Глава 7

Он так просто это сказал. Мне сразу показалось, что это всего лишь плод фантазии моего слуха и ещё не пришедшего в норму разума. Впрочем, придет ли он тут вообще в обычное состояние после такого видения? Перед внутренним взором то и дело вспыхивали жёлтые звёзды, и чернота, тягучая и бездонная, казалось, пыталась увести к себе, не дать реальности ни шанса на победу.

Я тряхнула головой. Гуннар внимательно смотрел на меня. Будто удерживал взгляд, не давая думать ни про звёзды, ни про тьму, ни про что-то иное. И от этого почему-то становилось жарко, словно живой огонь пробегал вдоль позвоночника, обжигая кожу, и падал куда-то вниз, топя всё в ярком пламени.

В карих глазах был вопрос. Пока ещё без ответа, практически не оформившийся, чем-то напоминающий птицу, раскрывшую темные крылья и зависшую над пропастью. Птица не знает, сумеет она перелететь опасное место, или же где-то внизу, на берегу ледяной реки, прячется охотник, который может пустить смертельную стрелу?

— Звучит… неожиданно, — собравшись с мыслями, сказала я.

Во рту почему-то пересохло. Внезапно захотелось, чтобы Гуннар сказал, что ни черта это не неожиданно, а именно так, как должно быть. Потому что уж если с кем-то и проводить эксперимент, то лучше с Главой Дома Стражей, а не с кем-то другим. Нет, я была не против этого гипотетического другого… вероятно, он тоже неплохой человек, и всё такое. Но… Когда ловишь себя на том, что в присутствии кого-то конкретного тебе больше никто не нужен — это сигнал. Пусть ещё очень слабый и практически неразличимый, но сигнал.

— Условия, желания? — вдруг улыбнулся Гуннар.

Нет, обычная улыбка… только на душе стало теплее. И в глазах будто появился теплый янтарь, напитанный солнечными лучами. И я поняла, что можно говорить спокойно и смело, не опасаясь, что не так поймут или посмеются.

— Чтобы было тепло, — сказала я твёрдо. — Чтобы там было электричество, писать в тетради я не способна, а не писать — не способна в принципе. И ещё — кофе. Не могу без него жить.

Всё это выпалила практически на одном дыхании и сама себе поразилась. Как это я так? Даже не спросила, где жить, как жить, почему именно с ним? Да, конечно, с одной стороны, я сюда и прибыла с целью, если говорить языком местных, чтоб стать чьей-то парой, но всё же для меня это было несколько… непривычно.

А ещё теперь было совсем непонятно, как себя вести. Казалось, что Гуннар чего-то ждал. Не так вот прямо открыто… Интуиция, черт бы её побрал. Я уже хотела смалодушничать и отвести взгляд, но он вдруг накрыл мою руку своей. Вновь стало жарко. Хм, может, просто поднялась температура? Нельзя же так реагировать на находящегося рядом человека?

— Хорошо, — сказал Гуннар и чуть сжал мои пальцы. В карих глазах полыхнуло янтарное пламя, заставив меня замереть. — Что ты чувствуешь, когда я к тебе прикасаюсь?

От вопроса стало не по себе. Щекотливо-радостно и в то же время немного страшно. Будто глупой и неопытной девчонке на первом свидании. Мысли почему-то путались, хотелось сказать: «Нет, ничего плохого» и «Не убирай руку».

Прошло всего несколько секунд, но мне показалось, что целая вечность. Впрочем, кажется, Гуннару тоже. Потому что он медленно склонился ко мне. Я успела заметить, что волосы у него густые и тёмно-каштановые, практически чёрные. Но, кажется, можно уже рассмотреть тонкие серебряные нити. Сколько ему лет? И пахнет от него так, что голова идёт кругом, а под коленями слабеет. И хорошо, что я лежу. Иначе точно бы рухнула.

