Часть III

Избегая откровенно восхищённого взгляда Шмидта, Вальтер юркнул в приготовленную для него ванну и с облегчением утопил тело в пушистой пене — ему просто необходимо было остаться наедине с впечатлениями сегодняшнего вечера, который закончился таким неожиданным образом. Кожу на внутренней стороне бёдер начало слегка пощипывать, и воспоминания о том как, целуя, Мартин тёрся об неё щекой, заставили его покраснеть: «Поздравляю вас, младший офицер Лемке! Вы согрешили с едва знакомым человеком, — и вздохнул, — и, похоже, очень этому рады!» Понятно, что воспитанные мальчики из хороших семей не ведут себя так, и для приличия нужно было хотя бы неделю просто повстречаться, но…

Да, чёрт возьми. Он на самом деле был рад. И наплевать на всякие там условности и пристойности. Ещё немного подумав, Вальтер пришёл к выводу, что встреча со Шмидтом была лучшей из всех развязок, возможных в такой запутанной ситуации.

«Ерунда всё это, лишь бы только Мартин не подумал, что у меня ветер в голове гуляет, и мне сегодня было всё равно, с кем заняться любовью», — вытершись полотенцем, юноша посмотрел на своё отражение в зеркале. Вроде бы ничего не изменилось, только губы покраснели и немного опухли, а на шее и на груди осталось несколько лёгких следов. Он повернулся спиной к зеркалу и изогнулся, разглядывая себя сзади: «кажется, ему понравилась моя попа? И что, интересно, такого он в ней нашёл?» — но ничего особенного не увидел, пожал плечами и, накинув халат, поспешил вернуться к Мартину.

— Что-то готовишь? — поднявшись на цыпочки, Вальтер доверчиво положил подбородок Шмидту на плечо, стараясь поверх него разглядеть источник соблазнительных ароматов.

— Да так, просто, — Мартин сочно чмокнул его влажную тёмную макушку, — подумал, может, ты захочешь перекусить.

— С удовольствием! — отозвался Вальтер.

Его слова были совершенно искренними: почувствовав себя необыкновенно легко и уютно, он с удовольствием наблюдал за действиями Мартина, с удовольствием ел и пил, слушая его рассказ о себе, с удовольствием отвечал на расспросы и наконец, с нескрываемым удовольствием согласился, когда Шмидт предложил ему провести остаток ночи в одной постели.

***

— Больно? — Мартин озабоченно осмотрел тёмно-багровый след, оставленный на бедре Вальтера бампером его машины, осторожно погладил и легко коснулся губами. — Прости. Мне, правда, очень жаль.

— А, пустяки! — беззаботно отмахнулся Вальтер, но уже через секунду подозрительно сощурился, — не такой уж я и неженка, как некоторым здесь может показаться. Чтобы вы знали, герр Шмидт, — неженок не награждают почётными знаками «За доблесть».

Мартин немедленно принялся отбиваться от неожиданного нападения:

— Оh mein Gott! Кто говорит о неженках?! — он подмял под себя Вальтера, навалился на него, разглядывая хитрых бесенят, скачущих в его светлых смеющихся глазах. — Как ты мог такое подумать? Да я не знаю более отважных и самоотверженных людей, чем пожарные!

В подтверждение своего признания Шмидт завладел его обиженно надутыми губами, бесцеремонно смял их: «Чем ты, мой мальчик…» — и почувствовал, как охотно они разомкнулись навстречу, отвечая на поцелуй…

***

Подперев рукой подбородок, Мартин изучал безмятежно-спокойное лицо юноши, с которым так стремительно свел его случай, при других обстоятельствах справедливо названный бы «несчастным». Правильные, тщательно вырисованные черты, прямые брови, говорящие о твёрдости характера, но губы при этом по-детски пухлые, «да, и ещё нежные и очень мягкие», — подсказали недавно пережитые ощущения, а кожа — такая чистая и свежая, манящая касаться её снова и снова…

— Но скажи, почему всё-таки пожарная служба, Терри? Это же так опасно… нужно быть каждый день готовым пойти на риск, может быть, даже на смертельный? — Мартин осторожно обрисовывал пальцем маленькую ямочку на подбородке Вальтера.

