Глава 6

Брайта развязывали телохранители альфы. Когда с него сняли маску и он увидел их усмешки и наглые взгляды, бросаемые на его стоящий член, ему так и хотелось залепить по их довольным волчьим мордам. Но оборотни нападения не простили бы — и неважно, кто их бьет — слабый человек-омега или равный по силе. Огрести от них можно по полной.

Дождавшись, когда его наконец отпустят, Брайт еле доплелся до своей комнаты и с удивлением обнаружил, что уже утро, седьмой час. Он всю ночь провел с волком, развлекая его своим неподвижным телом. Были мысли подрочить и уснуть, но стоило коснуться подушки, как его вырубило. Отключило. И снилось что-то похабное, смутное и пугающе приятное. Брайт редко видел сны, и никогда эротические. А теперь проснулся с еще большим стояком, чем уснул, и даже не представлял толком, как справиться с проблемой.

У него вообще с удовлетворением были проблемы. По молодости он считал себя достаточно горячим, когда гормоны стали играть и пришла первая течка, очень хотелось трахаться. И оказавшись с новоявленным мужем в постели, он ожидал хоть немного удовольствия. Но ему подарили только боль. Первый раз всегда неприятный, папа успокаивал, уверяя, что со временем станет лучше. Но Олвин и не пытался ему помочь изучить свое тело. Его нагибали при любом удобном случае, трахали грубо и жестко. Даже в течку все казалось на грани насилия. А через пять месяцев совместная жизнь и вовсе превратилась в ад. Двое других омег Олвина забеременели, и Брайту пришлось отдуваться за всех. Аппетиты вожака оказались неподъемными, Брайт попытался отказывать, стал сопротивляться и закончилось все наказанием.

Если бы его попросили охарактеризовать свой брак, он бы сказал — рваная задница и публичная порка.

Никто в стае не встал на его сторону. Никто не помог и не защитил. Только папа лечил и утешал, даже один раз посмел перечить вожаку. Досталось за это обоим. И Брайт плакал у папы на руках, умоляя его больше никогда не вмешиваться. Быть наказанным — тяжело, но видеть, как страдает из-за этого единственный близкий оборотень, совершенно невыносимо.

— Так всегда будет? — спросил его Брайт после очередной жесткой сцепки.

— Если ты останешься тут — ничего не изменится.

— Разве омеге позволят уйти?

— Не все стаи живут по законам жестокости. Там, где ты родился, нередко поступались правилам и относились друг к другу по-человечески.

— Тогда почему мы уехали? Почему ты ушел в семью отчима?

— Потому что сделал ужасную глупость и нас с тобой продали.

В своих ошибках папа так и не признался, но Брайт догадывался, что причиной мог стать спор с вожаком или другой неугодный поступок. Даже если прежняя стая была лояльной, не такой строгой, общие правила существовали для всех — подчинение, беспрекословное и точное. Или стае не нужен такой оборотень.

На тренировку в студию он пришел вареный. Лойт с ходу поинтересовался его потрепанным видом.

— Сын ухо застудил, — тут же выдал он подготовленную версию, — я всю ночь не спал, ребенок плакал, ничего не помогало.

— Бедный мой, — Лойт с явным беспокойством обнял. — Может, домой пойдешь?

— Нет, хочу отвлечься, а муж обещал присмотреть за сыном.

— Хорошо, что твой альфа такой заботливый.

— Да, очень хорошо.

В его историях любимый мужчина был примерным семьянином — брал отпуска по уходу за ребенком. Дарил цветы и шоколад. Водил на выставки и покупал украшения. Лойт с ребятами восторженно рукоплескали и умоляли познакомить, но Брайт, хитро улыбаясь, показывал фоточки, сделанные исподтишка, — на роль примерного мужа он выбрал распорядителя, потому что Керт выгодно смотрелся в деловом костюме и нередко крутился рядом. Кроме того, у этого альфы действительно имелась семья и время от времени Брайт видел его в окружении детей. Такие фото выходили совсем кривыми, но это и не важно — главное, мнимое доказательство существования его придуманной семьи.

Хорошо, что сегодня выходной и не придется выступать. Ему бы не хватило сил забраться на шест. Омеги из студии проводили его грустным сочувствием и пожелали воображаемому ребенку здоровья. Брайт же, забежав в ресторан и взяв себе гамбургер побольше, поехал отдыхать и проспал до следующего утра. Зато проснулся бодрым и воодушевленным.

Он старался не думать о сильном и красивом вожаке, но мысли то и дело возвращались к прошедшей ночи. В волчьих инстинктах заложено приносить потомство сильнейшему альфе, но Брайт не животное, по крайней мере хотелось так думать. Человеческая сущность воспринимала Билла как угрозу. А еще, несмотря на противоречивые воспоминания, Брайту очень хотелось повторить. Неважно, какую именно часть, но заключительная впечатлила сильнее всего.

На каком-то подъеме он переработал свой танец, добавил несколько деталей и, сбегав в сексшоп на соседней улице, купил аксессуар. Вечер предстоял горячий. Главное, чтобы потом его не порвали желающие получить развратного омегу в постель. Перед выходом на сцену, немного волнуясь, распаковал покупку — небольшой плаг с крупным камнем на основании — и со вздохом засунул его в себя. Стринги, скрывающие лишнее, пришлось снять, он сменил их на прозрачное белье, и чувствовал себя в нем крайне неуютно.

— Наконец-то я вижу твой член! — воскликнул Керт и собственнически хлопнул его по паху.

Брайт аж пискнул, отодвигаясь от чужих рук, но распорядитель тут же забыл о нем и принялся отчитывать другого танцора. До выступления оставалось минут пятнадцать, а ощущения в заднице стали крайне неприятными. Чертова пробка давила при любом движении и простреливала искрами внутренности. Брайту казалось, такая ерунда на него не подействует, но тело реагировало и член постепенно напрягался. Танцевать будет сложно.

Перед выходом он глотнул стопку крепкого, разогревая кровь. Сердце стучало от волнения и отвлекающего возбуждения. Брайт всеми силами постарался отбросить ненужные мысли и желания, но они прилипли как репей, а руки тянулись к паху, чтобы приласкать ноющий член.

Музыка немного привела в чувство. Брайт настроился, отдался мелодии, но когда перешел к новым движениям, стало не по себе. Кажется, он перестарался с соблазнением — постоянно поворачиваясь к публике задом и наклоняясь с прямыми ногами, он возбудил не только их, но и себя. Разгоряченные альфы свистели, с ближних столов тянулись руки, в трусики совали деньги и пальцы, стараясь ухватить за стоящий член. Густое амбре возбужденных самцов щипало ноздри, хотелось закончить побыстрее и сбежать. Но на финальных аккордах он разлегся ягодицами в зал и кто-то схватил его за трусы, пытаясь сорвать последний оставшийся на нем предмет одежды.

К счастью, подоспела охрана, Брайта буквально вытянули из чьих-то рук и, не дав опомниться, оттащили в кабинет Ромеро. Немного дезориентированный после выступления, возбужденный и испуганный реакцией зрителей, Брайт жался у стенки, стараясь прикрыться от довольных взглядов охранников и своего начальника. Оборотни же нагло смотрели взглядами голодных хищников. Кажется, Брайт перегнул палку.