Глава 5 Привык
Я уныло рассматривал распорядок, как у двери послышался хаотичный галдеж, еще и крики, что за бунт. Я тут же бросил регламентацию и вышел, и когда я собирался открывать дверь, она с грохотом выбилась. Сначала вошла похожая на мужчину надзирательница, которая говорила со мной во время еды. А позади были еще две надзирательницы и преступница под конвоем. Преступница истерически дергалась и кричала:
— Отпустите меня, отпустите! Отпустите меня!
Преступница со взъерошенными волосами была похожа на разъяренную львицу. Она одновременно кричала и отбивалась от надзирательниц.
Три надзирательницы притянули ее и крепко сжали. Один наручник был у нее на руке, а второй прикреплен к стулу. И только тут я заметил, что ножки стула были намертво припаяны к полу.
Преступница безумно и сумбурно кричала:
— Отпустите меня! Отпустите меня на волю! Я хочу на волю!
— Черт возьми, еще раз двинешься, мы убьем тебя! — крикнула надзирательница, похожая на мужчину. Блин, и они правда не считают преступников за людей.
Преступница беспорядочно трепыхалась и орала во всю глотку. Та надзирательница снова начала ругаться:
— Хорошо! Кричи! Кричи изо всех сил! Лучше сорви голос!
Я спросил надзирательницу:
— Что с ней случилось?
Надзирательница ответила мне:
— Не знаю, накрыло какое-то безумие
— Неужели она что-то приняла? — спросил я.
Она раздраженно ответила:
— Да не знаю я, поэтому и привела к тебе! Ты вылечи ее, и немного спустя, когда она успокоится, мы возьмем ее обратно.
Сказав это, трое надзирательниц ушли, оставив мне эту разъяренную львицу. Эта женщина кричала, непонятно, то ли плакала, то ли смеялась. После того, как она попросила меня отпустить ее, она зарыдала во весь голос. Хотя преподаватели по психологии учили нас, как обращаться с больными с различными психическими болезнями, но не учили, как взаимодействовать с обезумевшими преступницами. Я решил подождать, пока она успокоится и поговорить с ней.
После того, как громкий плач длился очень долго, она постепенно понизила голос, плач превратился в всхлипывания.
Я поздоровался с ней:
— Привет, друг!
Она медленно подняла голову. Это была простая женщина, на вид ей было больше тридцати лет. На ее лице были все невзгоды и трудности жизни, на глазах были слезы и безнадежный взгляд.
— Скажи пожалуйста, тебя кто-то обидел, не так ли? — спросил я ее.
Она перестала всхлипывать, но не ответила мне. Она опустила голову и вздохнув, вытерла слезы со своего лица.
— Может тебя что-то тревожит? Можешь мне рассказать, возможно, я смогу помочь тебе — сказал я.
— Правда? Сможете помочь мне?! Я хочу выйти! Увидеть своего ребенка! — завелась она и наклонила корпус вперед.
Кажется, я неясно выразился и снова сказал:
— Я имею в виду психологические проблемы. Я здесь консультант, оказывающий психологическую помощь.
Ее взбудораженное выражение лица снова сменилось на отчаяние. Она слабо села на место и опустила голову.
— Сколько лет твоему ребенку?
Прошло 3 минуты, 5 минут, 10 минут, но она так и не заговорила.
Мне оставалось только сказать:
— Сестра, если вы не возражаете, то можете рассказать мне. Если условия позволяют, то я могу позволить вам увидеть его.
Услышав эти слова, она медленно подняла голову, на ее лице была благодарность. Она медленно промолвила:
— Спасибо, спасибо тебе. Но он не здесь.
— Жаль. Сколько ему лет?
— Пять лет — упомянув ребенка, ее голос стал нежнее.
— Очень мило. Ты можешь рассказать мне о своем ребенке?
Сестра прошла путь от бешенства, громких криков, громкого плача, всхлипывания, ответа одним предложением на вопрос, до того, что она сейчас добровольно заговорила со мной.
Ее фамилия – Цюй, как у Цюй Юаня. Она – деревенская девушка, ее родители умерли очень рано. Без близких и родных, ей не на кого было положиться, и она вышла замуж за местного разведенного мужчину. В первые несколько лет муж к ней очень хорошо относился, семья занималась земледелием, разводила свиней, делала тофу. Хотя было тяжело, но они терпели. Затем родился ребенок, и после его рождения муж пристрастился к азартным играм. Он все глубже и глубже погряз в играх и все дошло до того, что он потом продал землю. После продажи земли он продал жилье, а затем, однажды ночью напившись вдребезги, он пришел домой и сказал, что хочет продать ребенка. Конечно же, Цюй не согласилась, они подрались в борьбе за ребенка. Цюй увидела, как муж уносит ребенка и в состоянии аффекта взяла большие ножницы, догнала его и вонзила их в мужа. Мужчина умер.
