5
А это нормально — сделать триста собственных фотографий во всех ракурсах и позах, рассматривать их полтора часа, а потом просто удалить и надуться, что всё не нравится?
Хотелось же, чтобы было эротично и сексуально!
И чтобы прям ух и ах!
Для Марсика-то!
Но чем больше я старалась оголить тело, чтобы поразить его прям сразу туда, куда надо, тем больше расстраивалась и начинала откровенно паниковать.
Ну вот куда мне?..
Ни пышной груди.
Ни попы, за которую можно было бы лихо ухватиться.
Ни этого белья, где кружево на кружеве и тонкие резиночки.
Правда, фотографию я ему всё-таки отправила.
Ноги в белых носках, закрытые до щиколоток обычной белой простыней.
Марс словно только этого и ждал, потому что ответил тут же сообщением, от которого я хохотнула вслух, не удержавшись.
«Очень интимно, конфетка»
«Твоя очередь!» — тут же написала я, заерзав в своей узкой кровати от нетерпения.
«Я еще не сплю».
«Работаешь?»
«Что-то вроде этого. Просто еще не дома».
— Всё-то у него ПРОСТО! — улыбнулась я и покачала головой.
И казалось бы, не было в этой переписке ничего странного или чересчур откровенного, но я никак не могла перестать улыбаться и ждать его ответов.
Странно это всё было.
Марс ведь был взрослым мужчиной.
Явно старше меня лет на десять, а может, и больше.
Но отвечал мне сразу же, без промедления, словно таскал свой телефон так же, как и я, в ожидании того, когда он снова выйдет на связь.
И меня это не просто задевало, а радовало.
Со мной еще никогда такого не было.
Эта ситуация заставляла мое сердце биться часто-часто, отчего сон напрочь не шел, несмотря на усталость и сумасшедшую ночь в отделении полиции.
А еще кучу других проблем, от которых хотелось спрятаться под подушку и от души нареветься.
Но вместо этого я пялилась в свой телефон и никак не могла заставить себя уснуть.
«Покажи, что вокруг тебя», — написала я снова, прикусив губу в ожидании ответа.
Марс прислал фотографию звездного неба.
А потом кусочек асфальта со своими кроссовками с надписью: «Пледа с собой нет, поэтому так», — отчего я рассмеялась.
«Работаешь на свежем воздухе, Марсик?»
«Вроде того».
«Не замерзаешь?»
«Нет. Потому что думаю о тебе, Лилу».
И мне самой стало жарко.
Я не знала, что могу ответить на это, потому написала банальное: «Я спать! Сладких снов!»
«Они будут сладкими только рядом с тобой».
Господи, как было перестать улыбаться и чувствовать себя такой непозволительно желанной?
Может, не стоило поддаваться этим неожиданно вспыхнувшим чувствам, потому что в моем мире им не было места?
Вернее, вопрос теперь состоял в другом: КАК теперь было взять и не поддаться?
Уснуть я так и не смогла.
Даже телефон отключила на случай, если Марс решит написать снова и лишить меня способности думать о чем-либо другом, кроме нашей странной встречи.
А думать мне было о чем.
Провозившись в своей узкой скрипящей кровати еще с час, я всё-таки тайком вышла из так называемой своей комнаты, двинувшись по отделению, где никогда не гасили свет, потому что здесь лежали тяжелобольные дети. С онкологией.
Каждый раз, когда жить становилось невыносимо и казалось, что все беды мира навалились на меня, пытаясь закопать в землю, я смотрела на них и понимала, что у меня нет права опускать руки.
Измученные бесконечными химиотерапиями, тошнотой от этого и заумными словами врачей, от которых становилось еще страшнее, эти маленькие бескровные ангелы продолжали жить.
И бороться.
Я проходила палату за палатой, где двери были распахнуты настежь, и в миллионный раз спрашивала у Бога: за что этим малышам было такое наказание?
Что они могли сделать в своей короткой, крохотной жизни, чтобы им выпали все эти страдания и бесконечная боль?
Где была эта чертова справедливость?
Тихо и осторожно передвигаясь в балетках по полу, от которого пахло лекарствами, я входила в палаты, чтобы поправить одеяла и убедиться, что каждый маленький пациент спит хоть и тяжело, но по-детски сладко.
Что все любимые игрушки лежат под худеньким бочком, а ночники исправно работают и включены, чтобы никто из малышей не испугался, если неожиданно проснется.
Четырнадцать малышей, за жизнь которых я молилась так, как никогда в своей жизни.
