся на земле У Тэну. Намерения его были понятны.

У Цзянь, разгадав намерения Юньлуна, вывел своих учеников на арену и выстроил в ряд перед телом поверженного брата, а сам выступил вперёд, навстречу «Демону». Несмотря на то, что жизнь У Цзяня перевалила в сторону заката, он всё ещё был полон сил, и, хотя он пока ещё не достиг титула великого мастера, в Цзянхае и округе он пользовался репутацией непобедимого воина.

— Что ты затеял? – угрожающе спросил он.

— Отойди в сторону! – яростно приказал ему Юньлун. Его взор был прикован к оскорбившему его мать У Тэну, и никакая сила не могла его остановить, пусть ему придётся положить здесь всех последователей школы У, но виноватый будет жестоко наказан.

У Цзянь преградил ему путь к телу брата, глаза воина сощурились, он пытался своим взором остановить напиравшего Юньлуна, но от того исходил неописуемый дух ненависти, сковавший всё тело У Цзяня.

— Юньлун, успокойся! – Сяо Ванцзюнь подошёл к сыну сзади и обхватил его тело своими цепкими руками.

Отец сердцем почувствовал стремление сына добить мерзавца, и поспешно кинулся остановить его. Не в китайских традициях превращать спортивное состязание в бойню, тем более в доме приглашающей стороны. Таково было правило школ единоборств, передаваемое из поколения в поколение: бой до первой крови. Новость об убийстве во время честного поединка быстро бы разнеслась среди подобных школ по всей стране и привела бы к полному забвению школы Сяо. Оставшиеся ученики просто отвернулись бы от своего наставника.

Кроме того, в Китае жестоко карается убийство, пусть даже непредумышленное, и Сяо Ванцзюнь не желал, чтобы только что вернувшийся сын остаток своей жизни провёл в тюрьме. Семейство У итак было достаточно сурово наказано, а У Тэн, хоть и останется жив, но уже никогда не сможет выйти на арену.

Сяо Юньлун глубоко вздохнул, он решил подчиниться воле отца. Гнев с выдохом вышел из его тела, глаза приобрели естественное состояние. Переведя свой взор на У Цзяня, он членораздельно, печатая каждое слово, произнёс:

— Забирай своих людей, и убирайтесь отсюда! Погибель вас ждёт, если вы ступите сюда ещё раз! Никто не останется живым!

Это предупреждение прозвучало, словно, клятва и не требовалось его повторять. У Цзянь всё понял с первого раза, он дал команду своим последовать забрать тело брата и покинуть дом Сяо. Никогда ещё он с таким позором не покидал спортивные арены. Но, в то же время, он благодарил судьбу, если бы этот бой состоялся не на арене, а в чистом поле, наверняка, У Тэн был бы уже мёртв. Мысленно, У Цзянь благодарил стены старого дома семьи Сяо за то, что они даровали жизнь его брату.

Покинув дом, неся тело поверженного воина на наспех сколоченных из бамбука носилках, ученики школы У облегчённо вздохнули. Видя, что сотворил Юньлун с их лучшим бойцом, они уже и не надеялись выбраться оттуда живыми и здоровыми.

Ватага же учеников школы Сяо ликовала, столько лет они вынуждены были терпеть унижение от клана У, и вот, наконец-то, наступил этот день освобождения от тирании. В их глазах заблестели лучики надежды, от радости они прыгали и скакали, вытворяли невероятные кульбиты, шум и гам наполнил сад. Даже птицы в клетках, развешанных здесь же на ветках граната и абрикоса, яблони и груши, озаряли своим многоязычным пением слух веселящихся подростков.

Сяо Ванцзюнь не препятствовал веселью, если бы не его сан, он и сам готов был пуститься в пляс. Один Юньлун стоял и смотрел на веселье своим невыразительным взором. Ванцзюнь, улыбаясь, посмотрел на сына и похлопал его по плечу:

— Хорошая работа, сынок!

Он понял, что совершенно не знает своего сына. Стиль его боя тоже был ему незнаком, чувствовалось только, что Юньлун обладает какой-то могущественной внутренней силой, способной крушить всё на своём пути.

— Ну, что ж, сынок, пойдём в дом, а ты, Ван Бо, завари-ка нам свежего чайку и приготовь праздничный обед!

Сяо Ванцзюнь с сыном направились в гостиную дома Сяо. В то время, когда они пересекали внутренний дворик, к торцу переулка подъехал чёрный седан «Фольксваген Маготан». Дверца машины открылась, и из автомобиля вышла симпатичная, солидно одетая, женщина лет сорока с тонкими выразительными чертами лица. С другой стороны салона наружу выпорхнула девочка лет четырнадцати-пятнадцати.

