ГЛАВА 6. Журавль в небе. (часть 2)
***
Я четыре дня оббивала порог комендатуры, прося отвезти меня в Могилёв, но все словно сговорились, или боялись нарушать чей-то приказ. Мне отказывали и тут же недовольно поясняли, что это не лучшая идея. Хоть с партизанами здесь покончено, но не стоит рисковать. К тому же в Могилёв офицерам пока нет необходимости ехать, а в грузовой машине с солдатами женщине делать нечего.
С штандартенфюрером фон Таубе связываться никто не хотел. Могу предположить, это был его прямой приказ: не выпускать меня из Тихой ни под каким предлогом. Уехав в неизвестном направлении и, пропав на четыре дня, он всё же смог вставлять мне палки в колёса, не давая добраться до Отто. Вроде я свободна и вольна выбирать, но на деле моя свобода была ограничена пределами деревни.
Если бы в те тяжёлые для меня дни, Рихард попался мне на глаза, то скандал было бы самым безобидным, что я бы ему устроила. Во мне бушевали гормоны, жирно приправленные злостью. Я была в шаге от нервного срыва. Хорошо хоть баба Настя больше меня не донимала. Она искусно изображала обиженную, игнорируя молчанием, злостную предательницу. Но для меня это молчание, было подобно бальзаму для души. Ведь любое неправильное слово могло разжечь во мне настоящий пожар, который одним только «прости» уже не потушить.
Просыпаясь каждое утро, я шла на кухню. Усаживалась за стол и, борясь с тошнотой, пихала в себя завтрак. Я заставляла себя есть ради ребёнка. Мой истощённый нервами организм бунтовал, но принимал пищу. Потом, накинув шинель, тенью брела в комендатуру, по дороге молясь, чтобы новый день стал более удачным, чем предыдущий.
На вторые сутки своей изоляции я всё же смогла подловить майора Рихтера. Пока оберфюрер был в госпитале он временно замещал его. Я, можно сказать, грудью перекрыла майору вход в комендатуру. Внимательно, но безучастно выслушав меня, Рихтер отказал. Он, видите ли, только что из госпиталя и туда в ближайшее время не собирается. На мой вопрос: «Как Отто?», сдержанно ответил: «Оберфюрер Клинге пришёл в себя. Ему лучше». Больше я и малюсенького словечка не вытянула из него. Потом сославшись на занятость, ушёл.
С лейтенантом Гофманом мне повезло. Это он подсказал, что приехавший вчера ночью гауптман Бухгольц должен вернуться в Могилёв. Сейчас он с майором Рихтером забирает какие-то важные документы в кабинете оберфюрера Клинге.
После стольких неудачных попыток увидеть Отто, эта новость вселила в меня надежду на скорое свидание с ним. Дождавшись, когда Бухгольц выйдет из комендатуры, я бросилась к нему.
- Герр офицер, позвольте обратиться?
Гауптман посмотрел на меня скользящим взглядом. Так смотрят мужчины, когда девушка им интересна.
- Фройляйн Лизхен, — добродушно улыбнувшись насколько это возможно при его важности, сказал офицер, — можно без чинов и званий. Называйте меня просто Макс. Тем более, мы с вами уже виделись. И не раз.
Я насторожилась, пытаясь вспомнить наши, как он утверждал, встречи. И была уверена, что лицезрела его персону только в Тихой перед операцией.
Наверно, заметив мою задумчивость, мой новый знакомый Макс поспешил сам напомнить, когда и при каких обстоятельствах наши пути пересекались.
- О, я вижу, вы думаете, что я что-то напутал? – не пряча улыбку, сначала спросил Бухгольц. – Отель «Адлон Кемпински». Пока Отто ждал вас, разговаривал со мной и ещё тремя офицерами. Своей красотой вы пленили нас, фройляйн Лизхен. А тут такая встреча! Я приезжаю в эту деревню и встречаю вас. Неудивительно ли это? Но, к большому моему сожалению, фея разбившая мне сердце одним только взглядом, принадлежит штандартенфюреру фон Таубе. Моему близкому другу, – он тяжело вздыхает и, похоже, не наигранно, а действительно расстроен.
Надо же, как бывает. А я его не помню. В тот вечер всё моё внимание было приковано к любимому. Я хоть и смотрела по сторонам, но мои глаза, никого не замечая, искали только Отто.