Длинные и жестковатые пальцы Гуннара скользнули от моего запястья к локтю. Горящие янтарём глаза полностью лишили воли, не давая мне отвести взгляда.

— Что ты чувствуешь, Юлианна? — хрипло повторил он, и я поняла, что в этот раз просто не имею права молчать.

— Тепло, — шепнула пересохшими губами. — Смущение, слабость. Непонимание. Желание…

— Продолжай, — выдохнул он, пальцы уже оглаживали моё плечо. — Не молчи, у тебя красивый голос.

— Желание оказаться ближе, — сказала я чистую правду, сама одновременно и стыдясь, и шалея от собственной открытости. — Это так странно, мне кажется, будто ты можешь меня…

В дверь постучали. Я сглотнула. Откуда вы взялись? Зачем? Почему именно сейчас? Не могли подождать хоть немного?

Гуннар еле слышно что-то прошипел. Ругался. Но так, что я ни слова не разобрала. Потом шумно выдохнул и с таким разочарованием посмотрел на меня, что захотелось рывком приподняться, обнять его, ткнуться в шею и беззвучно попросить, чтобы никому не открывал. Нам и так хорошо.

Но осознав собственное желание, я пришла в лёгкий ужас. Гуннар в это время уже поднялся и подошёл к двери. Открыл. На пороге показался Гринберг, за спиной которого маячила медсестра.

— Так-так, — объявил он, — стоит только ослабить контроль, как тут уже творятся разные дела. Но это ничего страшного. Пока у вас есть я, бояться нечего.

И он подмигнул мне. Я невольно улыбнулась. Как ни странно, этот невыносимый врач был мне симпатичен. Видимо, потому, что я и сама никогда не отличалась покладистым характером.

— Ну-с, — тем временем продолжил Гринберг, обращаясь к медсестре: — Фрекен Хольме, пожалуйста, подготовьте все карты Юлианны Лунд и принесите сюда.

Девушка удивлённо округлила глаза, бросила быстрый взгляд на Гуннара. Тот кивнул. Поняв, что иных распоряжений не будет, она вышла.

— Чем вы так напугали медсестру? — не выдержала я, когда дверь за ней закрылась.

— Видишь ли, — невозмутимо начал Гуннар, — все карты пациента собираются только в одном случае.

Я чуть нахмурилась, пытаясь понять, куда они клонят.

— Когда этот самый пациент выписывается из клиники, — закончил Гринберг, невинно улыбнувшись.

***

Это было странно. Необъяснимо. Я собиралась словно во сне. Надевала свитер и джинсы. Проверяла, на месте ли… то есть в карманах ли перчатки. Села на кровать, осмотрелась. Потом бездумно уставилась куда-то в окно, будто могла отыскать там ответы на все толпившиеся в голове вопросы.

Я еду жить к Гуннару Бренхе, куратору проекта, человеку, о котором практически ничего не знаю. Но в то же время стоит только на него посмотреть, как почему-то на душе теплеет. Нет, я не чувствую влюблённости или страсти. Но будто замерзшая в злую метель путница тянусь к нему, ощущая живительный огонь. А он… он не отталкивает.

В палату заглянула фрекен Хольме и улыбнулась уголками губ:

— Всё? Или нужно ещё время?

— Да нет, — немного рассеянно ответила я, оглядывая помещение, словно могла что-то забыть. Хотя прекрасно знала, что сложила всё. Потому что в отчаянной попытке не думать, зачем я согласилась и что буду там делать дальше, максимально сосредоточилась на сборах. — Готова.

— Хорошо, — кивнула она, — вас уже ждут.

Сердце пропустило удар. Я нахмурилась и сделала глубокий вдох. Господи, я же не школьница перед суровым директором, я — равная. И не надо сейчас думать о всяких глупостях.

— Идёмте, — поманила фрекен Хольме, — я провожу.

Подхватив сумку, я последовала за ней.