Обнажённое плечо приподнялось в неопределённом жесте:

— Не знаю. Сколько себя помню — всегда мечтал об этом. Даже играл только в пожарные машинки.

— А сейчас их у тебя целая коллекция? — улыбнулся Мартин.

— Точно, — Вальтер отозвался с искренним изумлением, — но как ты догадался?

Мартин не спеша пощекотал губами удивлённо вскинутые брови и зарылся носом в растрёпанные русые волосы: «Mein Gott, да ты у меня ещё совсем ребёнок!»

— Просто предположил. Можно мне будет как-нибудь взглянуть на них? — он обрадовался, найдя отличный повод побывать у Вальтера дома и познакомиться с его семьёй.

— Ну конечно, Мартин! Я их тебе обязательно покажу! — от интереса Шмидта к предмету его тайной гордости Вальтер сразу просиял. — В ней есть по-настоящему редкие модели. Тебе понравится!

Вот разве можно было сдержаться и не усеять поцелуями это светящееся счастьем, улыбающееся лицо? Что Мартин охотно и сделал. Следуя за своими желаниями, он стал постепенно спускаться ниже и, только самозабвенно обласкав твёрдые точки покрасневших сосков, с трудом заставил себя остановиться. Третий раз за ночь — это действительно было бы слишком много на первый раз для его нежного мальчика…

Уже где-то на самой грани сна Вальтер снова вспомнил об их прерванном разговоре:

— Знаешь, о других профессиях мне никогда даже и думать не хотелось. — Он потёр лоб в надежде подыскать подходящие слова. — Как бы тебе объяснить, Мартин? Это… это — моё. Понимаешь?

И, поглаживая исцелованное плечо, Шмидт тихо откликнулся:

— Понимаю, мой хороший. Это твоя стихия.

***

Около десяти утра Мартин остановил машину возле дома Вальтера.

— Оставишь мне номер твоего телефона? — спросил он, одновременно протягивая свою визитку.

— Конечно. — Юноша быстро черкнул в блокнот Шмидта цифры, и, чуть замявшись, спросил. — Мартин, а помнишь, ты попросил меня не закрывать глаза? Можешь мне сейчас сказать, зачем это было нужно?

При одном воспоминании о первых минутах их близости, в которые он не спеша узнавал и исследовал его потрясающее, красивое и отзывчивое тело, у Мартина сбилось дыхание.

— Если бы ты закрыл глаза, то наверняка стал представлять себе того мужчину, Шульца. А я хотел, чтобы ты был только со мной, — честно признался он.

Вальтер знал, что после бегства из бара и десятка неотвеченных звонков ему обязательно предстоят разборки с Шульцем, но сейчас это было не важно.

— Я и был только с тобой, Мартин.

Непонятно от чего смутившись, он хотел уже открыть дверцу, но мужчина перехватил его руку, привлёк к себе: «Я так рад, что встретил тебя, мой мальчик! Ты ведь вернёшься?» — и, не дожидаясь ответа, с силой прижался к желанным губам, которые успели только прошептать: «Конечно…»

Шмидт смотрел вслед своему … партнёру? любовнику? — ни одно из этих слов не казалось ему подходящим. Слишком грубо и прозаично для такого удивительного, искреннего. Совсем ещё юного и неопытного. Для влюблённого в свои идеалы романтика, который очень старается выглядеть взрослым и сильным, но говорит и делает так, как велит ему сердце…

Всматриваясь в поблёскивающие розоватым утренним светом окна, Шмидт вдруг подумал, как странно и быстро всё меняется: что ещё вчера он и не подозревал о существовании этого мальчика, а теперь искренне боится потерять его. И что вместе с ним в его жизнь вошла и прочно обосновалась в сердце безотчётная тревога. Медленно развернув автомобиль, Мартин ещё раз окинул взглядом стены дома, признаваясь себе самому — даже если Вальтер не захочет быть с ним, это чувство всё равно его не покинет.

