Глава 6

Исидор и вправду оказался большим умником - он был просто набит знаниями: и не уставал их пополнять. Конечно, что ему еще было делать одному, кроме как учиться книжным премудростям?

На другой день после нашего приезда он подошел ко мне и предложил показать мне город. Родители дали ему разрешение... а может, попросили, желая нас подружить, как я подозревал. Но я вспомнил о том, как выгляжу со стороны, и сказал:

- Исидор, на меня же все будут показывать пальцами!

Он улыбнулся.

- Никто не будет. Мы возьмем с собой слуг, и все увидят, что мы знатные люди, - оборванцы дразниться не посмеют, а наши благородные господа сдержанны и учтивы. К тому же, у нас в Та-Кемет не принято лезть в чужие дела.

Та-Кемет, "Черная Земля", - имя, которым сами египтяне называют свою страну: Исидор сообщил мне об этом утром.

Я согласился. Мы вышли на прогулку ближе к вечеру, когда стало прохладней, - я захватил свою палку и Мирона, а Исидор мальчишку, который мне прислуживал. Как я понял, это был и его собственный слуга. На самом деле, мне и без сопровождающих мало кого приходилось опасаться - коптосцы люди чинные, а мальчишки, видимо, предпочитали играть у себя во дворах. Таких забияк, каких у нас много и среди детей, и среди молодежи, я не увидел. Только желтые поджарые собаки дремали на солнце.

"Может, они все просто трусы?" - подумал я.

Но ведь Египет долго был богатой и могучей страной, трусы не смогли бы создать такое государство...

И тут Исидор привлек мое внимание и начал рассказывать о том, что мы видели: о том, сколько тысячелетий уже существует Коптос, когда был заложен его главный храм, посвященный богу Мину, где останавливаются караваны, которые прибывают с востока, и как именно ведется учет товарам, которые они привозят.

- Этим и занимается мой отец, - с гордостью рассказывал Исидор. - Его должность очень древняя, она существовала уже во времена великой царицы Осирис Хатшепсут, которая отправляла караваны в Пунт, - это было тысячу лет назад. Наш город возвышали его величество Осирис Рамсес и его величество Осирис Сети* семьсот лет назад, когда Та-Кемет стала широко торговать и сражаться с сирийцами и хеттами...

- А вы откуда это знаете? - спросил я с некоторой завистью.

Исидор хмыкнул.

- Все эти записи многие хенти* хранятся в нашем Доме жизни, так называется большое книгохранилище и святилище, - он показал рукой. - Моему отцу позволено делать копии с древних свитков. Я часто делаю это для него, и у нас дома тоже имеется большое собрание книг.

Я насупился: меня начал раздражать этот долговязый напыщенный зануда. Исидор еще что-то объяснял мне, но я уже не слушал. Неожиданно для него я остановился.

- Знаешь что, я, пожалуй, хочу вернуться, - заявил я. - Ноги болят.

Исидор изумленно уставился на меня - а потом усмехнулся.

- Понятно, маленький экуеша, я надоел тебе! Как же я забыл, что ты еще несмышленыш!

Кровь бросилась мне в лицо; я сжал в руке палку и шагнул к сыну наших хозяев с таким видом, что его усмешка исчезла. Но, к счастью для нас обоих, Мирон предугадал мои намерения: раб моей матери настиг меня и положил руку на плечо.

- Нет, хозяин Питфей, так нельзя! Ты очень рассердишь свою мать и бабушку!

- Пусти, раб!.. - рванулся я; но раб не пускал, и я смирился. Только плюнул себе под ноги.

- Ну вас всех к воронам!

Я быстро захромал домой; потом мои спутники нагнали меня. Назад мы вернулись в полном молчании.

Нас накормили и опять предоставили самих себе. Исидор делал вид, что ничего не случилось; после ужина он засел за свои свитки. Он что-то чертил за столом - кажется, занимался математикой.

Я принялся играть в саду у дома: гонять мяч битой. Подарки дяди Мелоса были у меня с собой. Я вспомнил, как мечтал поиграть с кем-нибудь в Египте, и засмеялся. Какой я был дурак!..

Когда я вернулся, потный и тяжело дышащий, Исидор все еще сидел, разложив свои свитки в круге света от лампы. Я некоторое время ходил вокруг него, как волк вокруг добычи... он, похоже, действительно не замечал меня. И тогда я не выдержал:

- Исидор! Ты ведь себе глаза испортишь!

Мальчишка оторвался от писания и пораженно взглянул на меня.

- Что ты сказал?..

Я постучал по ладони своей битой, которую так и не выпустил.

- Ну да, ослепнешь. Это ведь не поправить, слышишь?.. Отвлекись-ка и давай во что-нибудь сыграем!

- Мой отец был писцом всю жизнь, и глаза служат ему все так же хорошо, - высокомерно сказал Исидор. Он взглянул на водяные часы на столе. - А играть уже поздно.

Он встал из-за стола.

- Я лягу спать, и ты тоже ложись.