Дыхание, просто помни о дыхании. И больше ничего. Это всего лишь реакция на нестандартную ситуацию. Только и всего.

Мы молча проделали весь путь от поездки в лифте до выхода из здания.

Черная машина Гуннара была уже здесь. А её хозяин стоял рядом, сложив руки на груди и глядя куда-то в сторону. Лишь несколько мгновений у меня было на то, чтобы полюбоваться его профилем. Немного резким, но четким, правильным. Тёмными глазами, в которых отражалось что-то большее, чем обычная ночная тьма.

И тут я поняла, что поражаюсь собственным мыслям. Мне хочется на него смотреть. Вот просто смотреть, словно это безумно важно. Изучать каждую черточку лица, сохранить в памяти каждую морщинку и линию.

Гуннар посмотрел на нас. Мне вдруг стало неловко, будто поймали на чем-то постыдном. Однако он совершенно невозмутимо подошёл ко мне и как ни в чем не бывало взял сумку.

— Есть ещё что-то, что нужно положить в багажник? Или это в салон? — уточнил у меня.

Я помотала головой. Ничего такого важного, что надо возить возле сердца. Тьфу, до чего неуместные и пафосные мысли, ужас какой-то. Ещё не хватало прямо сейчас раскрутить сюжет нового романа. А сюжет тем временем как раз это и делал – раскручивался. Я уже не помню, как это - быть нормальной. В смысле, человеком, который не пишет. Любая фраза, пейзаж, ситуация зарождают в твоем мозгу яркую вспышку-идею. И… она начинает тебя грызть. В прямом смысле слова, разве что следов от зубов не видно. Потому что это…

Я села на переднее сиденье, не дожидаясь, пока Гуннар захлопнет багажник. А то ещё ненароком дверь передо мной откроет, а я буду смущаться, как трепетная барышня.

В салоне было тепло и пахло корицей. Тихо играла какая-то этническая музыка. Чем-то похоже на Мари Бойне Персен, саамскую певицу, исполняющую традиционную северную музыку. Такие же чарующие напевы, удары в бубен и шелест ледяного ветра, пронизывающий каждую ноту.

Гуннар сел рядом. Хотел было завести машину, но пальцы замерли на ключе. Красивые, сильные и длинные пальцы. Меня даже не пугает, что ногти у него не слишком похожи на человеческие — слишком темные и острые. Ему… идет. И хочется смотреть очень долго, мысленно поражаясь и восхищаясь. Как только такое сотворила природа? Или же не природа, а какой-то эксперимент?

Я слишком мало знаю о мире Норге, и это огромное упущение.

— Юлианна, всё хорошо? — спросил Гуннар, глядя на меня.

В какой-то момент мне показалось, что полумрак в машине сгустился, а глаза сидящего напротив мужчины засверкали тёмным пламенем. А ещё то, как он произнёс моё имя. Кажется, что ему это нравится. Само звучание доставляет удовольствие.

Нет, это всё фантазия, ничего из этого быть не может.

— Хорошо, — ответила я и поняла, что во рту пересохло.

Нельзя оставаться в своём обычном состоянии, когда на тебя так смотрят.

Гуннар кивнул и завёл машину. Смотреть перестал, и я невольно выдохнула.

Машина тронулась с места. Я не знала, сколько нужно ехать. Время летело незаметно. И осознание, что путь закончен, пришло только тогда, когда автомобиль остановился.

— Мы на месте, — сказал Гуннар.

А я замерла, будто истукан, закаменев прямо в кресле. Внутри смешались внезапная робость, смущение и желание сказать: «Поворачивай, едем в больницу. Я… я не смогу так».

Рука Гуннара легла поверх моей. Воздух словно выбили из лёгких, я исчезла, растворилась в безбрежном море сомнений и страхов.

— Юлианна, — мягко и будто обволакивая густой горьковатой карамелью, прозвучал его голос. — Посмотри на меня.