***

«И это всё?!» — брошенная смс-ка «Извини, был очень занят. Поехать с тобой не могу. Увидимся на смене» никак не объяснила странное поведение его напарника, поэтому Шульц до сих пор терялся в догадках, куда он так внезапно исчез, почему не отвечал на звонки, и что, в конце концов, вообще с ним происходит.

Дитрих Шульц любил жизнь. Во всех её проявлениях. Он любил свою семью, соседей, работу, сослуживцев, даже ворчливого лысого булочника из ближайшей пекарни тоже любил. По утрам он просыпался полным сил и желания взять от наступившего дня как можно больше, дышал полной грудью, с наслаждением переживая радостные события и мгновенно забывая о мимолётных неприятностях. Он находил источники питания для своего неистощимого аккумулятора позитивной энергии повсюду — общаясь с окружающими его людьми, просматривая новости по телевизору, читая утренние сводки газет, увлечённо отдаваясь работе и тренировкам, отправляясь в выходные на природу.

Его любовь не была безответной. Мало кто мог устоять перед его ненавязчивым обаянием и не попасть в плен обезоруживающей улыбки — начиная от начальства и заканчивая почтенной фройляйн Зейдлиц, по утрам выгуливающей на их улочке беленькую кривоногую болонку. Он помогал старушкам снимать с деревьев испуганных котят, не мог пройти мимо бедолаги-бездомного, чтобы не кинуть ему пару монет, умел утешить капризничающих в супермаркетах детишек. Не отказывался и от приглашений в школы — чтобы рассказать об опасной, но почётной и романтичной профессии и пригласить мальчиков посетить открытые тренировки пожарных команд. При этом мало кто знал, что за годы службы этот добродушный весельчак во главе своего расчёта предотвратил множество угрожающих спокойствию их городка катастроф и спас не один десяток человеческих, и не только, жизней, без колебаний рискуя своей собственной.

Вышедший из многих переделок без единой царапинки Шульц каждый новый день считал подарком благосклонной судьбы, с готовностью распахивая свои объятия миру, — и мир отвечал ему взаимностью. Его наградами были восторженные улыбки неопытных мамаш, трепетная благодарность благочестивых старушек, уважение начальства, почёт в кругу близких и знакомых. И конечно — безграничные любовь и восхищение. Шульц с одинаковым удовольствием принимал знаки внимания как от женщин, так и от мужчин — его большое доброе сердце могло разом вместить в себя потоки обожания десятков поклонниц и поклонников.

Если кто-то из них давал понять, что желает близости с ним — он почти всегда принимал предложение, не обижая отказом, не обещая лишнего, просто наслаждаясь новыми впечатлениями, но всегда честно предупреждал, что главное в его жизни — это служба. А были ли это девочки или мальчики, особой разницы для него не существовало. Для того чтобы снова наполнить себя бьющей через край энергией жизни, Шульцу достаточно было привлекательного тела и жаркого темперамента. Так продолжалось достаточно долгое время. До определённого момента.

***

Не так давно их подразделение пополнилось новеньким. Необычным, немного странным. Его телосложение никак не соответствовало привычному представлению Дитриха о настоящем пожарном — небольшого роста, не широкоплечий, ну какая от него могла быть польза в деле?

Может быть, всё и не сложилось бы так, если бы Вальтер сам вдруг не прибился к нему безмолвно и накрепко, словно потерянный щенок. Шульц, сначала снисходительно наблюдавший за новичком, приходящим на службу на полчаса раньше начала смены и каждый день упорно тренирующимся в спортивном зале, постепенно проникся к нему симпатией и уважением. Дитрих предложил ему работать в паре, и скоро они стали неразлучными товарищами. Ему нравилось в Вальтере всё — полный обожания взгляд, искреннее внимание, с которым он относился к его словам, безоговорочное признание в нём лидера. Нравился его лёгкий, ещё по-юношески восторженный характер. А после того случая на пожаре степени «четыре» Шульц понял, что его привязанность к крохе Лемке незаметно переросла в самое серьёзное увлечение.