У девочки было личико цвета розового нефрита с большими и чрезвычайно живыми чёрными глазами. Аккуратно расчёсанные волосы были собраны сзади в хвостик, который смешно раскачивался из стороны в сторону при ходьбе. Девочка бегом направилась к дому Сяо и, не дожидаясь дамы, ворвалась во двор. Увидев незнакомого мужчину, она замерла на месте.

— Линъэр, ты уже вернулась из школы? Ха-ха-ха, подойди и познакомься с братом! – широко улыбаясь, Сяо Ванцзюнь взял девочку за руку и подвёл к Юньлуну.

— Брат? – девочка с недоверием посмотрела на молодого человека своими большими невинными глазами, — ты – Юньлун? Правда? Ты и впрямь вернулся? Батенька говорил мне, что у меня есть старший брат, но я его никогда прежде не видела. А ты намного красивее, чем я представляла.

— Юньлун? Ты… ты действительно вернулся? Великолепно, мы все с нетерпением ждали твоего возращения! — подойдя сзади, с улыбкой на лице произнесла красивая дама.

— Юньлун, познакомься, это сестра твоей матери, Лю Мэй, ты можешь звать её тётушка Мэй, – представил даму Ванцзюнь.

Эта женщина много лет заботилась о Сяо Ванцзюне, она являлась гражданской женой Ванцзюня и, хотя их брак не был зарегистрирован и, юридически, она не имела никакого статуса в семье Сяо, де-факто она была хозяйкой дома. А это маленькое очаровательное создание – их дочь по имени Сяо Линъэр.

Сяо Юньлун почтенно поклонился им обеим.

Войдя в гостиную, Юньлун открыл свою сумку и достал оттуда керамическую урну:

— Это прах моей матери. Её последней волей было найти покой в родовой усыпальнице.

Сяо Ванцзюнь дрожащими руками бережно взял урну в свои руки и прижал к груди. По щекам его побежали слёзы. Он оглаживал урну, прислонясь к ней щекой и что-то бормотал себе под нос, периодически всхлипывая и смахивая рукой слёзы. Охваченный грустью и печалью, он вдруг как-то сгорбился, постарев сразу на несколько лет. Не сдерживая более своих слёз, он вдруг разрыдался, громко завывая:

— Мо Лин, вот ты и вернулась! Спустя четверть века ты снова дома! Но почему я тебя не могу увидеть?

Подняв заплаканные глаза, он обратился к Ван Бо:

— Открой родовую усыпальницу и приготовь всё для поклонения усопшим!

После этого он, бережно прижав урну к груди, прошёлся с ней по всем постройкам дома, поясняя усопшей, где у него что находится и что он сделал по хозяйству во время её отсутствия. Остальные молча, понурив головы, словно траурная процессия, следовали за ним.

Так они добрались до родовой усыпальницы, расположенной на южной стороне двора и примыкающей торцом к невысокой скале. Ван Бо уже всё приготовил: печь для сжигания ритуальных денег была разожжена, возле неё лежали стопки банкнот, корзина с подношениями была установлена перед алтарём, вокруг алтаря, по его периметру, были установлены зажжённые благовонные палочки, такие же палочки лежали подле алтаря.

Сяо Юньлун никогда не посещал китайских родовых усыпальниц и с интересом вошёл внутрь. Вдоль боковых стен стояли статуи ярко раскрашенных божеств в полный рост, среди них были злые и добрые, нахмурившиеся и улыбающиеся, воинственные и миролюбивые. У центральной стены, напротив входа, за алтарём, словно оконца в пещере, были вырублены прямо в скале ниши, в которые помещали урны с прахом усопших. Под каждой нишей была укреплена табличка с указанием имени и годов жизни захороненного.

Ванцзюнь подошёл к пустующей нише и бережно установил там урну с прахом Мо Лин. Под нишей Юньлун прочитал надпись на табличке: «Место упокоения моей любимой жены».

Юньлун взглянул на отца, и ему стало немного не по себе, он вспомнил, как его мать говорила, что из-за её срочного отъезда, они так и не успели расписаться, но в душе Ванцзюня Мо Лин уже была женой.

Сяо Ванцзюнь первым зажёг три палочки благовоний и установил их у алтаря, его примеру последовали все остальные.

Юньлун трижды поклонился перед алтарём и произнёс:

— Мама, я выполнил твою просьбу, ты теперь дома, твоя душа может успокоиться с миром. Спи спокойно!

— Спи спокойно, сестра! Наконец-то ты обрела покой в родной усыпальнице! – грустно попрощалась с сестрой Лю Мэй.

— Вот что, вы идите, – печально произнёс Сяо Ванцзюнь, — а я ещё хочу побыть наедине с Мо Лин.

Он с грустью посмотрел на сына, лицо его как-то сразу постарело, а голос, словно, принадлежал другому. Убитый горем, он отвернулся и встал на колени перед алтарём.