Еще на прошлой неделе их было пятнадцать…
Остановившись у одной из палат, я прислонилась к косяку и долго смотрела на мальчика, который спал в вязаной шапочке с гривой льва.
Он не снимал ее с тех пор, как выпали все волосы, брови и реснички.
Лео.
Наш король лев, который собрал свой прайд в этом отделении и искренне поддерживал каждого малыша, убеждая в том, что в каждом из них душа льва, а значит, они все победят и скоро вырастут большими и отважными.
Непрошенные слезы, которые я уже не пыталась скрыть, потекли по щекам, даже когда сзади меня обняли тонкие руки одной из медсестричек этого отделения.
— Лео настоящий боец, ты же знаешь.
— Знаю, — тихо всхлипнула я, но улыбнуться больше не смогла.
— Соберись, Лилу. Только ты можешь заставить их смеяться и снова почувствовать себя детьми, а не пациентами в больнице.
Я кивнула и размазала слезы по щекам.
Рания была права.
Дети ждали чуда. Они верили в него.
И я верила… только продолжала молиться.
***************************
Обычно каждое утро было суматошное.
Всегда, помимо своей работы, была куча дел, которая всплывала неожиданно, и приходилось куда-то бежать и кому-то помогать.
Но сегодня день был особенный, и мы готовились к нему почти месяц, чтобы порадовать малышей.
Жаль, что не получилось именно к Новому году, но мы были готовы растянуть этот чудесный волшебный праздник на много недель вперед. Хоть до самой весны.
— Лилу, подарки я разложила! Ровно четырнадцать!
Рания заглянула ко мне, наблюдая за тем, как я поспешно облачалась в костюм Санты.
Младшего Санты!
Красное короткое платье с каким-то смешным искусственным белым мехом и длинные гольфы выше колена в красно белую полоску, напоминающие рождественские леденцы.
— Мне ведь не одной кажется, что этот наряд явно не из проката, а чей-то костюм из сексшопа? — хохотнула я, весьма скептически глядя на собственное отражение в двери.
Рания хихикнула вслед за мной, глядя с явным весельем, и только пожимала плечами:
— Эта девушка из скорой помощи принесла. Сказала, что из проката. Но на всякий случай ты в таком виде по взрослому отделению не ходи, а то мужиков еще удар хватит!
Я только рассмеялась, покачав сокрушенно головой, когда к нам буквально ворвалась Грэтта — одна из медсестер, которая так же активно участвовала в нашем дружном мероприятии.
— Все пропало, девы! Крэйга срочно вызвали ассистировать в хирургию, потому что Саймон не вышел сегодня! Мы остались без большого Санты!
— Черт!
А вот это было уже нехорошо!
Крэйг был единственным мужчиной во всей больнице, который согласился помочь в нашем празднике и сыграть роль настоящего Санты, который будет слушать стихи малышни и дарить им подарки из большого красного мешка.
Мы даже пару раз репетировали, и вот на тебе!
— Малышня уже в обеденном зале. Что делать будем? Есть минут тридцать, как они поедят!
Мой мозг работал так, что, кажется, дым должен был пойти из всех отверстий в теле.
— Ладно, не паникуйте, — кивнула я девушкам, поправляя на себе костюм в твердой уверенности, что смогу найти и уговорить кого-нибудь из мужчин стать соучастником. — Пробегусь по соседнему отделению, там вроде у них практиканты были! Несите пока мешок с подарками и костюм Санты ко мне, чтобы потом не терять времени!
Медсестрички тут же вылетели в коридор, заторопившись и прошмыгивая мимо самой большой комнаты в нашем отделении, куда малышей привозили поиграть и покушать, а я вышла следом и споткнулась почти на пороге, потому что прямо на меня надвигались длинные стройные ноги.
И эти ноги, черт возьми, невозможно было забыть!
Впрочем, как и всё остальное.
Марс?!
Какого?!.
Я так и застыла с приоткрытым ртом, глядя во все глаза на то, как мужчина буквально подлетел ко мне, нависая сверху всё в той же вязаной кофте и бейсболке, словно мы расстались с ним всего пару часов назад, когда вышли из полиции.
— Пошли третьи сутки, как ты не выходишь отсюда! — в буквальном смысле прорычал он, глядя глазами, в которых я тут же утонула, потому что зрачки были расширенными и блестящими, словно черная дыра, куда меня засосало за долю секунды. — Я выпил восемнадцать кружек кофе! Мимо меня прошло четыреста восемьдесят девять человек и проехало сто три машины такси, а ты не покидала стен больницы! Что ты здесь делаешь, Лилу?!
