Глава 4. Даша

Быть может я когда-нибудь и привыкну просто быть мамой, но пока волнителен был каждый момент. Ехали уже домой, из нашего аэропорта, я рассказывала Сеньке о городе, в котором он будет жить. Потом словила волнение во дворе. Увидела детскую площадку, поняла, что уже завтра приду сюда гулять в качестве мамы. И в парки. И везде-везде. 

В лифте поднимаемся, потеют ладони и даже потряхивает немного. 

— Это наш дом, — сказала я Сеньке, когда мы вошли в квартиру. Пойдём, я покажу тебе твою комнату. 

Комната уже давно была готова, я начала её делать, как только поняла, что Сенька будет моим. Старалась не делать её слишком мальчиковой, она была пастельной и нежной. Игрушек почти не было — я ещё не знала вкусов своего ребёнка. Выберет сам. Пока только один плюшевый зайка, пара машинок и россыпь кубиков. Лёгкие занавески, пушистый ковёр. Пусть я не была богата, но каждая деталь здесь была продумана с любовью — я долго готовилась к этому моменту. Кажется, многие годы. 

— Это твоя комната, больше ничья. Но если тебе вдруг станет неуютно одному, ты всегда можешь прийти ко мне. Я — за стенкой. 

Ужин готовила и все время думала о том, что это первый наш совместный ужин. Я готовлю для своего сына. Эта мысль никак не укладывалась в голове, ведь когда-то я похоронила мечту стать матерью, вместе с ребёнком, сердце которого перестало биться внутри меня. 

Я все время говорила с ним. Негромко, контролируя степень возбуждения своего голоса — он должен быть спокойным. Сенька должен привыкнуть и ко мне, и к моему голосу. 

— Какую еду ты любишь? — спрашивала я. Сенька молчал, поэтому я улыбалась и сама же себе отвечала, — знаю, что все дети любят вредную еду. Обещаю, что мы непременно будем есть и пиццу, и бургеры, и картошку фри. Но каждый день нельзя. Сегодня у нас будет паста с фрикадельками и овощной салат. 

Мало кто из детей чётко и понятно говорит в два года. Но все же, они говорят. Пусть калякают на своём языке, но все же. Сенька молчал совсем. Иногда мне казалось, он делает это принципиально, просто потому, что мир, в который он пришёл, так его разочаровал и подвёл. 

Я сразу сказала себе — я приму его таким, какой он есть. Я буду любить его, даже если он вообще никогда не скажет ни слова. Но я мать, и я должна помогать. Поэтому мы обязательно пройдем обследование, но не сейчас, а когда Сенька пообвыкнется и адаптируется. 

Поэтому сейчас я просто говорила. Иногда молчала, позволяя тишине заполнить паузы. Улыбалась. А Сенька сидел на стуле, снова аккуратно положив ладошки на колени, и внимательно меня слушал. А ещё — смотрел на меня. 

И мне этого было достаточно для счастья. Я таяла. Ведь мне так мало нужно было — всего-то отдать всю любовь, что во мне скопилась, невостребованная, никому не нужная. 

Тарелки и приборы были на столе, мы помыли руки и сели напротив друг друга. В течение дня мы перекусывали в кафе и в самолёте, там все проходило в спешке и неудобстве, и я помогала Сеньке есть. Сейчас он важно сел и взял в руки вилку. Мне казалось, на неё он смотрел неуверенно, поэтому подала пример и накрутила на вилку спагеттину. Сенька внимательно посмотрел, и неуклюже, не с первой попытки, но повторил. И у него получилось, а моё сердце переполнила гордость. 

— Ты очень умный, — похвалила я его. — У тебя все получится. 

В самолёте Сенька уснуть не смог, поэтому сейчас начал клевать носом не осилив и половину порции. Я отвела его в комнату и напомнила:

— Я всегда рядом. Если будет нужно, приходи. 

Самой мне ещё явно рано было спать, я убралась на кухне, занялась прочими мелочами, но что бы ни делала, то и дело прерывалась и шла смотреть, как спит Сенька. Мягко светил ночник, Сенька спал на боку, подложить под щеку ладошку, словно малыш с открытки. 

Я не думала, что он придёт ко мне. Перед сном сходила к нему, тихонько, почти не коснувшись кожи, чтобы не разбудить, поцеловала в лоб и ушла к себе. А ночью проснулась от тихих детских шагов. Сенька пришёл со своей подушкой и одеялом. Я не стала показывать ему, что проснулась. Он лёг на мою постель, но с краю совсем. Словно он одновременно и не один спит, и один. Я так и уснула, прислушиваясь к его дыханию. 