Я фыркнул, но послушался. Мы оба пошли умыться, а потом Исидор потушил лампу, и мы легли. Мое раздражение никуда не делось... и, когда хозяйский сын затих, я еще долго глядел в темноту и мечтал о каком-то отмщении: я сам хорошенько не понимал, кому и за что.

Утром Исидор продолжил занятия.

- Я не закончил вчера, - объяснил он; и углубился в черчение и вычисления. Я опять принялся слоняться по комнате без дела: внутри я просто кипел.

И тут меня осенило.

- Послушай, - воскликнул я, - ты ведь, наверное, даже ни разу не дрался!

Исидор скатал свой свиток и встал из-за стола: он выпрямился, глядя на меня.

- Ты очумел, что ли? Зачем мне драться?

- А как же иначе ты сможешь вырасти мужчиной? - откликнулся я: наконец-то я ощутил свое превосходство. - Ты должен уметь себя защитить - себя и свой дом, и быть сильным! Иначе это просто позор!

Глаза Исидора вспыхнули: кажется, я наконец-то его разозлил. Отшвырнув свои папирусы, он прошагал в угол и быстро наклонился, копаясь в своем сундуке; а потом извлек наружу длинную изогнутую палицу.

Он опять приблизился ко мне: и я невольно дрогнул, отметив, насколько хозяйский сын выше меня, да и шире в плечах.

- Вот, видишь?.. - Исидор принялся вращать палицу в руке с силой и скоростью, каких я от него не ожидал; потом принялся перебрасывать палку из руки в руку. Черные глаза его горели. - Я сызмальства хожу с отцом на охоту в камыши: мы ставим сети на птиц, и я хорошо стреляю из лука. И этим оружием я владею не хуже!

Палица описала дугу перед моим лицом, и я отпрянул; тогда Исидор опустил ее. Я заметил, что его метательная палка расписана изображениями уток и других птиц, неведомых мне.

- Я еще никогда не бил людей, ты прав, - заявил Исидор, с яростью глядя мне в глаза. - Но если ты не уймешься, маленький наглый экуеша, я тебя отделаю!

Я расставил ноги и улыбнулся.

- Что ж! Попробуй побей! Хоть я и калека, но по дороге сюда я дрался с пиратами... и одного убил!

Глаза Исидора сощурились: не знаю, поверил он мне или нет. Но через мгновение резко кивнул в сторону двери.

- Идем в сад!

Мы молча вышли в сад - там было еще не слишком жарко. Исидор по тропинке привел меня к пруду, около которого было чистое место. Остановившись, младший сын моей бабки развернулся ко мне.

- Теперь держись!..

Он набросился на меня, и наше оружие с треском сшиблось. Исидор был больше и сильнее меня, но не так проворен; и он не был научен тому, что может дать только настоящее сражение: причинять и терпеть боль. Его длинные крепкие ноги давали ему преимущество; но я сумел свалить его, как прежних врагов, и мы покатились по земле. Мы вцепились друг в друга с каким-то упоением, колотили и давили друг друга; я изловчился отобрать у Исидора палицу, выкрутив ему кисть, но потом он сумел заломить мне руку за спину и бросил на живот, навалившись сверху. Он зло дохнул мне в ухо:

- Ну, тебе хватит, экуеша?..

- Нет, - ответил я; и сильно лягнул его пяткой по голени. От боли он ослабил хватку; а я высвободился, распрямился и...

И тут как гром с ясного неба раздался крик:

- Что тут происходит?

Под деревьями напротив нас стояла бабка Поликсена. Она стремительно двинулась к нам; подхватила на ходу палицу Исидора и взмахнула ею.

- Что вы тут устроили, два паршивца?..

Ни у одного из нас не было слов для оправданий. Но потом Исидор крикнул, показав на меня:

- Он первый начал! Он сказал, что я не мужчина!

Бабушка круто развернулась к нему.

- Конечно, не мужчина, - отрезала она. - Разве мужчина станет нападать на своего гостя, который меньше его... и неразумнее?

Она метнула на меня испепеляющий взгляд. Я молчал, скованный стыдом; но, вместе с этим, во мне опять поднималась гордость за себя.

Госпожа несколько мгновений раздумывала; а потом велела мне:

- Пойдешь сейчас со мной. А ты... явишься к отцу, когда он придет, и все расскажешь! - приказала она своему сыну.

Исидор молча кивнул, глядя в землю.

Я поковылял за бабушкой: у меня не было сомнений в том, что меня ждет. От побоев тело уже болело, но я только молча стискивал зубы.

Она привела меня в свою комнату - я впервые оказался там; и заметил только мебель черного дерева и блестящие статуэтки каких-то богов в стенных нишах. Но я почти не смотрел по сторонам.

Бабушка закрыла дверь и какое-то время рассматривала меня. А потом спросила:

- Так ты хочешь быть похожим на своего отца, Питфей?

- Да, госпожа, - сказал я. Посмотрел ей в глаза - они горели темным пламенем... Госпожа Поликсена улыбнулась.

- Превосходно! Так не хочешь ли попробовать того, что мой сын получал от меня, пока не поумнел?

