Действие VI: Осуждение виновных. Глава 11
***
Утро в цирке выдалось необычайно шумливым. Суета накрыла столы. Труппа завтракала и с упоением обсуждала грядущее выступление. Цирк оживал. Восставал из пыли, грязи, нищеты. Искорками горел азарт в глазах артистов, и в этих искрах виднелся пламень былой «La Stella».
Люси была здесь — со всеми. Решила больше не прятаться, и на любой мало-мальски осуждающий взгляд отвечала гордо поднятой головой. Пошутившему Голиафу она будто невзначай отдавила ногу и даже ухватила за ухо, решив пресечь все глупые шутки на корню. Ее едва смутил Гейне — дрессировщик смотрел на нее... Смотрел... Этот взгляд Люси не понравился. Также на нее смотрел Чарльз — будто голодный зверь.
Люси заканчивала с завтраком, когда вся труппа встрепенулась. Приехал Лакрица да не один. У Люси сердце ушло в пятки. Издалека она разглядела знакомые темные волосы, нахмуренные брови и суровый взгляд — Драган вернулся. Люси сперва обрадовалась, улыбнулась. Ее искренне беспокоило его отсутствие, и она даже позабыла обо всех обидах, но... Вдруг вспомнила о том, что произошло, и щеки ее стали пунцовыми.
Пока все встречали вернувшегося заклинателя ножей, Люси трусливо сбежала, враз позабыв о своей храбрости. Она просто боялась. Боялась посмотреть в глаза Драгану. Одно дело, осуждение в глазах остальных. Другое — осуждение в его глазах. Ей казалось, она этого не переживет.
Взволнованная, перепуганная, не знающая, что делать, что говорить, Люси Этьен добежала до своего вагончика и быстрее скрылась за дверью. Стоило обо всем хорошенько подумать, но едва Люси вздохнула спокойнее, так тут же вздрогнула.
— Здравствуй, Люси.
Обернулась.
На единственном стуле, уложив ногу на ногу, сидел мистер Мефис. Рядом лежал букет цветов, источавший нежный аромат. Перетирая пальцами воздух, Чарльз едва хмурился. В его бесцветных глазах мерещилось недовольство. Во всем мистере Мефисе чувствовалась тихая, пока сдержанная злоба, и Люси невольно сжалась.
— Чарльз... — сорвалось с ее губ.
— Вчера ты пропустила замечательный стейк, — цыкнув языком, он оглядел стены вагончика и задержал взгляд на афишах. — Я очень ждал тебя, но не дождался. Мне сказали, тебе нездоровится.
— Я...
— Ты,.. — повторил Чарльз и поднялся со стула. Медленно он двинулся на побледневшую Люси.
— Я... Я, — она путалась в словах, хватая губами воздух, будто выброшенная на берег рыба.
Вчера она храбро отказала, но не Чарльзу, а синьору Антонио. Назло. Чарльз будто чувствовал это. Не получил своего и теперь неудовлетворенный сердился. Уверенность его норовила обратиться жестокостью — как тогда, в тот первый вечер, и это пугало.
На щеку легла рука.
— Мне нужно было подумать, — тихо шепнула Люси.
— Подумать? О случившемся? — сердито спросил мистер Мефис, и она кивнула. — Мой отец всегда говорил: женщине не полезно много думать. Я всегда с ним не соглашался... — смягчившись, проговорил Чарльз и даже улыбнулся. — Что же ты надумала, Люси?
Она судорожно окинула вагончик взглядом. Повела головой, и мистер Мефис испуганно подхватил ее под локти, решив, что ей нехорошо.
Нет, голова у Люси не кружилась. Просто так вышло. Случайно, но случайность эта пришлась как никак кстати. Недовольство Чарльза Мефиса сменилось обеспокоенной заботой, и Люси послушно уткнулась в его плечо.
— Все хорошо, — уверила Люси, отыграв фальшивый приступ до конца.
Ее поцеловали, пригладив рыжие локоны, простили, и Люси обрадовалась. Сила женщины в ее слабости. Этой мудрости Люси Этьен обучилась случайно, но очень вовремя.
— Увези меня... Отсюда, — прошептала она, видя в заботливом Чарльзе единственное спасение от цирка, от пыльного вагончика, от Драгана и его осуждения.
Люси Бесстрашная отважно решилась бежать от всего этого подальше — на виллу с золотыми вензелями, под руку с Чарльзом Мефисом. Дважды ей просить не пришлось.
