ГЛАВА 4. Тот, кого никто не видел. (часть 1)

ГЛАВА 4. Тот, кого никто не видел.

Отношение бабы Насти ко мне изменилось и кардинально. Больше она не придиралась и не осуждала. Да, и вообще, не лезла с нравоучениями. Тема любви к врагу была закрыта. Я думаю, она нафантазировала себе, что я специально люблюсь с немецким офицером, чтобы выуживать важную информацию, а потом передавать нашим. Причин так думать у старушки было предостаточно. Она не раз заставала меня подслушивающей под дверями, когда приходили офицеры к Рихарду. Я клеила ушки не ради Родины, а из-за любопытства. И мне не стыдно. Иногда то, что мне удавалось расслышать я использовала в своих интересах, но чаще всего оставляла без особого внимания. Может, если бы на меня вышла ещё одна Наташа, я бы нашёптывала ей что, когда и как. Но партизаны не спешили вербовать личную переводчицу Сказочника.

Да! Как я узнала штандартенфюрера фон Таубе мои соотечественники окрестили «Сказочником». Он уж очень хорошо рассказывал о счастливой и сытой жизни, если служить Германии.

Знала я много. В Тихой я присутствовала при допросе троих партизан. Двоих допрашивал Рихард и после общения с ним они остались живы, но вернуть их в отряд не получилось. Свои же ликвидировали, как предателей. Одного допрашивал Отто. Не знаю зачем я понадобилась ему. Мой любовник и так уже не плохо говорил по-русски. Но, первые полчаса я переводила Клинге, а потом он взбесился ответами пленного. Честно, я могла помочь партизану, если бы Отто, как и Рихард, не знал ни единого русского слова, но, к сожалению, Клинге прекрасно понимал что отвечает лесной брат, а заодно проверял правильно ли я перевожу. Партизан назвал меня шлюхой, а Отто собакой и ещё десятки матерных эпитетов определяющих суть немецкого пса.

Я не успела выйти из допросной, как тут же вздрогнула от глухих ударов за моей спиной. Прибежала к Рихарду жаловаться на его друга и просила избавить меня от участия в допросах Клинге. Штандартенфюрер успокоил пообещав, что больше не позволит Отто бить при мне людей. Ну, что же своё обещание Рихард почти сдержал. Почти? А про это почти я расскажу потом.

Давненько я не парилась в бане. Попросила нашу хозяйку истопить баньку да пожарче. Анастасия Борисовна исполнила моё желание. Одной в бане мыться скучно. Помнила ещё, как мы с Гришкой ездили на хутор. Да и Никита баню любил.

Так вот помня, как весело было с Гришкой и Никитой, я потащила своего немца в баню. Рихарда долго уговаривать не пришлось. Ему самому было интересно помыться в русской баньке. Уже наслушался от своих сослуживцев о местном диком колорите. Чёрной жаркой избёнке. Но любовник ещё не представлял, что это настоящее пекло.

В предбаннике я быстренько скинула с себя одежду и юркнула, как мышка, в маленькую дверцу. Натопила бабка на славу! Глаза защипали от жары. Отвыкла. Взяв ковш, я зачерпнула горячей воды из котла и брызнула на камни в печке. Тут же шипя поднялось облако густого пара. Довольная я улеглась на полок и лениво потянулась. Как же давно я не парилась в бане. Приятная истома пробежала по всему телу. Всё таки русскую душу никому не понять. Почему мы так любим эти бани? Жара, раскалённый воздух чуть не обжигает лёгкие, пот катится градом по телу, а мы ещё поддаем парку и хлещем друг друга вениками. Никита ещё любил с баньки в озеро и снова париться, а потом холодненького пива после залпом, как водицы, попить.