Тайком поглядывая на него в раздевалке и в душе, Дитрих однажды признался сам себе, что у его напарника очень даже привлекательное тело, и начал всерьёз подумывать о том, как бы сделать этого славного парнишку своим. Во всех отношениях.

Но, несмотря на дружбу, Вальтер относился к старшему товарищу с подчёркнутым уважением, поэтому между ними всё ещё сохранялась некоторая дистанция, так что напрямую проявить свой интерес Шульц не решался — а вдруг кроху обидят его откровенные намерения? К тому же он привык, чтобы другие сами добивались его благосклонности, и пока не был готов спуститься со своего пьедестала. Поэтому решил действовать осторожно. Начав, например, с невинного приглашения в бар и ни к чему не обязывающей поездки за город.

***

Вечер складывался самым удачным образом. Даже появление Греты, одной из его бывших подружек, напросившейся повидаться с ним, было ему на руку — и он вскользь предложил Вальтеру взять девушку с собой, рассчитывая таким образом узнать о его сексуальных предпочтениях. Только этот, на его взгляд, вполне безобидный манёвр почему-то расколол их встречу напополам. Невозможно было не заметить, как настроение Лемке стремительно поменялось: его оживление исчезло, уступив место какому-то непонятному состоянию, а вскоре странный кроха и вовсе сбежал, в качестве объяснения сославшись на явно только что выдуманные дела.

Поняв, что на звонки Вальтер отвечать не собирается, Дитрих попрощался с друзьями и в полном недоумении побрёл домой. Ему и в голову не могло прийти, что он когда-нибудь снова будет так сильно переживать из-за напарника. Но, вернувшись из «Zwei Katzen», он уже больше не мог думать ни о чём и ни о ком.

***

В самом начале смены кроха сам подошёл к нему. Извинился, как казалось, очень искренне, попросил не обижаться. Только яркий румянец, запылавший на щеках Лемке во время их неслужебного разговора, удивил Дитриха: «Странно, с чего бы это?» А в общем Шульц слегка успокоился — ничего ведь не потеряно, а значит, в следующие выходные можно попытаться ещё раз.

Но он скоро почувствовал, что до выходных не дотерпит — вроде бы Вальтер вёл себя по-прежнему, и всё-таки что-то неуловимо изменилось. Он больше не задерживался на тренировках, в течение дня очень часто поглядывал в телефон, стал каким-то задумчивым, утратил прежний интерес к их беседам. Дитрих с сожалением ощущал, что больше не чувствует той безраздельной привязанности к себе, того преданного щенячьего восторга, который раньше вызывало любое его действие. Перемены коснулись и внешности напарника — юноша стал хорошеть и будто расцветать с каждым днём. Шульц хмурился и размышлял: «Или это только игра моего больного воображения?»

Теперь Дитрих отчаянно сожалел о том, что, судя по всему, чем-то отпугнул Вальтера. И, промучившись в сомнениях несколько дней, принял твёрдое решение во что бы то ни стало докопаться до истины.

Он злился на самого себя за то, что опустился до банальной слежки. Но всё же она оказалась самым быстрым и верным способом выяснить причину внезапных перемен в поведении Лемке.

Уже через пару дней, незаметно последовав за своим крохой, очень торопящимся куда-то после очередной смены, Шульц увидел, как тот быстро подошёл к тёмному седану, припаркованному на соседней улице. Водительская дверца сейчас же открылась. Дитрих, остановившийся в десятке метров, затаил дыхание. Так вот она, маленькая тайна его маленького напарника: вышедший из автомобиля мужчина обнял Вальтера, пылким движением притянул к себе и — «оh mein Gott!» — прежде чем усадить в машину, прижался к его губам долгим поцелуем.