Я внутренне дрогнул; но расправил плечи.

- Да, госпожа! Накажи меня, я провинился!

Я сам разделся и бросился ничком на циновку. Я напрягся и сжался в ожидании боли: и, вместе с тем, какая-то часть моя жаждала этой расправы. Этого испытания!

Меня никогда еще не секли дома - отец только шлепал ладонью за непослушание; однако я уже тогда изведал тяжесть его руки и не ждал, что бабкино наказание окажется особенно чувствительным. Однако я ошибался: госпожа дала мне десять розог, и мне показалось, что она избила меня с жестокостью спартанского ментора. Чтобы не закричать, я впился зубами себе в руку.

Спина моя вся горела и мучительно саднила; а, попытавшись встать, я с испугом ощутил, как по ней сбегают ручейки крови.

- Доволен? - спокойно спросила бабка Поликсена.

- Да, - с дрожью ответил я. Я в самом деле был горд собой.

- Погоди, не одевайся, - предостерегла она, когда я потянулся за хитоном. - Если надеть хитон на свежие раны, волокна прилипнут и будешь мучиться долго. А то рубцы могут и загноиться.

Я послушно замер; а госпожа принесла какое-то пахучее снадобье в баночке и намазала мне спину, отчего моя боль утихла. Госпожа повторила, чтобы я не одевался до завтрашнего дня. После этого разрешила мне уйти.

Исидор вернулся в свою спальню только вечером. И, увидев, как он двигается, я воскликнул:

- Что, тоже влетело?

Мы уставились друг на друга, - два дурака, - а потом вдруг начали хохотать. Потом Исидор повернулся ко мне спиной, на которой набухли свежие рубцы.

- Это отец...

Я присвистнул.

- Неплохо, приятель!

Я дал ему взглянуть на свою спину. А потом он признался, что нас обоих оставили без ужина. Я сказал, что это ничего - была бы вода: и в коридоре обнаружился большой кувшин, который, по словам Исидора, его "госпожа мать" велела всегда держать полным...

После этого мы сблизились - знаете, как бывает у мужчин, даже маленьких. Исидор показал мне, как стрелять из лука; он пару раз взял меня на рыбалку. А по вечерам сын Поликсены потчевал меня своими историями: он и вправду умел рассказывать так, что заслушаешься. О прошлом своей страны, о великих битвах и грандиозных строительных работах, о том, как он сам рос и куда ездил; и я тоже делился с ним тем, что пережил.

И все было бы хорошо - но однажды я вдруг услышал, как моя бабка за дверью ругается с моей матерью. Они бранились в комнате бабушки: и я сразу понял, что яблоком раздора был снова я...

- Нет, я не позволю тебе! Это мой сын, а не твой! - крикнула Эльпида. - Ты видишь сама, каков он!

Я вспомнил, как после того наказания мама горько упрекала меня: и мне было так совестно, что я причинил ей боль...

- Тем более, что он таков, - гневно ответила Поликсена. - Пусть лучше он узнает это от меня, чем от моих врагов!

Я услышал, что бабка приближается к двери, чтобы прикрыть ее; и в испуге отступил.

Но терпеть дальше стало невозможно. Я должен был все знать!

Позже вечером я подкараулил бабушку в коридоре. Мама была занята с Гармонией - разучивала с ней песню собственного сочинения.

Госпожа Поликсена остановилась, выжидательно глядя на меня. После той порки мы с ней виделись как ни в чем не бывало; однако почти не говорили.

- Госпожа бабушка... - Я набрал воздуху в грудь. - Я давно понял, что у вас с моей матерью тайна от меня, которую ты хотела мне открыть! Мама, кажется, против... но я знаю, что это очень важно!

Поликсена спокойно кивнула, не сводя с меня глаз. Она сложила руки на груди.

- И что у нас за тайна, по-твоему?

- Это правда, что ты служила персам и они тебя возвеличили?.. - воскликнул я.

Между нами повисла тишина: я сам ужаснулся сказанному. Потом бабушка улыбнулась.

- Это правда, но лишь отчасти, - сказала она. - Я долго была царицей всей Ионии, и на трон меня посадили персы. Но так было нужно для нас.

Внимая ей, я ощущал сладкий ужас - будто ненароком пробрался в святилище и получил от богов дар, предназначенный мне одному...

- Почему? Почему так было нужно? - быстро спросил я.

Бабушка взяла меня за руку теплой сухой рукой.

- Идем сядем у пруда. Твоему отцу я все объяснила, когда ему было девять, и он меня понял... думаю, что ты поймешь не хуже. Я уже стара, - она улыбнулась, - и мы с тобой можем больше не увидеться.

И она повела меня в сад: мы с нею сели на траву у пруда, на том месте, где я недавно подрался с Исидором. Госпожа Поликсена долго говорила, а я долго слушал. И тот простой и ясный мир, который я до сих пор знал, рассыпался на кусочки.

* Приставка "Осирис" к имени фараона означала, что он обрел бессмертие, "уподобившись Осирису".

* Сакральный период для египтян, равный 120 годам.