Именно Пичугин научил меня, как правильно надо парить. Как стряхивать горячие капли с веника. Как легонько, чуть касаясь кожи, пробежать по ногам к спине. Потом снова и снова так же, но уже с каждым новым разом прикладывая больше силы, не забывая про бока. Он меня ещё много чему научил в баньке. Вспоминать без улыбки я о нем не могу. Крепкий был мужик! За пятьдесят уже перевалило, а полковник Пичугин попарится в бане, пивка кружку выпьет и меня на узенькой лавочке отлюбит прям там. Сердце выдерживало нагрузку! Ни каждый молодой мужчина сможет похвастаться такой выносливостью.

Лежу на полку, уже хотела позвать куда-то запропастившегося Рихарда, как он сам осторожно сложившись чуть ли не пополам протиснулся в баню. Выпрямиться во весь рост он не смог. Голова тут же упёрлась в балку. Выругавшись тихо, любовник сказал мне:

- Здесь дышать нечем, а ты ещё под самый потолок залезла.

Я звонко засмеялась. Рядом стояла бочка с водой. Зачерпнув ковшом воды, плеснула на Рихарда.

- Ай! – воскликнул он от неожиданности, и отскочил к черной от копоти бревенчатой стене. – Что ты делаешь?!

- Тебе же жарко? – смеялась я погружая ковш снова в бочку.

- Лиза, не надо! – догадавшись, что я хочу повторить обливание холодной водой, попросил любовник. – У меня сердце уже готово выпрыгнуть.

- Иди попарю, -слезая с полка, позвала я его.

- О, нет! Боюсь я не выдержу, - запротестовал Рихард, мотая головой, и тут же опустился на скамью возле дверей.

- Я выдерживаю и ты выдержишь, милый, - махала я уже веником, подзывая к себе. – У нас и деды парятся, а ты ещё не старичок, - подмигнув, хохотала я.

Вот это на немецкого офицера подействовало. Как же похожи все мужчины, не зависимо от их национальности, достаточно заткнуться о их какой-нибудь состоятельности и вуа-ля. Кидаются доказать обратное. Рихард подошёл к полку, и дыша через раз раскалённым воздухом, залез на него.

- Ну, что улёгся, милый? – игриво спросила я, прежде чем занести веник над любовником.

Он прорычал в ответ. Ух, и отхлестала я его! Пока он лежал на животе ещё покорно молчал и сносил пытку жаркой банькой, но стоило мне попросить его перевернуться, Рихард простонал:

- Нет.

Пожав плечами, я по привычке добавила парку и любовник вскочил с полка, как ошпаренный, и ломанулся к дверям. Не выдержал с непривычки. Он убежал в предбанник, а я продолжила париться.

Если честно, я не думала, что Рихард повторит свою попытку и придёт снова. Но мой немецкий офицер, собравшись с последними силами, вошёл в баню. И в этот раз его глаза озорно поблёскивали. Попросил дать ему веник и сказал, что теперь он хочет меня попарить. Я снова засмеялась. Особенно мне стало весело, когда истинные желание Рихарда стали очень-очень бросаться в глаза. Хлещет меня веником, а сам задыхается, но уже не от жары.

С Рихардом я никогда сама не проявляла инициативы в делах любви. Я больше позволяла себя ласкать, но сама нет. Это Отто знал меня, как страстную любовницу, которой не ведом стыд. Для Рихарда я была милая, нежная, податливая скромница. Но в той бане, во мне проснулись другие желания. Я захотела страсти и сама сделала первый шаг. Сев на полке, я ухватившись за веник притянула Рихарда к себе. Хитро улыбнувшись, пробежала ладонью по мокрому животу любовника и добравшись до возбужденного члена, обхватила его пальцами. Это стало настоящей неожиданностью для штандартенфюрера. Прежде я такого себе не позволяла. С его губ сорвался гортанный стон, когда моя ладонь задвигалась вверх-вниз. Дотянувшись до шеи любовника я жадно стала целовать солёную от пота кожу, пробираясь к его уху.

- Лиза, - прошептал тяжело дыша Рихард, - у меня нет сил. Единственное на что их хватило это.

