ГЛАВА 4. Тот, кого никто не видел. (часть 2)

Но так со стола я и не убрала.

Отто не ушёл. Он терпеливо сидел и ждал меня. То что я выйду убирать со стола ему, наверное, подсказала интуиция или что-то там ещё.

Оберфюрер коротал минуты ожидания, выкуривая одну за одной сигареты. Окурков возле него валялось много. Они белыми пятнами чуть ли не светились в зелёной траве.

Вообще, я заметила что мой любимый стал чаще хвататься за сигарету. Раньше он не был таким заядлым курильщиком. Посмотрев на Отто с сигаретой в руке, я почему-то вспомнила Никиту. Полковник Пичугин за тягой к никотину скрывал проблемы на службе. За год что я прожила с ним, у Никиты таких перепадов в настроении было три. Арестовали его близкого знакомого, потом приезжал Зенченко и началась война. Вот и все три примера чрезмерным увлечением никотином у полковника НКВД.

Что же случилось у Отто? Предатель в их рядах не даёт покоя или девушка друга?

- Ты, знаешь, на что будут похожи твои лёгкие, если не перестанешь курить? — спросила я, выходя к нему на крытую веранду. – Они превратятся в чёрную тряпку.

Отто затянулся ещё глубже, словно дразня меня, и выдохнул сигаретный дым.

- Он белый, — усмехаясь, спокойно ответил он.

- Белый потому что вся гарь уже осела внутри тебя, — просветила я упрямца, подходя ближе.

Тут же выбросив сигарету, оберфюрер протянулся ко мне и, обнимая, прижал к себе. Уткнувшись лицом мне в грудь, как до него Рихард, он прошептал:

- Посиди со мной.

Я присела на одно колено любовника обняла руками его за шею. Мы просто сидели в обнимку, а я испытывала такое умиротворение рядом с ним, будто весь мир остановился ради вот этого одного мгновения. Над горизонтом медленно красной полоской вставало солнце. Небо светлело, скрывая звёзды, а кузнечики всё равно надрывно стрекотали. Ночь уступала свою власть новому дню, отползая дальше и дальше на запад. Было так красиво! Я, замирая, любовалась рассветом. Со стороны это настоящая романтическая картина: он, она, и восходящее солнце. Но Отто – это Отто. Ему всегда хотелось большее, чем просто объятия и созерцания красот природы. Мой любимый был не романтик-моралист, а закоренелый реалист с физическими потребностями. Это Рихард мог часами читать мне стихи и любоваться звёздами. Штандартенфюрер фон Таубе знал наизусть не только немецких поэтов. Настоящий рыцарь! Мечта девичьих грёз! А вот Отто хоть и был превосходно образован, но предпочитал труды римских философов о войне. Конечно, девушек он с лёгкостью покорял букетами роз и своей напористостью.

И что же мне стоило ждать от оберфюрера Клинге, сидя у него на коленях? Стихов? О, нет! Отто приступил к завоеванию моего тела. Не спеша продвигаясь ладонями вперёд ни на мгновение не останавливаясь и не отступая.

Вот у кого блицкриг всегда удавался!

Как там написано в трактатах по ведению войн: если правильно применить все тактические приёмы, то противник сдаст свои позиции и его бастионы падут.

Я бы, как обычно, выкинула белый флаг и сдалась на милость победителя, но не в тот предрассветный час. Может, к концу войны я утратила всякий стыд, только во мне ещё осталось малюсенькое чувство самоуважения. Совсем недавно я была с Рихардом и уступить Отто это для меня равносильно быть сразу с двумя мужчинами одновременно. Такого я себе позволить не могла.

- Отто, нет! – запротестовала я, убирая его руки.

Оберфюрер даже и ухом не повёл. Он ещё напористей продолжил. Прижимая к себе меня одной рукой за талию, другой развязывал пояс. Когда края халатика распахнулись его губы прильнули к ложбинке между моих грудей. Я попыталась прикрыться, но любимый сжал меня в своих объятьях с такой силой, что вдохнуть было сложно.

- Я же сказала нет, Отто, — шептала я, извиваясь змеёю в его руках в надежде освободиться.

Он ничего не ответил и не прекратил, а, наоборот, сделал новый ход в своей игре, где моё мнение уже не влияло ни на что. Резко встав, перекинул меня через своё плечо и пошёл к сараю.

Дурацкая и нелепая ситуация! Я не могла закричать или, как-то громко запротестовать, не выдав наши сложные отношения. Сбежались бы, конечно, все кому не лень. А не лень: Рихарду и бабе Насте. Если первое заинтересованное лицо мой крик привёл бы в себя после выпивки, то второе, скорее всего, уже наблюдала за нами в окно. Видя, куда меня несёт Лысый Чёрт, хозяйка, наверное, рвала на себе волосы от негодования. Да и я, подумала: только бы этот мальчишка геройствовать не полез. Сама справлюсь. Ну, не изнасилует же меня оберфюрер? Он хоть и обладал необузданным страстным темпераментом, но силой никогда меня не брал. Я всегда по собственной воле любилась с ним. И в этот раз будет так же. Правда, в те минуты я до безумия хотела Отто, но переступить через саму себя не могла. И это настоящее мучение. Тело ноет от желания, а самоуважение возвело стену между мной и Отто. Нет, и всё! Не могла и никогда не смогу. Осталось только остановить Клинге.