Хотя добрые люди в деревне добились, чтобы сестра Цюй была освобождена от смертной казни, но приговор все же был вынесен: причинение смерти по неосторожности. Цюй отдала своего ребенка хорошим соседям в деревне, чтобы они о нем позаботились. Но несколько дней назад родители умершего мужа приехали и их положение позволило им забрать ребенка.
Родители мужа когда-то покинули родные места и уже в других провинциях занимались сетевым маркетингом. Они обманули немало людей в деревне и давно разорвали отношения с родным сыном, и не понятно, где они были еще. И как раз в это время они вернулись и забрали ребенка. Цюй беспокоилась, что с ребенком может произойти несчастье. Цюй говорила, говорила и снова заплакала:
— Бедный ребенок!
Человеческая жизнь – это сплошная изменчивая игра, жизнь похожа на игру, а игра похожа на жизнь.
Я тяжело вздохнул и посочувствовал ее тяжелой участи. Но ничего не поделаешь, остается только утешить ее.
— Цюй, не страдайте, хорошему человеку небо поможет.
Посмотрите-ка, я консультант по психологии, нужно использовать научные методы, чтобы поставить пациента на путь истинный, но что я делаю сейчас? Это было похоже на актерскую игру, где я был предсказателем в даосском одеянии с бородой и колокольчиком в руке.
Основываясь лишь на нескольких фразах смог разгадать тревогу на ее сердце, это как такое возможно? Все, что я смог сделать – это только поговорить с ней.
Раздался стук в дверь, затем вошли три надзирательницы. Мужеподобная надзирательница посмотрела на преступницу, спокойно села, и с улыбкой сказала мне:
— Ох, неплохо, братишка! Ты соответствуешь своей профессии психолога, справился с этой больной.
Я был недоволен: что за “больная”? Пусть даже так думаешь, но не нужно же это напрямик произносить.
Но я ничего ей не сказал, только лишь улыбнулся ей.
Она открыла наручники Цюй пригрозила ей:
— Я тебя предупреждаю, когда ты в первый раз галдела, я не отправила тебя в камеру, если ты еще раз погалдишь, то я не буду церемониться. Пошла!
Цюй вслед за ней встала, прошла пару шагов, повернула голову и спросила:
— Молодой человек, как вас зовут?
— Моя фамилия Чжан.
Она сказала спасибо и была вытолкнута надзирательницами.
Я несколько раз с облегчением вздохнул и облокотился на стул. Руки по привычке полезли в карман за сигаретой, но… Все, что у меня было с собой, было передано на КПП. Откуда у меня здесь возьмется сигарета. Я встал около окна и посмотрел вперед: здесь, кажется, было большое чистое кладбище. Я почувствовал угнетение на сердце.
Наступило 6 часов, вошла Ли Янян и позвала меня поесть. Она посмотрела на мое лицо и спросила, что случилось. Я сказал, что ничего. Она успокоила меня, сказав, что когда она только-только сюда пришла, ей тоже было непривычно, но со временем стало лучше. Да, люди – это высшие животные, которые легко приспосабливаются к окружающей среде, самый максимум – это двадцать один день.
Также, Ли Янян сказала, что приветственное мероприятие для новичков не состоится.
Я спросил почему. Она сказала, что в тюрьме произошел инцидент, одна преступница во время работы ударила другую преступницу, и это вызвало конфликт между двумя группами. Нескольких раненых доставили в тюремную больницу, а руководитель Кан пошла решать эту ситуацию.
Я был поражен: эта тюрьма действительно неспокойное место.
Во время еды, немало тюремщиц смотрели на меня как на животное в зоопарке. Я не привык к такому.
Мы с Ли Янян сухо поддерживали разговор, Ли Янян рассказала мне, что тюремщицы не только следят, но должны заниматься трудовым перевоспитанием, к тому же, жизнь у них не легка.
Я из любопытства спросил:
— Кстати, ты можешь взять меня с собой посмотреть на женскую тюрьму?
— Не-а, это нарушение дисциплины.
— Ладно.
Правда, я очень хотел посмотреть на женскую тюрьму, как они работают, где спят.
Когда я возвращался в общежитие, тут я узнал, что Ли Янян живет по соседству со мной. Ее сосед в прошлом месяце не выдержал здешней обстановки, и теперь Ли Янян живет одна.