И он смущённо опустил голову посмотрев на свой член в моей ладони.

- У меня их хватит на обоих, - облизывая мочку любовника, пообещала я.

Вверху было слишком жарко и я толкнула Рихарда к скамье у дверей. Через мгновение немецкий офицер сидел на узенькой лавочке, упираясь спиной в брёвна, а я сама медленно вводила его член в себя.

- Лиза, - простонал Рихард, когда он полностью вошёл в меня.

- Да? – спросила я, закатив глаза от удовольствия.

Любовь с фон Таубе – это тихое, нежное, неспешное наслаждение.

- Не останавливайся, любимая, - выдохнул он, сжимая мои ягодицы руками.

Я не останавливалась. Впервые с Рихардом я отдалась своим желаниям. Отдалась страсти. Я почти наслаждалась любовью с ним. Почти? Почти, потому что мне не хватало того что было между мной и Отто. Мне хотелось кричать, царапаться, кусаться, извиваться, чувствуя мужскую силу внутри себе. Рихард хоть и был прекрасным любовником, но слишком ласковым. Мне было мало этой ласки. Нет! Уже не мало! Я давилась этой удушающей нежностью. Я задыхалась в той бане, не потому что не хватало воздуха. Мне не хватало безумной страсти. Мне не хватало Отто.

Я, как полуголодный волк взвыла, когда почувствовала дрожь внутри себя. Рихард уже дошёл до точки кипения, а я осталась неудовлетворенной. Нет я, конечно, испытала удовольствие, но не так ярко, как с его другом. Тяжело дыша, прижалась к широкой груди любовника. Наши сердца колотились так сильно, что казалось заглушали лай Рыжухи, доносившийся с улицы. В это мгновения, я поняла: моё сердце не бьётся в такт, как с сердцем Отто. Хорошо, что на моём мокром лице были не видны слёзы. Ведь именно в тогда я по-настоящему пожалела себя. До безумия любить одного и быть с другим из-за чувства вины. Может, Отто прав и я действительно шлюха? Я сама себя обманываю. Если бы я уважала Рихарда, то не изменяла бы ему с другом. Я запуталась в собственных желаниях.

Мы выходили из бани розовощёкие. Рихард просто сиял от счастья. Он, выбившийся из сил, нежно обнимал меня и шептал на ухо: «я люблю тебя, Лиза». Я улыбалась ему в ответ, стараясь скрыть тоску. Мне хотелось, чтобы эти слова принадлежали другому.

Вот правду говорят: помяни нечистого и он тут как тут! В гости пожаловал сам оберфюрер Клинге.

Август выдался знойным. Днём стояла настоящая жара и брёвна нагревались так, что в доме к вечеру нечем было дышать. Мы ужинали на веранде. И наш гость, закинув ногу на ногу, сидел на стуле, ожидая, когда баба Настя накроет на стол чем бог послал.

А бог в лице Отто послал бутылку шнапса. Ну, совсем обрусел оберфюрер! В гости с бутылкой начал ходить.

Знаете, когда я увидела Отто моё сердце ёкнуло. Я опустила глаза лишь бы не встретиться с его пронизывающим взглядом. В последнее время я старалась избегать встреч с любимым. Боялась саму себя и своих чувств к нему. Тысячу раз представляла наш разговор наедине, но все мои фантазии заканчивались страстными объятьями. И сейчас, идя в обнимку с Рихардом, мне до боли хотелось бежать к Отто.

Подойдя ближе к оберфюреру, Рихард довольно с ним поздоровался, а я, пряча виноватые глаза, вдруг заметила, что льняная сорочка, дарованная мне бабой Настей, намокла и пристаёт к моему телу, открывая взору изголодавшегося Отто мои прелести. И поймав на лице любовника чуть заметную ухмылку, я поспешила прикрыться полотенцем.