А самое интересное случилось утром. Я проснулась, а в постели я одна. Мой двухлетний сын ушёл в свою комнату вместе с подушкой и одеялом едва рассвело, и решил сделать вид, словно ночных хождений не было. И тогда я подумала, что Сенька очень умен. А ещё уязвим. Иначе откуда в малышовых два года страх показаться кому-то слабым? 

— Доброе утро, — улыбнулась я, словно ничего не случилось. — Умываться и завтракать! Потом гулять пойдём, я все-все тебе покажу и расскажу. 

Но все пошла не по плану. Мой отпуск, по сути, вот только начался, однако Булатов позвонил мне, едва мы успели покончить с завтраком. 

— Дарья, — требовательно начал Карим, не поздоровавшись, — Где договор до сделке с "Гарант-строем"? 

— В чёрной папке на вашем столе, — спокойно ответила я. — Туда его должна была положить Рита сегодня утром. 

— Его нет! — Почти торжественно провозгласил он. — Только копия! А мне с копией что делать? Подтереть задницу? 

— Я в отпуске, — беспомощно сказала я. 

— Васильев в Штатах, — продолжил Карри. — Мне ждать пока он вернётся и поставит свою подпись? Или просрать тендер, Дарья? А может, вы приедете и найдёте мне договор? 

— Карим Амирович… 

— Уволю, — спокойно ответил он и сбросил звонок. 

Я знала, что он может уволить. Плюнет на законы, они не для него писаны. Ему нужно только одно — чтобы все его беспрекословно слушались. А я слишком зависима от его работы и его денег. 

— Планы немножко изменились, — виновато улыбнулась я Сеньке. — Сначала мы посмотрим мамин офис. 

Сеньке было все равно. Не по причине равнодушия — ему просто все было интересно. И офис, и облака в иллюминатор, и гавкающая дворняжка. 

Я торопливо надела один из своих безликих костюмов, а на Сеньку надела самые красивые и клёвые джинсы, которые нашла и купила месяц назад. Сверху джемпер, на ноги кроссовочки, шапку цвета горького шоколада — Сеньких глаз. Курточку, немного легче той, в которой он приехал — в нашем городе пока ещё теплее. 

— Ты невероятно красив, — заключила я с удовлетворением.

Я могла бы отвезти его маме. Пусть она была не в восторге от идеи усыновления, и даже не звонила после того звонка, но помочь бы не отказалась. Но думаю, в маленьком сердце Сеньки бушует столько страхов, плюс его уже бросали — пока он мне не поверит, я не буду оставлять его без веских на то причин. 

Поэтому в офис мы поехали вместе. У меня был крошечный кабинетик, примыкающий к кабинету Булатова, и я сразу направилась туда, торопливо кивая на все приветствия. 

— Даша! - обрадовалась Рита. — Я думала, он меня сожрёт! 

— Он мог бы, — развела руками я. — Ищи быстро, куда ты договор дела? 

И только потом Рита перевела взгляд вниз и увидела Сеньку, жмущегося к моим ногам. На её лице медленно расцвела улыбка. 

— Даша… я поздравляю тебя. Это чудесно! 

Я позволила себе одну улыбку в ответ, а потом замучила рукава и принялась выкладывать папки на стол. Потерять оригинал договора — это вам не шутки. Могло не поздороваться и Рите, и мне. Сеньке дала несколько бумажных листов и авторучку — пусть рисует. 

Всё же, я не привыкла быть мамой. Этому нужно учиться. Я даже не заметила момент, когда Сенька тихонько встал со стула и просочился в приёмную. А оттуда в кабинет босса прямиком, благо секретарша его даже не увидела за своим высоким столом. 

Я повернулась, увидела пустой стул. Сердце екнуло. Столько страхов сразу! За секунду. Выбегая в приёмную, попыталась себя успокоить тем, что здесь везде камеры и охрана, но легче не стало. Увидела распахнутую дверь в кабинет босса, растерянную секретаршу и сразу все поняла. 

Сенька стоял посреди кабинета. Булатов стоял, возвышаясь над ним, и смотрел, как на диковинную зверушку. Сенька смотрел на него, запрокинув голову, в руках у него был обрисованный каракулями лист бумаги. 

— Это что? — требовательно и недоуменно спросил Карим.

— Кто, — поправила я. — Он же живой… Это мой сын.