Мелькнуло надежной в моей голове: может, его разбитое сердце сжалится надо мной и отвезёт меня к оберфюреру Клинге.
- Макс, — назвала я его по имени, рассчитывая тем самым, что он откликнется на мою просьбу. Всё-таки сам просил без званий, — прошу вас, возьмите меня с собой в Могилёв. Мне очень нужно там быть. Пожалуйста.
Губы только секунду назад расплывавшиеся в улыбке с нотками добродушия, враз сжались чуть ли не в тонкую прямую линию. Видно, моя вполне невинная просьба подвести до города, заставила понервничать. Предавать друга не хотелось, но и мне отказывать тоже.
Я с замиранием сердца ожидала его ответа, готовая вот-вот разрыдаться. Слишком долго гауптман думал, прежде чем ответить мне.
- А Рихард знает, что вы собрались в Могилёв? – совсем неожиданно спросил он, и тем самым развеял мои сомнения о причастности любовника к моей временной изоляции. Если минуту назад я ещё пыталась найди оправдания Рихарду, как-то обелить его перед собой, испытывая чувства вины за ложь, то теперь уже готова была сама идти пешком к Отто.
- Я уже довольно взрослая девочка, чтобы самой решать когда, с кем и куда ехать! – возмущённо выпалила я.
Макс довольно ухмыльнулся, а в глазах уже играли знакомые мне огоньки. Чёрт! Ну, почему все мужчины готовы категорично осуждать своенравных женщин, но стоит таким появиться на горизонте, как выборочная мораль тут же уступает позиции похоти.
- Ну, раз так, тогда с удовольствием разделю с вами машину, Лизхен, — и Бухгольц указал рукой на автомобиль.
Он нарочно опустил обязательное обращение «фройляйн», назвав только моё имя, словно мы очень хорошие знакомые. В отличии от гауптмана, я такого позволения не давала, но сдержанно промолчала. Решив, что лучше пока не очерчивать границы нашего общения. По дороге будет видно, какие вольности друг Рихарда и Отто отважится.
Проводив меня до машины, Макс открыл дверцу и помог сесть в неё. Потом сам, обойдя её, уселся рядом. Его шофёр, не дожидаясь приказа, завёл мотор и мы тронулись. Уже спустя несколько минут последний дом на окраине Тихой медленно проплыл в моём окне.
Я вырвалась! Мне всё-таки удалось на этот раз обставить Рихарда. Он мог приказать Рихтеру или Гофману, но не Максу. Хоть Бухгольц и пониже в звании, но подчиняется непосредственно группенфюреру СС Абвера Бауэру. Моя удача или глупость? Нисколько не задумывалась тогда об этом. Мне нужно было к Отто и я рвалась к нему всех душой, смакуя в фантазиях нашу встречу. Я сидела в машине с Бухгольцем, а сама летала где-то высоко над облаками. Меня даже не опустило на землю прикосновение его пальцев к моей руке. Я не с первого раза расслышала, что Макс говорил и тогда он, подсев ещё ближе, громко спросил:
- Лизхен, с вами всё хорошо?
Я вздрогнула и тут же, ощутив его горячую ладонь на своей коже, отдёрнула руку. Повернувшись к доброму попутчику, меня ещё и обожгло его дыхание. Он слишком близко наклонился ко мне. Вжавшись в дребезжавшую дверцу, я инстинктивно упёрлась ему в грудь, пытаясь отпихнуть подальше.
- Мне не хватает воздуха, — прошептала я, отворачивая лицо. – Отсядьте от меня, пожалуйста!
-Вы бледны. Я напугал вас?— занервничал Макс, бегая по мне хищными глазами. – Лизхен, вам нездоровится?
Я так устала слышать:
- Вы слишком бледны.
- Вы не заболели?
- У вас нездоровый вид.
Что уже от одного только слова «больны», я приходила в ярость. Хотелось закричать: «Нет! Я беременна!».
Подавив в себе страх и негодование, я, насколько это возможно в моей ситуации, без тени стыда сказала:
- Я беременна!