Ведя ее под руку, мистер Мефис рассказывал, что мадам Буше прислала несколько коробок с новыми платьями и шляпками. Завлекал прогулкой вдоль Рейна и уверенно тянул за собой. Помог подняться в экипаж, уселся рядом, и Флобер повез их на виллу. Там ждал сытный обед и итальянское вино. Шутки, смех и беззаботность, а еще пылкие речи и горячие поцелуи.
Окруженная вниманием Люси была довольна. Без чувства вины и вечных совестливых упреков жизнь казалась намного проще, а в богатстве — ярче и чище. Люси не помнила, как они оказались в спальне. Былая робость притупилась, и, захмелев, она покорно отзывалась на ласки. Иногда замирала, по привычке прикрываясь рукой, а потом поддавалась искушающим речам.
«Несравненная», «прекрасная». Исполнив пару простеньких трюков, Люси перевернулась и повалилась в раскрытые объятия. Смеялась, целовала, отдавалась парализующей волне, накрывавшей ее от низа живота. Боли не было. Все еще страшно, неприятно поначалу, но не больно. Саднящее чувство от возможной встречи с Драганом развеялось. Утомленная совесть смолкла, и Люси Этьен счастливо уснула на плече у Чарльза Мефиса.
***
Ночь покрыла цирк темным куполом шатра-небосвода. Зажглись первые звезды.
Глядя на них, Драган сидел на ступеньках вагончика Люси и подпирал стеной заветную дверь. Он ждал, будто верный пес, и все думал. Ему услужливо рассказали о том, сколько ночей провела Люси на вилле мистера Мефиса. В красках. Хуже он видел сам, своими глазами, как Люси поднялась в экипаж того богача. Как улыбнулась ему и позволила взять себя за руку.
Драган прикрыл глаза и, согнувшись, с болью потянул себя за волосы. Хотелось кричать, биться до исступления. Клокотавшая внутри злоба сменялась отчаянием и жалостью. Люси заставили! Он был в этом уверен, потому хотел поговорить. Узнать от нее. Почему она его не дождалась? Воспользовалась моментом и предала? Так просто? А может, это он понадеялся, что что-нибудь значит для нее?
Из-за угла появились Голиаф и синьор Антонио, окруженный дымом. Карлик обнимался с бутылкой вина, пил из жестяной кружки, а, забывшись, — прямо из горла. Оба посмотрели на Драгана и подошли к нему.
— Эх, ragazzino*. Дела сердечные — дела молодые, — с каким-то пониманием протянул Голиаф. — Как иногда воет Буффо: la donna è mobile qual piuma al vento*! На. Выпей.
В жестяной кружке плеснуло вино. В воздухе повис кислый аромат винограда, и Голиаф протянул кружку Драгану. Сперва отказавшись, тот взял и залпом осушил ее до дна. Терпкость приглушила изнуряющую боль, развеяла неприятные мысли. Ненадолго.
— Шел бы ты спать. Она сегодня все равно не вернется. — Голиаф снова плеснул вина, но от добавки Драган отказался. Дважды Голиаф предлагать не стал. — Ну как хочешь, — сказал он и выпил все сам.
Драган поднялся с места. Как никогда ему хотелось побыть одному и, спрятав руки в карманы, он побрел было прочь. Обиженный, одинокий, пропахший тюрьмой и несчастьем. Директор вдруг остановил его и приобнял за плечо. Ласково потрепал и пыхнул едким дымом, раскуренной на половину сигареты.
— Ничего, Драган, — тихо прошептал синьор Антонио. — Она рано или поздно останется одна. Богачи непостоянны. Будет хорошо, если ты будешь рядом, — сказал он, и возмутившийся Драган сбросил его руку с плеча.
— Сначала продаете ее одному, а потом втюхиваете другому? — зло прорычал он, вскинув голову. — Да пошли вы.
— Не забывайся, ragazzino, — фыркнул директор. — Я вытащил тебя из тюрьмы.
— А кто меня туда запихал? Я не Люси, синьор Антонио, — бросил Драган напоследок. — Меня вам обмануть не удастся.
Влюбленный и оскорбленный, он скрылся в темноте. Растаял один на один со своей злобой. Директор задумчиво выдул струйку дыма и пожал плечами. Хлебнув из горла, Голиаф неразборчиво протянул:
— Eh... Così fan tutti cornutti*.
___________________________________
*Bravo — дословно переводится как молодец. В итальянском является прилагательным и склоняется соответственно роду и числу основного слова.
*ragazzino — от ит. парнишка, паренек
*La donna è mobile qual piuma al vento — от ит. женщина переменчива как перышко на ветру. Начальная фраза арии герцога из оперы Дж. Верди "Риголетто" 1851г. Известна также как "Сердце красавицы склонно к измене"
*Così fan tutti cornutti — от ит. так поступают все рогоносцы