- С лёгким паром! Так здесь вроде говорят? – выпуская густой клуб дыма, сказал Отто и ещё раз пробежал по мне взглядом, не стесняясь рядом стоящего друга.

- Да, — быстро ответила, прежде чем прошмыгнул в открытую дверь.

Хозяйка стряпала возле печки и недовольно бубнила себе под нос:

- Принесла нелёгкая этого чёрта лысого, — это она об Отто так говорила. – Хай бы у своей Клавдии пил. Так нет же, сюда припёрся!

Клавдия — хозяйка дома, у которой расквартировался оберфюрер Клинге. Женщина лет тридцати, в самом расцвете сил и в теле. Вдова. Муж деревенской красавицы умер ещё до войны. Так что к немцам особой обиды она не испытывала. Стирала, кормила и судя по словам бабы Насти оказывала интимные услуги Чёрту Лысому. Но это всего лишь слухи. Я, если честно, не сужу женщин за такую ласку к врагу. Да и не мне их судить. Пришла война и многие бабы остались с малолетними детьми на руках, пока их мужики по лесам бегали. Детей кормить надо. Это ты можешь потерпеть и лечь спать натощак, а малое дитя будет плакать и просить кушать. Малютке не объяснишь, что дома нет ни крошки. Это для мужиков всё с приходом войны меняется, а для женщин один хрен. Домашние дела никто не отменял, только, правда, работы больше прибавилось. На хрупкие женские плечи пришлось взвалить и мужские обязанности.

У Клавдии было трое детей, а немецкий офицер приносил домой свой паёк. Да и к её дочкам хорошо относился. Если и задирал подол вдове, то по ночам, не выставляя отношения напоказ. Вроде Клавдия и с немцем живёт, но никто точно подтвердить это не мог. На людях не любиться, а сплетни всего лишь сплетни. Так обвинить можно каждую бабу, у которой хоть на ночь останавливались немцы. Главное, не понести бойстрюков от врага и самой случаем не обмолвится, как по ночам фашист снимает форму и в одних портках уже не кажется нелюдем. Обычный мужик с обычными мужскими потребностями. Кстати, немецкие солдаты и офицеры тоже не хвастались такими отношениями. За любовь с местными красавицами их по голове не гладили. Могли даже разжаловать или послать в штрафбат. А то ещё хуже на передовую в окопы, где русские мужики покажут почём фунт лиха.

Слушая ворчание бабы Насти, я одевалась и негодовала от ревности. Отто нашёл мне замену! Обычную деревенскую бабу! В те минуты я хотела схватить свой пистолет и пристрелить этого кобеля. Но, потом чуть поостыв, все же смогла здраво рассуждать. Будь у него любовь с этой Клавдией, то такими голодными глазами он на меня бы не смотрел. И, вообще, исходя из собственного опыта общения с женатыми мужчинами, я понимала, что удовлетворение физической потребности для них это не измена. Отто, может, и трахал её, но не любил и так сильно не желал, как меня.

С этой уверенностью я вышла в сени и тут же замерла. Отто и Рихард обсуждали предателя в рядах местных партизан. Меня это заинтересовало. Признаться, при мне они бы так не разглагольствовали. После Наташи оберфюрер Клинге старался помалкивать о своей службе. Рихард, кстати, тоже многое замалчивал, поясняя: зачем моим ушкам слушать скучные разговоры мужчин о войне. Но, мне кажется, причиной скрытности фон Таубе стал его друг. Отто, скорее всего, рассказал Рихарду, что рядом с ним живёт очаровательная шпионка, которая сдавала все тайны связной партизан. Так что стоило мне сделать хоть шаг в их сторону, как разговоры резко сменялись на прощание.

Помня об этих переменах, я затаилась за полуоткрытой дверью и напрягла свой острый слух. Не впервой, как говорится, опыт по подслушиванию у меня уже был.

