ГЛАВА 4. Самый худший день... (часть 1)

ГЛАВА 4. Самый худший день...

Мой самый худший день начался, как обычно.

Конец мая, а погода была пасмурная. Небо затянуло тучками. Моросил мелкий дождик.

Рихард уже одетый, будил меня. Его губы целовали моё лицо.

- Соня, проснись, – нежно шептал он. – Мы опять опоздаем.

Я мычу и, накрываясь одеялом, откатываюсь от него. Ненавижу утро. Вечер и ночь мне нравятся больше. С первыми лучами солнца приходиться покидать царство снов. Сегодня мне этого, особенно, не хотелось. Мне снился дом. Снилась вся моя семья ещё до того рокового апреля, когда в нашу жизнь ворвался Гришка. Мне часто снится прошлая жизнь. В этих снах я обычная девчонка. Хохочу с сестрёнкой Анютой. Отбираю у брата свой дневник. Негодник, угрожает показать двойку по математике матери. Как будто, она не знает о неуде, работая в школе. Отец курит во дворе и гладит Дружка. Тот виляет хвостом, закрыв от удовольствия свои глазки-бусинки. Мама ворчит у печки. Опять из рук что-то выпало.

Моя идиллия. Моя иллюзия. И мне нужно было покидать её. Как же не хотелось просыпаться и возвращаться в реальность военных будней в тылу оккупированной Родины.

Рихард стаскивает с меня одеяло.

- Завтрак остынет, Лизхен.

- Ну, и что! – тащу одеяло на себя. – Я хочу спать!

Потягали одеяло туда-сюда. Победил, конечно, он. Мне пришлось покинуть тёплую постельку. Накинув халатик, я сомнамбулой пошла в ванную.

Как обычно это бывает у девушек, наш грандиозный переезд начинается с малюсенькой зубной щётки. Мелкие, но самые нужные нам вещички занимают своё место на ванной полочке. Потом тапочки в прихожей возникают из ничего, словно по взмаху волшебной палочки. Халатик уже служит напоминанием мужчине, что он теперь не один. Ну, и всё. Поехало! В самом конце, когда избранник привык к нашим вещам, появляется и хозяйка добра.

Вот, в моём случае, было всё с точностью до наоборот. Рихард купил мне зубную щётку, пояснив: «Зачем бегать по утрам в другую квартиру». Тапочки и халатик тоже не заставили себя ждать. Не я переехала к нему, а он переселил меня к себе. И сделал это так искусно! Я даже не заметила, как стала называть его квартиру «дом». Я говорила Рихарду после тяжёлого дня: «Ну, что поехали домой?». И мы ехали к нему домой. А ещё он меня прикормил. Да, как не смешно это звучит, но мой рыцарь готовил завтраки, обеды и ужины. Меня к кухне он не подпускал. Подумаешь, пропалила пару кастрюлек и сожгла яичницу. За это меня и отлучили от чисто женской обязанности. А, я и была рада! Не жалуюсь.

Не поверите, то, что женщины считают обыденной рутиной и кухонной повинностью, Рихард обожал. Оказывается, он мечтал построить несколько гостевых домиков и ресторанчик у озера, где любил рыбачить. В армию, как признался он мне, пошёл из-за традиции. Все мужчины в их роду были военными. От него этого тоже ожидали. Вот осуществил желания родных, не прервав семейной традиции. Если честно, то мне Рихард больше нравился со сковородкой, чем с пистолетом. Дома без формы и в халате, он выглядел таким настоящим и родным. Мундир придавал его чертам некую жёсткость.

Вот как я переехала к своему рыцарю. Легко и незаметно. От квартиры я отказалась. В неё заселили другого офицера. На службе смешки за нашими спинами прекратились. Мы по-прежнему не выставляли напоказ наши отношения, но уже и не скрывали их. Хельга оказалась права. Как только мы сами прекратили отрицать очевидное, от нас отстали.

Кофе допить, я утром не успела. На часах было уже начало седьмого. Рихард стоял в дверях, наблюдая, как заспанная копуша одевается. Не выдержал. Минута и он расстёгивал пуговки, что я с таким трудом застёгивала.

- Мы опоздаем, – напомнила я, даже не пытаясь сопротивляться.

- Успеем, – уже целуя мою шею, сказал он.

- Ах, вот оно что! Когда я хочу поспать, мы опоздаем. А когда ты хочешь меня, то успеем, – шутила я.

- Да, – ответил он и, подхватив меня на руки, унёс в спальню.

Мы опоздали. В тот день нам надо было заехать в фельдкомендатуру. Она располагалась в здании бывшего крестьянского банка. Это другой конец города. Добрались мы до фельдкомендатуры к одиннадцати. Очень поздно! Для немцев, славившихся своей пунктуальностью, это просто кощунство. Видать, я, как русская, вносила в жизнь настоящего немца нашу родную лень. В общем, плохо влияла на оберштурмбанфюрера фон Таубе.

Курт припарковался у самой двери фельдкомендатуры. Рихард вошёл в здание, а я осталась на улице. Дождик прекратился. Из-за тучек показывалось солнышко. Скрестив руки на груди, я грелась в прозрачных лучах солнца. Я была счастлива. Недолго.

