7
— Как он? — тихо опустился он на стул рядом со мной, кивая на Севера, и начиная хмуриться.
— Плохо…— я тяжело потерла слегка опухшие веки, замерев, когда услышала тяжелый выдох Янтаря, повторившего: «Плохо…», вот только не вопросительно, а скорее словно подтверждая мои слова, тоже переведя взгляд на воина-оборотня, который уже не метался в бреду, — Раны воспалились, температура не спадает, но, думаю, так оно и должно быть, если бы я только могла понять нормально ли это для вас.
Янтарь протянул ко мне свою большую руку, на которую я удивленно уставилась.
— Ты чего?
— Потрогай меня.
Удивленно моргнув пару раз, я осторожно перевела взгляд на лицо Янтаря, пытаясь понять все ли с ним в порядке.
Это что еще за предложения эротического характера у койки с больным братом?
— Прошу прощения? — выдохнула я, не скрывая своего напряжения.
— Прикоснись ко мне, — снова кивнул Янтарь, придвинув руку ближе ко мне, и в его глазах не было и доли веселья или озорства.
— Э… с тобой все в порядке? — осторожно выдавила я, не представляя, что смогу сделать, если с ним было что-то не так, потому что спастись бегством от тех, кто двигался быстрее тебя в несколько раз, было занятием как минимум не логичным.
Закатив глаза и фыркнув, Янтарь взял мою ладонь, положив на свою руку:
— Мы всегда горячие, и едва ли хватит шкалы градусника, чтобы узнать точно температуру Севера, но ты можешь узнать об этом хотя бы приблизительно, сравнив с моей температурой тела.
— А! — на мой облегченный выдох, Янтарь удивленно изогнул бровь, но все-таки промолчал, не мешая мне, пока я сосредотачивалась на собственных ощущениях в пальцах, положив вторую ладонь на лоб Севера, — Он определенно горячее тебя. Иногда мне кажется, если оставить ладонь на его коже больше, чем на десять секунд, то можно просто обжечься.
Какое-то время мы молчали, глядя на спокойный сон Севера, погрузившись каждый в свои мысли.
— Температура тела — это особенность оборотней? — наконец тихо обратилась я к Янтарю.
— Это медвежья кровь. И мы не оборотни.
— Ясно.
На мой быстрый кивок и взгляд, что я все поняла, хотя не поняла совершенно ничего, Янтарь улыбнулся, чуть покачав головой, и тихо добавил:
— Учитывая наш образ жизни и то, что мы живем в лесу, наша кровь просто обязана быть горячее, чем у вас, людей, иначе мы бы замерзли до смерти в первую же зиму.
— Да. И вы не оборотни.
— Все верно.
Конечно, язык просто зудел задать вопрос, который мучил меня с того момента, как я увидела этих странных мужчин — кто же вы такие, если не оборотни? Но отчетливое понимание того, что это не моего ума дело, не давало мне открыть рот снова.
Север чуть зашевелился, что-то забормотав, и я взяла влажную прохладную тряпку, чтобы в очередной раз протереть его лоб, лицо, шею и грудь, осторожно обходя воспаленные раны.
— То, что говорит Север — это какое-то особое наречие? — снова повернулась я к Янтарю, заглядывая в его яркие глаза, что, не отрываясь, смотрели на своего брата, когда мужчина медленно кивнул.
— Это наш язык.
— И о чем говорит Север?
— Я не знаю, — Янтарь тяжело выдохнул, уперевшись локтями в колени и облокотился подбородком о сложенные ладони, склонившись над раненным воином.
— Не знаешь?
— Нет, — в этот раз Янтарь говорил правду, и, чуть помолчав, пожал широким плечом, — Это особенный язык, который знают лишь единицы. Ему обучают специально. Я знаю всего несколько слов и фраз, которые означают приветствие, прощание, подчинение и уважение.
— Ого!
— Да. Но Север говорит что-то другое.
Мы снова замолчали, глядя на брата, когда в дом вошел Туман, а за ним и Ураган.