- Рихард, — говорил Отто, — я не доверяю никому. Среди нас есть предатель. И я убедился в этом после очередного провала. Облава была подготовлена поэтапно. Всё продумано. Ни один партизан не должен был уйти из ловушки и что? – он замолчал на мгновение, затянувшись сигаретой. – Пять моих солдат мертвы, трое ранены, а эти псы ушли. Но прежде чем уйти, они считай, посмеялись над нами, чёрт возьми!

- Ты уверен, что ему можно доверять? – спрашивал настороженно Рихард. – Я не помню его. В сорок первом я много кого завербовал, но мне нужно хотя бы имя.

- Рихард! – воскликнул раздражённо оберфюрер. – Вся проблема в том, что он вышел на нас через посредника, но отказывается сотрудничать с кем-либо, кроме тебя. Поэтому я так настаивал на твоём переводе. Агент передал, что при встрече ты его узнаешь и только тебе он назовёт имя предателя, а также откроет местонахождение партизанского отряда.

- А кого ты подозреваешь в измене? – уже закурил мой рыцарь, я поняла это по щелчку зажигалки.

- Все мои планы проходят через группенфюрера Вернера, — Отто выругался. – Я же должен согласовать облавы с ним прежде, чем отправить своих парней на прочёсывание леса. Нет чтобы дать мне полную свободу действий, так они в армии бюрократию развели!

- Отто, ты сам виноват, что таких полномочий у тебя нет, — сказал затянувшись Рихард. – Помнится, весной, ты вместе с партизанами уничтожил агента СС, которого они с таким трудом внедрили в отряд через подполье.

- Эта тварь работала и на красных, — оправдался оберфюрер.

- Может, и так, но двойной агент все же лучше, чем, вообще, никакой, — настаивал Рихард, хотя по голосу я поняла: он тоже того же мнения, что и друг. Надо служить одной стороне, а не двум сразу.

- Знаешь, в последнее время меня настораживает майор Рихтер, — признался Клинге, — нервный какой-то. Дёргается, будто скрывает что-то. На него я бы думать не хотел, но в наше время слепо доверять нельзя. Верят только глупцы.

В это самое мгновение в сени вошла баба Настя с чугуном картошки. Увидев меня, прислонённую к дверям, остановилась. Я приложила указательный палец ко рту и шикнула, чтобы она была потише. Всё-таки разговор у моих любовников очень интересный: предатели и двойные агенты. А тут ещё Рихард стал жаловаться, как ему надоела война.

- Устал я, Отто, — со вздохом сказал мой штандартенфюрер фон Таубе. – Домой хочу. Сына уже забыл когда в последний раз видел.

- Осенью сорок первого, — напомнил оберфюрер забывчивому другу. – Мы вместе ездили в отпуск.

- О нет! – весело воскликнул Рихард. – Не напоминай мне об этом. Это всё ты виноват. До сих пор переживаю, что целых два дня потратил на фрау Бриену, а не на сына.

Смех Отто оглушил меня даже за дубовой дверью.

- Только не говори, что тебе она не понравилась?

- Тише, мой друг, не хочу, чтобы Лизхен узнала о таком недостойном поступке,— а голос-то не раскаявшегося грешника! Он вспоминал эту Бриену довольно смеясь. Мужчины! Похоже, мой рыцарь от своего падкого на женщин друга далеко не ушёл. Только меня это почему-то не разочаровало. – Знаешь, я написал о ней матери.

- О! Я знаю что ответит баронесса, — снова засмеялся Отто.

- Это уже не имеет значения, что ответила мама, — прервал его смех Рихард.

- Наш мальчик вырос?! – теперь тон голоса друга был издевательским. – С каких пор тебя не волнует мнение мамочки?

- С тех пор, как я встретил Лизхен, - штандартенфюрер нервничал. – Отто, мне кажется или ты действительно пытаешься задеть меня?

Вот, по этим словам, я поняла пора врываться в их милую беседу, пока она не переросла в побоище. Я выхватила чугун из рук баба Насти и выскочила из дома. Они замолчали, глядя на меня, но у каждого желваки на челюстях дёргались. Вовремя! Я успела!