Больше мне ничего не пришлось объяснять Максу. Он тут же отсел от меня. Желание домогаться женщины, на которую уже объявил права другой мужчина, у гауптмана быстро потухло. И правда, зачем ему любовница двух офицеров, да ещё и заряженная одним из них?
- Фройляйн Лизхен, чтобы не вышло конфуза, кого мне поздравлять Рихарда или Отто? – расстёгивая пуговицы кожаного плаща, спросил Макс. Ему стало жарко от такой новости.
Похоже, наши сложные отношения были на слуху не только у солдат, но и у всех офицеров. Будь я тогда женой фон Таубе, то обидное прозвище «рогоносец» преследовало его повсюду. А так, всех лишь забавляло, как два друга делят одну любовницу. Не удивлюсь, что уже делались ставки, с кем останется красотка Лизхен. Ну, что же, теперь ещё умы солдатни и офицеров займёт новая загадка: кто отец.
- Это мой ребёнок, — грубо ответила я ему.
Макс покачал головой, сдавленно посмеиваясь. Вот уж действительно конфуз! Спала с двумя, а ребёнок только мой.
- Тогда повременю с поздравлениями, — сказал Бухгольц и отвернулся к окну.
Я тоже взяла с него пример. Разговаривать нам особо не о чем было. К тому же, я расстроила планы Макса поразвлечься с феей, пленившей его сердце. Так что до самого Могилёва мы ехали молча.
Не знаю о чём думал гауптман, но иногда до меня доносилось его тяжёлое сопение, когда он украдкой посматривал в мою сторону. Вот мои мысли были заняты моим пока ещё туманным будущем.
Что я только не передумала за эти долгих четыре дня, и почему-то всегда приходила к одному решению: у ребёнка должен быть отец. И это не Отто. Он любовник. Самый лучший любовник, но не отец. И вряд ли ему будет нужна женщина с чужим ребёнком. У любви мужчин есть свои грани, за которые они никогда не переступают. Так заведено природой, что они признают только своё потомство. И как бы он меня ни любил, но растущая во мне жизнь будет отдалять нас друг от друга.
Рихард сказал, что всегда меня простит. Настолько сильна его любовь ко мне. Своё отцовство опровергать он не станет. Может быть, даже женится на мне ради своего дитя. Но это только чтобы дать своё имя сыну. Нет ничего более унизительного для женщины, чем осознавать, что обручальное кольцо на пальце заслуга случайной беременности. Поэтому я не хочу говорить фон Таубе о своём щекотливом положении. Утаю правду пока будет возможным, а потом…
Вот потом начинается самое интересное. К матери я не смогу вернуться. Она давно похоронила меня. А тут на тебе! Дочь жива и с приплодом от врага! Меня ждёт позор и порицание в Сенно. Для матери лучше, чтобы я была мёртвой. Жертвой фашистской расправой над мирным населением. Но только не любовницей двоих чужих мужчин, с которыми на нашу землю пришла война. Мне не простят этой любви к врагам, а ребёнка на всю его жизнь заклеймят нацистским ублюдком. Да и проведя почти два года с немцами, для своих я стала чужой. Домом, где я буду своей несмотря ни на что, станет дом семьи Краузе. Именно там, в Берлине, я буду немкой, носящей под сердцем немца. Ничего, что невенчанная. Главное: мой малыш не будет чужим для них. На него не будут указывать пальцем и дразнить. Он станет Краузе. Это единственный правильный выход для меня. Теперь я несу ответственность не только за своего малыша. Я ответственна за нечто большее. Я ответственна за будущее. Ведь эта война когда-нибудь закончится и на её руинах будет строить новый мир другое поколение. Дети войны, пережившие и зачатые в это страшное время.
В Могилёв мы приехали к обеду. Бухгольц вежливо спросил, куда меня подвезти, ведь его воспитание не позволяет ему оставить беременную женщину одну в городе. Я сказала: в госпиталь. И через полчаса гауптман помогал мне выйти из машины, подавая руку.
- Палата Отто на втором этаже, — уже садясь обратно в машину, сообщил Макс. – Да, кстати, Рихард тоже в Могилёве.
- Спасибо.
- Всего хорошего вам, фройляйн Лизхен, — пожелал друг моих любовников, закрывая дверцу.
Вот ему я такого не пожелала, быстрым шагом убегая от ещё не отъехавшего автомобиля.