Глава 5

Брайт дернулся, собравшись было снять все одним махом, но потом вспомнил, за что ему платят, и стал эротично двигаться, стягивая кофту сначала с одного плеча, потом с другого; тряхнув руками, позволил ей упасть к ногам. Альфа не шелохнулся, только усмехнулся иронично — зрелище его явно не заводило. Трусы Брайт стянул, похабно повернувшись к нему задницей и прогнувшись в спине. Ягодицы он накачал до идеального состояния, а природная худоба выгодно подчеркивала мышцы. Дырка выглядела маленькой и розовой, совсем нерабочей, но тут помогла регенерация и папина забота после того, как муж порвал его в клочья.

Покачивая бедрами, он медленно повернулся к альфе, и тот обвел взглядом его мягкий член и интимную стрижку в виде губ. Её омеги посоветовали сделать, чтобы в случае полного обнажения привлечь еще больше внимания. Сейчас этого внимания совсем не хотелось. Но волк не проявил особой заинтересованности, осмотрел тщательно, словно филе перед покупкой, пальцами коснулся напульсника, но для этого клочка одежды у Брайта была заготовлена отмазка:

— Это рабочая рука, мне нельзя ее переохлаждать.

Альфа согласился, но следующим стал немой вопрос про шрамы на спине. Ответить Брайту было нечего. Полосы выглядели как серьезное ранение после аварии или падения и совсем не напоминали рваные раны после плети. Когда муж исполосовал его, то от боли Брайт потерял сознание и провалялся в беспамятстве почти неделю. Кожа стала затягиваться естественным образом, без волчьей регенерации, которая, как и оборот, проявлялась только по желанию. Избавиться от шрамов потом ничего не помогло — ни папины мази, ни попытки жить в волчьей шкуре. Этот след останется с ним навсегда как напоминание о жестокости того, кто должен был любить.

— Жаль, — единственный комментарий, что он услышал относительно своей спины. Больше о шрамах его не спрашивали. — Не побоишься закрыть глаза? — поинтересовался альфа, Брайт равнодушно пожал плечами.

Ему надели повязку и стало не по себе. Лучше бы он все видел, потому что происходящее пугало и напрягало. Альфа подтолкнул его куда-то в сторону, коленом шире раздвинул ноги и обвел руками его фигуру.

— Придумай стоп-слово, такое, что ты не будешь использовать в обычной жизни.

— Бык, — вырвалась невольная ассоциация со здоровым волком за его спиной.

Альфа рассмеялся.

— Мое имя Билл, но иногда за глаза называют Быком. Придумай другое слово, зайчонок.

— Меня зовут Брайт, — то, как звучало прозвище в его устах, совсем не понравилось, — слово «перрон». — Подсознательно Брайту хотелось сбежать.

— Принято. Не произноси его без надобности. Используй, только если действительно не в состоянии больше терпеть. Тебе ясно?

— Да, — голос невольно сорвался. Брайту было невыносимо страшно. Он бы с радостью завопил: «Перрон», если бы глупое волчье тело не подчинялось желанию сильного вожака.

Страх сковывал разум и мешал думать, поэтому он вздрогнул, когда Билл коснулся его груди. Альфа сжал чуть крепче, показывая, что только держит, и Брайт перестал трястись. Следом за ладонью по коже прошлась веревка. Перетянула тело вокруг, обошла подмышки и шею, скрутилась возле сосков и затянула в тугие тиски. Билл вязал его четко, профессионально, временами останавливался, явно проверяя, как легли узлы и не перетягивают ли сосуды. Брайт не чувствовал боли, хотя альфа, казалось, все же немного перестарался: дышать полной грудью не получалось.

Прикосновения горячих крепких пальцев сменялись плетениями, веревка стянула талию и обошла бедра, когда Билл стал затягивать ее вокруг ягодиц, Брайт заметил, что возбужден. Не то чтобы у него действительно стояло, но чужие прикосновения волновали, а стянутое веревкой тело стало ужасно чувствительным и горячим. Горело все — лицо, плечи и даже ладони. Кажется, у него покраснели коленки, потому что он чуть не вскрикнул, почувствовав губы на чашечках. Эта часть ноги Биллу явно приглянулась, не обошлось без массирующих ласк, а потом тугих узлов.

— Очень красиво, — прозвучало возле уха, голос альфы казался таким же горячим, как и его взбунтовавшееся тело.

Брайт судорожно втянул воздух в легкие, чувствуя запах собственного возбуждения и щекочущие нотки мускусного перечного аромата стоящего рядом оборотня. Запах казался легким, едва уловимым, словно волк скрывал его от окружающих, осел пряностью на языке. Когда-то в детстве приемный отец сломал Брайту нос, регенерация работала еще плохо, с тех пор запахи он не особо различал, сейчас же хотелось вдохнуть глубже, дышать, впитывать и наслаждаться.

— Я подвешу тебя, — продолжил голос вкрадчиво, — будет ощущение полета, но ты не бойся, веревки и крюки тут крепкие.

Брайт кивнул, сглотнул густую слюну и покорно двинулся, куда его повели. Все еще погруженный во мрак, он мог ориентироваться только по голосу и запаху, потому, наверное, выглядел очень глупо, крутя головой и дергая носом. Билл привязал концы веревок от ног и рук, и вначале его подкинуло к потолку, а потом резко размазало звездой, растягивая ноги на полный шпагат.

Брайт невольно вскрикнул, не от боли, а от неожиданности, но широкая ладонь погладила бедро, успокаивая, и стало лучше. Его буквально распяли, и казалось, что тело парит, летит или падает, но, опутанное паутиной, застряло в воздухе неподвижно. Непривычные ощущения кружили голову, веревки передавили вены и тело онемело, лишилось чувствительности. Поэтому, когда его паха коснулся горячий язык, он задергался, выгнулся, не понимая своих ощущений, и чуть не завопил, когда Билл, удерживая за бедра, втянул в рот его член.

Брайта никто никогда так не ласкал. Даже близко такого не было. Олвин требовал от него ублажения, но ни разу не опускался до ласк сам. Минеты в целом казались ужасным и отталкивающим действом, хотя он и видел порнушку, где это нравилось омегам. Может, актеры просто умело изображали удовольствие, потому что сам он никогда добровольно не взял бы чужой член в рот.

Билл же сосал ему с явным наслаждением, причмокивал. Мокро облизывал. Было и кайфово, и странно. В голове все смешалось — неправильно, неприятно и настолько здорово, что хотелось кончить, спустить в этот жаркий наглый рот и посмотреть в глаза соблазнителю в поисках его настоящих чувств. Но кончить не получалось. И глаза у него были завязаны.

Вскоре стало ясно, что так мучительно и нестерпимо хорошо, но при этом оргазма он так и не достиг, потому что альфа оплел веревкой ему яйца. Пережал канал и теперь забавлялся с его напряженным до предела членом. Сосал этот извращенец долго. А потом, облизав за компанию еще соски и губы, спустил на пол.

— Ты молодец, — по волосам прошлась тяжелая рука, но повязку с него так и не сняли, — мои ребята о тебе позаботятся.

Дверь хлопнула. Билл ушел, а Брайт почувствовал какое-то опустошение. Даже не потому, что им воспользовались и превратили тело в полностью подчиненный чужой воле кусок мяса, а потому, что Билл, так долго его вязавший, не стал распутывать узлы и не выпустил на волю.