Поставив чугун на стол, я хотела уже сесть на свободный стул, но Рихард по-хозяйски потянул меня на себя и усадил на колени. Его лицо тут же уткнулись мне в грудь, а руки крепко обняли. Это всё он делал специально, чтобы поиграть на нервах друга. Получилось. Отто затушил сигарету об стол и налил себе полстакана шнапса. Рюмок у бабы Насти не было. В деревнях, как она сказала, рюмками мужики не пьют.

Такая дурацкая и опасная ситуация. Рихард чуть ли грудь мою не целует. Я смотрю на Отто, умоляющим взглядом не делать ничего не обдуманного, а он уже тысячу раз убил друга в своём воображении. Но, выдохнув, залпом выпил стакан шнапса и закусил свежим огурцом.

Я чувствовала себя одеялом, которое они оба тянули на себя и при этом никто из них не думал обо мне. В тот вечер я окончательно убедилась в своей догадке. Рихард знает о нас с Отто. Он специально обнимал меня у него на глазах, чтобы дать понять другу кому я в действительности принадлежу. Я игрушка штандартенфюрера фон Таубе! Я его и он меня так просто не отдаст.

Знаете, к концу войны я поняла, что Рихард всегда добивается своих целей. Он расчётливый, холоднокровных, коварный и двуличный. Штандартенфюрер манипулятор ещё тот! И самое интересное: я наивно полагала, что контролирую его. О нет! Я была его мышкой, а он моей кошкой. Когда мой хитрый рыцарь понял, что теряет меня, он пришёл ва-банк! И выиграл. А эмоциональный и вспыльчивый Отто не смог достойно ответить лучшему другу.

Лобзания Рихарда я прекратила, сославшись, что бабу Настю шокирует такое поведение. Он разжал свои объятья и я пересела с тёплых коленок любовника на соседний стул. Весь вечер мои мужчины пили, стараясь спрятать за стаканами шнапса ревность. Когда немецкий увеселительный напиток закончился, изрядно поддатый Рихард потребовал самогон. Хозяйка развела руками и сказала: выпили уже весь, осталась хлебная бражка. Отто, хищно прищуривши глаза, представил как после местного пойла его другу будет не до меня. Видно, успел оценить этот забродивший напиток у своей Клавдии. Мне только было не до веселья, зная, как штандартенфюрер фон Таубе наутро отходит после русских застолий. Это же мне завтра с ним весь день возиться, а не Отто.

- Рихард, барашка, что самогон, — объясняла я ему. – Тебе плохо будет.

- А я хочу попробовать, — требовал он. – Скажи бабе Насте принести.

Я хотела снова возразить, но не успела. Баба Настя поставила на стол кастрюлю с пожеланиями:

- Ужритесь! Мне этого добра не жалко.

Вообще, я заметила, что Рихард пил очень мало. Но вот если начинал, то остановится не мог. Как не смешно это звучит, мой рыцарь пить не умел совсем. Нажрётся до поросячьего визга, а с утра похмельем мучается. Вот после такого бодуна потом к алкоголю больше полугода не притрагивается. И в тот вечер он решил покрасоваться перед другом, что может пить на ровне с русскими. Ох, да ведь пил же с русским генералом. Пил да не перепил. А Отто так и ждал, когда соперник наклюкается, чтобы воспользоваться моментом.

Я так разозлилась на них двоих, что скрестив руки на груди, сидела надувшись. Не отбирала у Рихарда стакан. Не просила Отто не наливать итак пьяному другу. Вот сидела и смотрела, как наш Дружок прыгал возле Рыжухи. Прыгал, прыгал и запрыгнул на неё. И тут на тебе, Отто заметил это.

- У майора Брауна есть сука, — подкуривал новую сигарету, сказал ухмыляясь оберфюрер. – Думаю, щенки от Дружка получились бы отличные. Чистокровные немецкие овчарки.