Я открыл дверь, посмотрел на пустое общежитие и спросил Ли Янян, которая как раз открывала дверь:
— После работы ты как обычно убиваешь время?
Ли Янян серьезно ответила:
— Можно играть с ними в карты, болтать, слушать музыку, гулять, но в десять часов обязательно нужно выключить свет и лечь спать.
Лежа на кровати, я переворачивался с бока на бок, и снова вспомнил ту женщину, которая заставляла меня войти. В конце концов, что она творила? Что за руководство в этой тюрьме?
Не знаю почему, но я вспомнил про Ли Янян, которая находилась по соседству.
Потом я подошел к ее двери и постучал. Ли Янян открыла и спросила, что случилось. Я сказал, что мне скучно до смерти.
Ли Янян спросила, не хочу ли я послушать MP3. Смотря на эту юную, невинную девчушку, я почувствовал себя гадко. Даже такая маленькая девушка и то подумывает грязные мыслишки. Я увидел на ее столе книги и сказал, что возьму их почитать. Это все были книги, которые читала эта девушка: веселые сплетни, весенний сад и тому подобное.
Ну ладно, это уж лучше, чем ничего. Я отнес их к себе и пролистнул пару страниц. Я листал, листал и внезапно уснул.
На следующий день я рано проснулся, умылся и почистил зубы и пошел на работу. Я доложил руководителю Кан о своем прибытии, руководитель Кан с видом приличной женщины дала мне пару распоряжений, затем позвала меня пройти в свой кабинет сидеть там, чтобы никто не обращал на меня внимания и не потревожил меня.
В полдень Ли Янян снова позвала меня на обед. После обеда я продолжил работать. Ближе к вечеру Ли Янян позвала меня поужинать, затем я вернулся в общежитие и пошел спать.
Несколько дней подряд все шло таким же образом. Не было ни преступниц, ни надзирательниц, вплоть до того, что даже сестра Ма исчезла из поля зрения. Единственная, с кем я говорил, это Ли Янян. О боже, если всю жизнь прожить в этой обстановке, то можно сойти с ума. Очень тяжело никогда не чувствовать времени. Мертвая тишина заставляет меня хотеть побежать на крышу и громко завопить: черт возьми, я скоро умру от скуки!
Блин, неудивительно, что предыдущие консультанты не смогли работать. В голове внезапно промелькнула страшная мысль об увольнении, но я вскоре ее отпустил ее.
Все наше поколение семьи родом из фермеров. Раньше это был очень солидный термин, а сейчас это стало синонимом нищих, отсталых от жизни людей.
Дома красивый пейзаж, нет промышленных газов и загрязнений. Городские жители воспринимают наше девственно чистое место как место для отдыха и наслаждения. Но нам уже давно надоело там, мы жаждали лоска и красоты внешнего мира, стремились к многоэтажкам и свету уличных фонарей, ехать на машине в парк развлечений. Причина, по которой я срочно хотел найти работу после выпуска это то, что дома было очень бедно, мне слишком нужна была опора в виде зарплаты. В нашей семье три ребенка, на меня был штраф за то, что попал в этот прекрасный мир сверх плана рождаемости. У меня есть две старшие сестры, сестра старше меня на восемь лет, вторая – на пять. Вы знаете, о деревенской идеологии ценить мужчин и пренебрегать женщинами. Мои родители – обычные фермеры, у них нет мышления предпринимателя. Целыми днями они копали ничтожный клочок земли, начинали с восходом солнца и заканчивали на закате. Они содержали нескольких свиней, материальное положение семьи держалось на земледелии и разведении свиней. Чтобы производить больше зерна, родители до рассвета уже отправлялись на полевые работы, поэтому у них не было много времени заботиться о нас, и наше с сестрами образование отошло на второй план. Естественно, в то время сестры были моими защитницами.
В моих воспоминаниях детство было очень бедное, мы каждый день ели кашу из кукурузной крупы и зелень, по праздникам было немного мяса. Свиньи, которых мы содержали, были на продажу. Домашние птицы тоже не могли быть просто так зарублены, кроме как на праздник середины осени и других важных праздников. Поэтому, когда мне сейчас говорят, что кукурузная каша очень вкусная, мне все равно, потому что меня уже тошнит от нее.
Когда моим сестрам не было и десяти лет, они вставали до рассвета и помогали родителям работать, им нужно было пасти скот и скашивать траву. После умывания и чистки зубов они ели кашу и батат, шли в школу и по возвращении из школы снова шли заниматься сельскохозяйственным трудом. Несмотря на старания всех членов семьи, ситуация не улучшилась, так как сестрам нужно было учиться, и мне тоже. Когда я учился в старших классах средней школы, родители уже полностью поседели.