— В округе все тихо, — быстро проговорил Туман, оглядывая дом, словно в него могли проникнуть незаметно мишки, что были размером с бронепоезд и дышали так же громко и шумно.
Убедившись, что все в порядке, но оставив дверь открытой, братья-близнецы опустились на пол, усевшись на корточки почти синхронно у изголовья Севера. И снова мне казалось, что они принюхиваются, как это делал утром Лютый, будучи в обличии зверя.
— Могу я спросить еще кое-что?
Янтарь хмыкнул, повернув голову ко мне:
— Ты ведь сделаешь это в любом случае, любопытное создание!
—…у меня есть имя!
— И я все еще помню его, — рассмеялся приглушенно Янтарь и снова его глаза были подобны расплавленному солнцу, или прозрачному душистому меду, с крапинками озорства и смешливости, — Спрашивай уже, что опять мучает тебя.
— Вы обнюхиваете Севера?
— Угу. Тебя это смущает? — его лукавая усмешка была все-таки очаровательной и доброй, чего нельзя было сказать о Лютом.
— Ну… нет. Я просто пытаюсь понять, зачем вы это делаете?
— Чтобы узнать, не начался ли процесс разложения, — приглушенно ответил Ураган, повернувшись ко мне, пока его брат Туман прислонился лбом к влажной щеке Севера, закрыв глаза.
Сердце пропустило один удар, заглохло и застучало с двоенной силой.
— И что вы чувствуете?
— Все в порядке, — мягко улыбнулся Ураган, неожиданно подавшись вперед и осторожно сжав мою дрожащую руку в своей большой горячей ладони, — Север — боец, и не уйдет от нас.
— А что вы можете учуять?
Мужчины пожали плечами практически одновременно, словно говорили об игре в покер, которая ничего для них не значила.
— Всё. Всё, что для нас важно.
— Звучит просто фантастически, — ошарашено выдохнула я, снова посмотрев на Севера, — И что вы чувствуете у него? Ну, то есть с ним все в порядке?
— Его кровь чиста, — кивнул Туман, переглянувшись с братьями, словно советуясь, стоит ли это говорить, — Место раны пахнет словно паленым, но это можно объяснить тем, что кровь на концах кожи запеклась и вычистить ее полностью невозможно. Мы не чувствуем гниения, значит рана чистая, и должна зарасти.
— Слава богу, — облегченно выдохнула я, чувствуя в душе окрыленность от того, что мои самые жуткие опасения не подтвердились, и, уткнувшись носом в горячее плечо Янтаря, блаженно закрыла глаза.
Север будет жить!
Мужчины рассмеялись надо мной, когда нос Янтаря приземлился на мою макушку, чуть стукнув, и смешливый низкий голос надо мной промурлыкал:
— Ну, мы будем ужинать или как?
— И все-таки фильмы не врут о вашей прожорливости! — улыбнулась я, поднимаясь, чтобы приготовить этим вечно голодным необоротням много-много еды с большим количеством мяса, которое такими темпами закончится уже через пару дней, хотя было рассчитано на всю зиму. Только стоило ли об этом переживать, если я знала, что до зимы не доживу?
Всю ночь мы снова провели вместе, приглушенно говоря и наблюдая за Севером.
— Так выходит, что часть легенд и сказок о вас, все-таки говорят правду?
— Например? — улыбался лукаво Янтарь, откинувшись на стуле, и положив руки на округлившийся живот от плотного ужина, третьей кружки чая с медом и остатками вчерашних конфет.
— Вы постоянно голодны.
— Не совсем так. Мы много двигаемся, быстро бегаем и, чтобы поддерживать тело в должном состоянии, мы вынуждены часто питаться. Или редко, но много.
Почему-то не хотелось уточнять, чем именно они питались в лесу, но, по крайней мере, сегодня я увидела своими глазами, что эти мужчины, будучи наполовину зверьми, неплохо управлялись с вилками.
— Лично я мог бы есть пиццу и итальянскую пасту хоть каждый день. Часто и много, — улыбался мечтательно Туман, когда я уставилась на него, чуть приоткрыв рот, — А Ураган с ума сходит по суши.