Уже и Рихард перевёл хмельной взгляд на пса, старательно приделывающего Рыжухе своё потомство. В отличии от друга, мой любовник не обрадовался увиденным.

- О, нет! Эта страшная женщина утопит щенков, — посетовал Рихард, закрывая лицо руками.

- И что? — затянулся Отто. – Они только и смогут, что на цепи сидеть, да лаять без толку на всех.

Не знаю почему, но на эти равнодушные слова Клинге, я разозлилась. Может, потому, что ещё не рождённые щенки Рыжухи уже были забракованы бабой Настей и оберфюрером. Она считала что от вражеской псины щенки не должны жить. Он ясно дал понять: право на жизнь имеют чистокровные, а не полукровки. И только одной Рыжухе, обычной русской дворняжке, невдомёк почему люди забраковали её будущее потомство. Она собака. Дружок собака. Четыре лапы, два уха, хвост и лает. Ну, собака собакой. Так почему её щенки от этого весёлого кобеля никому не нужны? Обидно стало за дворняжку и я вступилась за неё.

- Значит, по твоим словам, Отто, щенки Рыжухи не будут овчарками? – лукаво улыбнувшись, я спросила его.

- Да, Лизхен, — подтвердил он своё убеждение. – Хоть Дружок и овчарка, но его потомство от этой рыжей псины уже не овчарки.

Я рассмеялась.

- Как же это всё сложно, правда? – задыхаясь от смеха, говорила я. – Овчарками по папе им не быть, но вот я знаю кем они будут по маме. Они будут чистокровными русскими дворняжками. Они возьмут от родителей всё самое лучшее и когда, вырастут, то будут рвать глотки всем, кто зайдёт на этот двор. Ведь их мать, дворняжка, родила их в этой будке и лаяла на всех, кто ступал на эту землю. И упаси бог чужому кобелю сунуться на их территорию.

Думаю, вы поняли куда я клонила, говоря всё это эгоисту Отто. Он делил даже псов на чистокровных, не желая видеть, что сила не в разделении, а в единстве. В сплочённости всех народов, как в СССР. И о чудо! Немецкий офицер понял мой намёк. Видели бы вы его улыбку, когда он пробежал вожделенным взглядом по мне, прежде чем ответить.

- А в этом есть смысл, Лизхен, — сказал Отто, наклоняясь ближе ко мне через стол, разделяющий нас. – Зачем завоёвывать и усмирять народы, если можно сделать все гораздо проще. Идти по земле, убивая мужчин и забирая их женщин. А уже рождённых после детей, воспитывать в нашей культуре. Всего-то лет двадцать и новое поколение будет считать себя частью Рейха. Женщины любят детей независимо, кто их отцы. Так что спущу-ка я своих псов с коротких поводков, пусть уже сегодня начинают воплощать в реальность твои слова.

Отто снова все переиначил по-своему. Завоеватель женских сердец. Я ему про Фому, а он мне про Ерёму. Надо было поставить его на место, опустив с облаков собственного высокомерия. Давно я не видела Отто таким.

- Герр офицер, видно, забыл, что помимо цепных собак, есть ещё и волки. Вот они никому не подчиняются. Пока твои псы будут заняты оставлением потомства, волки выйдут из леса, — напомнила я ему о партизанах.

Вот с ними и правда была проблема. Эти в открытый бой не вступали, предпочитая наносить удары исподтишка. Но, какие удары! Оберфюрер Клинге не раз ощутил на своей шкуре, что такое отчаянный обозлённый лесной брат. Им выбирать не из чего: либо свобода, либо смерть.

- Лиза, — уже русским именем назвал меня Отто, — на каждого волка найдётся свой волкодав.

Вот с этим было трудно не согласиться.