Первыми кто испортил мне настроение стали трое казаков. Стоя у дверей фельдкомендатуры, нагло пялились на меня. Я много видела казаков в Витебске. Некоторых даже запомнила по лицам. Иногда пересекались здесь и в здании Абвера. Их сложно не запомнить. Итак красивую форму с кобурой дополняли шашки. Эти трое мне были незнакомы. Недавно прибыли. Скорее всего, как пополнение к казачьим отрядам.

Немцам не очень нравились казаки, но они были хорошими и отчаянными вояками. С ними приходилось считаться. Оккупанты закрывали глаза на бесконечные пьяные дебоши и скандалы, связанные с горячими головами своих союзников. Им никто не был указ, кроме атамана. А атаманы позволяли своим казакам выпускать пар. Они прекрасно знали, что, не дав этой возможности, казачки взбунтуются. Мне приходилось слышать о буйствах казачков из уст офицеров. Нет, они мне это лично не рассказывали. Я же женщина! Такие речи не позволительны при мне. Рихард всем ясно дал это понять. Так, что сплетни я слышала краем уха.

С приходом немцев в Витебске открыли сразу два борделя. Я думаю, не нужно объяснять, зачем нужны эти заведения. Особенно, в них нужда во время войны. Хотя от них можно было и отказаться. Проституция в оккупированном Витебске зашкаливала. Продавались не только за марки, но и за хлеб. А ещё и подполье подлаживало девок под немцев ради информации и вербовки. Но, не будем отходить от темы про казаков. В Витебске было аж два борделя. Один для немцев. В основном офицеров. Не хотели господа искать на улице утех. Подцепишь не только красотку, но и неприглядных проблем. Из этих проблем триппер самая невинная болячка. Второй бордель для русских. Как видите, не желали фашисты делиться чистенькими девочками. Брезговали после русских резвиться с русскими же красавицами. Так вот, казаки считали, что в немецком бордели собраны лучшие девочки Витебска. Напившись, вламывались туда. Никто не мог их остановить. Рожи немецкие они начищали с завидной регулярностью. А что тут скажешь? Чем возмутишься? Взбунтуются темпераментные южные мужчины, и всё. Это же русская сила в самом тылу врага. И какая сила?! Самая неконтролируемая. Вот и терпели немецкие мальчики, пока с их русским девочками развлекались казачки. Были случаи, когда от казаков отхватывали и немаленькие такие немецкие чины не только в борделе. Что не по нраву – так в рожу кулак полетел. Разговаривать они не любили.

Немцы опять ошиблись с кадрами. Ну, нельзя ждать дисциплины и повиновения от мужчин, в которых поколение за поколением передавалась бунтарская кровь. История казачества довольно проста: к окраине Руси бежали все, кто не желал гнуть спину под кнутом бояр. Это свободолюбцы. Они скорее сложат головы, но не подчинятся.

И эти трое казаков косились на меня, посмеиваясь. Они не знали, что я понимаю, о чём речь. Думали, наверное, раз на мне немецкая форма, то я немка. Значит, при мне можно не стесняться в выражениях. Если честно, то они никогда не стеснялись. Даже знакомые мне казаки, любили поострить на интимные темы.

- Хороша кобылка, – оценил меня казак с усами.

- Ага! Но, похоже, тот офицеришка уже катается на ней, – огласил свою догадку второй, поправив съехавшую набекрень шапку. – А кобылка, видно, с норовом.

- Такую и я бы объездил, – громко засмеялся третий. – На немках не катался ещё.

Они обсуждали меня, как лошадь на базаре. Я ощущала их жаждущие взгляды по всему телу. Это было противно слышать, как тебя на словах уже объезжают.

- А что на них кататься?! Что немка, что наша — один чёрт! – гогоча, делился опытом второй казак. – Юбку задрал и поехал!

Уже засмеялись все трое.

Язык мой враг. Мне надо было промолчать. Сделать вид, что ничего не понимаю. Но, нет! Я повернулась к ним лицом и сказала на русском:

- А мордой в грязь тебя кобылки не опрокидывали?

Они заткнулись. Первые секунды на их физиономиях было замешательство. Немка и на русском шпарит. Самый смелый из них, кому я присвоила второй номер, оправился от удивления быстрее остальных.

- Так, ты всё понимала? – оскалившись в усмешке, спросил он.

- Понимала, – не сводя гневных глаз с него, сказала я. – Это ты на клячах катался, а для настоящих кобылок с норовом седло у тебя не то.

- Так, пошли за угол и узнаешь, то у меня седло или не то, – выпендривался он перед друзьями.

Ага! Пошла. Как же! Держи карман шире. Такие мужики, что кричат о своих достоинствах, ничего из себя не представляют. Хамы, и всё. Им только по углам юбки задирать и сзади пристраиваться. На большее они неспособны.

- Это, ты со своим клячами за угол ходить будешь. А на меня ты только и сможешь, что посмотреть. Да, помечтать о такой кобылке с норовом, – задирала я его.

А не стоило этого делать. Казак тяжело задышал. Если бы была зима, то из широко раздувающихся ноздрей вылетал пар, как из паровоза. Глаза его сузились до щёлочек. Он набычился, и пошёл ко мне.

Ну, всё дозадиралась языкастая! Я отступила.