— Суши?! — то, что я подавилась своим чаем, развеселило мужчин лишь еще больше.
— Ролы я тоже люблю, — ослепительно улыбался Ураган, отправляя в рот очередную конфетку, — Знаешь, какой был мой рекорд по поеданию суши? Двести восемь штук!
— Ага, и знаешь, что случилось с ним после этого, и по каким кустам мы искали этого любителя восточной кухни? — хохотал Янтарь, толкая локтем в бок смеющегося Тумана.
— А Север любит пироги с яблоками. Из человеческой еды.
— …а Лютый?
Янтарь чуть откашлялся, словно не зная, стоит ли говорить, когда пожал плечом, вымолвив, наконец:
— Мясо. Сырое. Желательно еще живое.
Стараясь не думать о подробностях питания Лютого, я пробормотала лишь, что я так и думала.
Было очевидным лишь одно, что среди всех остальных Лютый был самый звериный по натуре.
По крайней мере из того, что я узнала о них на данный момент. И не считая еще и того, что меньше всего я знала о Севере.
Как всегда, на рассвете Янтарь, Туман и Ураган, сытые и довольные, поспешили выйти из дома, растянувшись у крыльца, и закрыв за собой дверь.
Я уже домывала в тазике посуду, когда дверь распахнулась, и на пороге появился величественный белый медведь.
Его огромные широкие лапы мягко ступали по деревянному полу, не производя ни единого шороха, словно он парил по воздуху, не касаясь земли.
Его дыхание было таким же неслышным, словно он и не дышал вовсе, а вот я, кажется, напоминала паровоз.
Величественно проплыв к Северу, он, как и в прошлый раз, уткнулся черным носом в щеку своего брата, на секунду замерев, а я растерянно думала, когда настанет тот день и Лютый решит, что моя помощь им больше не нужна. Может уже завтра? Если остальные братья уже подтвердили, что с Севером все в относительном порядке, то Лютый знал это наверняка без их слов.
Он снова даже не взглянул на меня своими холодными голубыми глазами, когда так же неспеша вышел из дома, оставив меня замороженной статуей с мокрой тарелкой в руках.
Я не могла пошевелиться еще какое-то время, видя через окно, как он прошествовал до своего любимого места у дерева, усевшись там, и больше не шевелился.
Судорожно выдохнув, я быстро положила тарелку на стол, пока не уронила ее.
Странное чувство ужаса и восторга обуревало меня каждый раз при виде белого медведя. Последующие несколько дней прошли в таком же режиме, с одним лишь отличием, что я стала наконец спать под бдительным присмотром необоротней, которые круглосуточно дежурили у порога дома, и проводили все ночи в доме со мной, пользуясь отсутствием Лютого.
Нелепо было думать, что он не знал об этом, учитывая, что они могли унюхать друг друга на расстоянии многих сотен миль, как я узнала от Янтаря.
Странным было то, что он молчал на этот счет.
Он не ел ничего из приготовленного мной, кормясь, видимо, ночами, когда уходил исследовать лес и округу. Но каждое утро я все-равно готовила его порцию, которую потом обязательно съедал Янтарь.
Я больше не пыталась заговорить с ним на рассвете, когда он приходил, чтобы проверить состояние Севера.
Теперь каждый раз я демонстративно ложилась спать до его прихода, делая вид, что крепко сплю и плевать хотела на его появление. Хотя на самом деле все внутри меня замирало каждый раз, как только дверь открывалась, и не могло успокоиться еще долго, даже когда Лютый уходил, оставляя меня наедине со своим морозным ароматом океана.
Не то, чтобы я считала его красивым. Если честно, я уже смутно помнила его в обличии человека.
Но то, что он меня не переносил и мечтал поскорее избавится не давало расслабиться в его присутствии!
Только относительная идиллия нашего существования не могла длиться вечно.
Пошел одиннадцатый день нашего неожиданного знакомства, когда Лютый по-прежнему сидел у старого дуба, не шелохнувшись, а остальные медведи либо спали, либо были в дозоре. Иногда казалось, что он словно находится в какой-то нирване, не наблюдая ни за кем конкретно, но при этом замечая все.