Он окинул меня взглядом теперь полностью и словно сбился с мысли.
Было ощущение, что Марс напрочь забыл, что хотел сказать, и теперь пребывал в каком-то странном ступоре.
Моргал медленно.
Дышал хрипло и нервно.
И в лицо больше не смотрел. Зато рассматривал тело так, словно впервые меня увидел.
— …Это что? — выдохнул мужчина хрипло в конце концов, а я широко улыбнулась, снова продумав, что костюмчик этот ой не из проката, и радостно улыбнулась ему:
— Костюм Санты.
— Санты?
— Младшего Санты. Тот, который помогает большому Санте.
Я окинула застывшего в явной растерянности Марса многозначительным взглядом и тут же схватила его за большую горячую руку, потащив за собой.
Всё-таки вовремя он ввалился.
— Лилу, что происходит?
Теперь он хмурился и выглядел еще куда более растерянным, а я с чувством огромного облегчения буквально затолкала его в свою комнату и плотно закрыла двери на защелку, которую сама установила когда-то за неимением денег на нормальный замок.
— Лилу!
— Я всё расскажу тебе потом, клянусь! А сейчас раздевайся!
У бедняги Марса вытянулось лицо от удивления, и брови снова взлетели вверх, пока я, хихикнув, нырнула руками под его кофту, ощущая, как тут же по телу разлилось горячими волнами нетерпение касаться его.
Прижаться. Обнять.
Почувствовать, как он обхватит меня своими ручищами в ответ жарко и жадно, как умел это делать он один.
Какой же он был огромный!
Я словно успела забыть об этом, оставшись одна на пару дней без него, а теперь касалась руками его мощного торса и выпуклой твердой груди и понимала, что мне становится жарко.
От возбуждения.
Марс вынырнул из своей кофты, когда я потянула за край, чтобы скорее снять ее, но не дал мне даже шанса насладиться глазами его прекрасным мускулистым телом, как я оказалась зажатой у стены с поднятыми над головой руками, которые он легко удерживал одной ладонью.
— Что ты творишь, девочка?
Я уже слышала такой его голос: чувственный, хриплый, чуть подрагивающий от эмоций.
Услышав его снова, я поняла, что на теле выступила гусиная кожа, а сердце предательски заколотилось.
— Думала обо мне эти дни, конфетка?
— Еще бы не думать, когда ты мне писал каждые два часа.
Он прижал меня своим торсом, удерживая над полом, а я обхватила его ногами, прижимаясь еще ближе, и тут же почувствовала, насколько сильно он возбудился буквально за долю минуты.
— Ты идеальный кандидат на роль большого Санты, Марсик, — прошептала я, втягивая сладостно в свои легкие аромат этого большого, дышащего жаром тела, от которого мой мозг начинал отчаянно плавиться и работать с перебоями. — Бородатый. Высоченный. С низким голосом и добрыми глазами. Всё, что тебе нужно будет делать, — это иногда кивать на мои слова, слушать, как дети рассказывают тебе стихи, и дарить подарки. Соглашайся, пожалуйста… Ты меня очень выручишь, если согласишься. И дети будут счастливы.
Было ощущение, что всё это время Марс читает слова по моим губам, но не слышит их.
Он смотрел так, что я не удержалась и облизнулась, замечая, как его зрачки моментально отреагировали на это.
Слушайте, у меня не было медицинского образования, но даже школьных знаний было достаточно для того, чтобы понимать, что просто так, из ничего такая реакция не может происходить.
Это был выброс адреналина.
Реакция на какую-то очень сильную эмоцию.
И какую именно эмоцию, я ощутила сполна собственными бедрами и животом, когда Марс прижался ко мне сильнее, впившись губами в мои.
Я и представить себе не могла, как же, оказывается, за эти два дня соскучилась по нему!
По его жарким, жадным прикосновениям, от которых душа таяла и начинала верить в рождественские чудеса.
В то, что я могу быть кому-то нужна.
Что кто-то может просыпаться и думать обо мне.
Что кто-то может так же скучать по моим прикосновениям и ответному поцелую, которому я отдалась со всеми своими чувствами, почему-то не боясь показаться наивной и слишком доверчивой.
Я чувствовала, что Марс не лжет.
В том, как он сжимал меня своими сильными руками, дав волю моим рукам тоже; в том, как он дышал и с какой жадностью и вожделением целовал, и был ответ на мои вопросы. Был ответ на все мои сомнения и пустые рассуждения.