Знаете, иногда думаю, что война для Отто была не смыслом жизни, а самой жизнью. Я часто наблюдала за ним в окно комендатуры. Клинге не только боялись, но и уважали. Стоило ему показаться на горизонте, как смех сразу смолкал. Подчинённые расступались, опустив глаза, давая дорогу своему командиру. Его приказы выполнялись немедленно. Оберфюрер Клинге отдал приказ и на этом всё! Не дай бог, кому-то оспорить его распоряжение. Пристрелит. Вообще, своих солдат Отто держал, как говорится, в ежовых рукавицах. Он запрещал многое им, что позволял себе. Наверное, мой любовник оправдывал свои поступки тем, что он старший по званию и заслужил это право.

Вот дай в руки оберфюрера ту свободу действий, которой так ему не хватало, чтобы он сделал? Мне страшно даже представить. С таким рвением воевать и побеждать, он был опасным врагом.

Опасный для всех, но не для меня. В нашей баталии победила я, а Отто досталась участь побеждённого. Вот и бесился, мой любимый, понимая, что впервые в жизни проиграл. Проиграл в любви.

Мы ещё долго спорили с Отто, затрагивая самые неприглядные стороны войны, отношений, дружбы, мужчин, женщин. И каждый раз когда наш спор разгорался чуть ли не до ругни, я замечала на лице изрядно пьяного Рихарда странную ухмылку. Он не участвовал в разговоре, а наливая себе в стакан бражку, пил. Рихард на удивление был спокоен, внимательно наблюдая за мной и своим другом. Да и что ему было нервничать. Свой ход в соперничестве за меня он уже сделал. Осталось только ждать.

Мужская дружба странная штука. Может, ещё запутанней и сложнее, чем женская дружба. Вот взять хотя бы Отто и Рихарда. Лучшие друзья с детства. Они готовы отдать жизнь друг за друга. И, поверьте мне, каждый убивал ради друга, рискуя собственной репутацией и положением в новой Германии. Так было пока в их жизни не появилась обычная русская девушка. Любовь ко мне, заставила друзей пустить вход свои сомнительные таланты. Что ещё раз доказало: самый страшный враг – это твой лучший друг, ведь ему ведомы все твои слабости. Рихард сделал шах на доске любви, но это был далеко не мат, ведь сердце женщины подобно лабиринту, никогда не знаешь: куда оно тебя выведет. А пока мой великий комбинатор играл роль благородного простачка, перебравшего с алкоголем, мы с Отто чувствовали себя непринуждённо, и сами того не желая, открывали тайну наших сложных отношений.

Рихард набрался так, что уснул за столом. Одна я его в постель затащить не могла и помогал Отто. Я осталась в спальне, раздевать фон Таубе и выслушивать ворчание бабы Насти, а оберфюрер, как мне показалось, ушёл.

- Вот не умеет пить, так зачем пьёт?— бубнила бабка, тут же вешая на спинку стула одежду немецкого офицера, которую я бросала на пол. – Слабые они. Вот у меня муж мог бутыль выпить и ни в одном глазу, а этот пробку понюхает и косится уже. Завтра ещё хуже будет, у меня же рассола нет. Надо к Клавдии идти. У этой всегда есть.

Рихард довольно замычал, когда я укрывала его. А вот мне от имени Клавдии, чуть плохо не стало. Запасливая баба! Рассол даже есть. То-то к ней все бегают от похмелья избавиться. И постоялец от головной боли не мается, если переберёт. Сегодня вроде столько выпил, а совсем не захмелел. Что так? Нервишки шалили, глядя на меня с Рихардом.

- Вот мне старой теперь надо и со стола убирать, — заныла хозяйка, скрестив руки на груди, — а я уже спать собралась. Ночь же на улице. Я с рассветом встаю. Мне же по хозяйству никто не помогает.

Вот эти жалобы доведут кого угодно до ручки. Не выдержав, я выскочила из спальни, буркнув бабке:

- Сама уберу!

- А убери! – вдогонку мне крикнула она.