Да, он тоже скучал.
Да, он переживал, а потому выпил те чертовы восемнадцать кружек кофе, пока пытался понять, что я делаю здесь.
А я с ума сходила от аромата его тела и вкуса на своем языке, понимая, что никого вкуснее еще не чувствовала.
Я отдавалась его власти, утопала в нем, задыхалась им, но не желала ничего другого.
— Так это значит «да»? — улыбнулась я своими припухшими влажными губами, когда Марс глухо застонал и уткнулся в мою шею, сжимая так, что на секунду даже стало больно.
— Это значит, что это будет всегда и при любом раскладе «да», что бы ты ни попросила сделать, Лилу.
Я улыбнулась так широко, что пришлось прикусить нижнюю губу, чтобы не казаться совсем уж безумной.
— Даже если я попрошу тебя пробежаться по отделению нагишом?
Марс хрипло хохотнул, чуть прикусывая кожу на моей шее и разгоняя по телу искры возбуждения:
— Ты уверена, что дети будут рады такому представлению?
— Про детей не уверена, а вот все работницы больницы слягут штабелями прямо здесь же с сердечным приступом!
Он тихо рассмеялся, покачав головой, и добавил уже серьезно:
— Только должен тебя предупредить, что Сантой мне быть еще никогда не приходилось.
— У тебя всё отлично получится!
Мне совершенно не хотелось отпускать Марса от себя, но, когда дверь трепыхнулась в попытках открыться, я поняла, что продолжать в том же духе мы временно не сможем, потому что Рания принесла мешок с подарками и ту самую одежду для Санты.
Марс тоже разжал руки нехотя и отпустил меня от стены, покосившись на свою кофту, которая теперь валялась на кровати вместе с кепкой, но явно не смутился, когда я распахнула дверь, приглашая ошалевшую девушку с улыбкой:
— Я нашла нам большого Санту.
Не знаю, как Рания не выронила мешок, уставившись на полуобнаженного Марса, который проговорил красиво и совершенно невозмутимо:
— Доброго дня, леди.
— З-з-здрасте.
Ну, Ранию, конечно, можно было понять.
Когда перед твоим носом стоит мужчина приятной наружности, да еще с таким вот телом, что язык в трубочку заворачивается от обилия слюней, то соображать и спрашивать про погоду очень сложно.
— Костюм принесла?
— Да.
Бедная Рания покраснела раком, пока стояла на пороге, косясь каждую секунду на Марса, по виду которого невозможно было прочитать ни одну эмоцию, а я с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться от всей этой ситуации, выталкивая девушку почти насильно под ее горячий умоляющий шепот:
— Приведи его в сестринскую! Девки с ума сойдут от такого горячего Санты!
— Корми детей, потом всё обсудим, — хохотнула я, снова закрывая дверь, и уже заранее знала, какой переполох сейчас начнется у девушек нашего дружного душевного отделения.
Я бы совсем не удивилась, узнав, что они начнут собирать срочно последние деньги после мизерной зарплаты, чтобы только этот самый бородатый Санта заглянул в сестринскую!
— Сбежать я тебе не дам! — хохотнула я, когда обернулась и увидела растерянный взгляд Марса, потому что он, конечно же, услышал просьбу Рании и явно не знал, как на это всё реагировать.
— Главное, чтобы ты не сбежала, — полыхнули горячо его глаза, а я встряхнула красный кафтан Санты, пытаясь прикинуть, не разойдется ли он на этих плечищах, когда поняла, что у нас осталась еще одна проблема.
Возможно, дети ее не заметят.
А вот Рания и вся компания увидят так, что Марса придется потом спасать от группового изнасилования медсестричками, простихоспади.
— Иди сюда, Марс…
У меня вспотели ладони, и пульс просто зашкалил, когда я потянула его на себя, легко пихая на кровать, куда он приземлился, глядя так, словно чувствовал, что я снова что-то замышляю.
— Я понимаю, что у каждого Санты должна быть волшебная палка, которая исполнит любое желание. Но твоя торчит настолько монументально, что спрятать ее за одеждой просто не получится. Даже если попытаемся обмотать бинтом вокруг тела, — проговорила я и забралась на его колени, садясь лицом к лицу так, чтобы снова увидеть, как изменился его взгляд, потяжелев от адски горячего желания.
Он перехватил мою руку, которая потянулась к его ширинке, с глухим рычанием:
— Лилу, не смей! Или ты не сможешь не то что поздравлять детей, а просто ходить!