Зайдя в сарай, он швырнул меня в копну сена и принялся растёгивать галифе. Я поползла назад. Упёршись спиной в стенку, поднялась по ней, а любовник уже двинулся ко мне. Он вдавил меня в эту бревенчатую стену, задрал комбинацию и уже почти пристроился, как моя ладонь со звоном приложилась к его щеке.

Тишина, которую разбавлял только один звук: сопение оберфюрера. Хоть в сарае и было малюсенькое окошко, которое скудно освещало, но налитые злостью и недоумением глаза Отто я видела хорошо. Он с минуту так ещё стоял со спущенными портками, прижимая меня всё к той же стене, а потом медленно сделал шаг назад и натянул их.

- Лиза, не играй со мной, — прохрипел Отто, сузив до щёлочек синие глаза. – Я уже давно не мальчик! Хочу, не хочу – это не для меня!

Да, знала я, что он не мальчик! Он взрослый мужчина и с ним так нельзя. Это с юнцами можно жеманничать, капризничать, играя в игру «да и нет». С мужчинами такие вещи не проходят. Вот и с Отто не прошло! Моё нежелание выбило оберфюрера из колеи. Всегда уступчивая любовница вдруг показала норов. И как всё представители сильной половины человечества, он быстро нашёл причину отказа. Любимый сразу же списал мои протесты на чувства к сопернику.

- Ты всё-таки любишь его, а со мной так, — предположил Отто, но не дождавшись ответа, подскочил ко мне заорав. – Да?! Скажи, да?! Я прав?!

Я вздрогнула и прижалась к стене так сильно, что чувствовала спиной каждую шероховатость в старых брёвнах.

- Я не могу, — пропищала я, бегая испуганным взглядом по любимому.

Он не на шутку взбесился моим отказом.

- А раньше могла?! – опять кричал Отто, чуть не брызжа слюной.

- Я так не могу, Отто.

Из моих глаз потоком хлынули слёзы, но это не остановило оберфюрера. Он схватил меня больно за плечи и тряханул.

- Почему?! Да что не так?! – орал Отто, продолжая трясти меня.

- Я была с Рихардом всего несколько часов назад, — плакала я, боясь смотреть в глаза любовника, разгневанного отказом.

Знаете, всё-таки мужчин останавливает тот факт, что у женщины был другой и следы его присутствия в ней ещё остались. Отто это не только остановило, но и взбесило. Он занёс свой кулак. Я закрыла глаза и отвернулась, ожидая удара. Но, похоже, я всё же плохо его знала. Он не ударил меня. Мой любимый выместил злобу и негодование на бревне. Удар был такой силы, что я услышала как треснуло ветхое дерево. Или костяшки на руке Отто?

Боль на оберфюрера подействовала, как ушат холодной воды. Он медленно сделал шаг назад, а я опустила виновато свои глаза, боясь увидеть во взгляде любовника брезгливость. Тяжело дыша, Отто то сжимал, то разжимал кулак. В сарае было уже достаточно светло, и я рассмотрела, как маленькие капли крови рисуют хаотичные узоры на жёлтом сене. В моём мозгу ещё пронеслась молнией мысль: если бы он приложился ко мне с такой вот силой, то убил бы. Слава богу, оберфюрер не терял самообладания рядом со мной, как на своих допросах.

Я не знаю как лучше описать все чувства, которые я испытывала глядя на Отто. Одного я не испытывала точно. Это сожаления, что не позволила ему быть со мной. Отдайся я оберфюреру, то уже я была бы не я. Да и он перестал бы уважать меня после этого. Ведь понял бы, что до него во мне был Рихард. Непросто же так мы с ним вдвоём парились в баньке.

И о Господи, именно в те минуты рядом с Отто я вспомнила, что сделал Рихард. Вернее, чего он не сделал. Я стояла и лихорадочно бегала взглядом по сараю, чуть ли не вслух молясь: лишь бы пронесло. Пока копалась в своих страхах, я не заметила, как Отто направился к выходу. В реальность меня вернул скрип дверей. Я пошла на этот мерзкий звук следом за любовником.

Оберфюрер дошёл до своего кителя, висевшего на стуле. Достав портсигар, вытянул сигарету. Щёлкая трясущимися руками зажигалкой, пытался подкупить. Ничего не получалось. Это ещё больше раздражало Отто и так находящегося на грани нервного срыва, причиной которого была я или, точнее, мои отношения с Рихардом. Нецензурно выругавшись, любовник скомкал сигарету и бросил её на землю.

- Отто, — нерешительно позвала я его, стягивая края халатика, — молю, выслушай меня.

- Выслушай?! – оборачиваясь ко мне, он зло процедил сквозь зубы. – Ты просишь выслушать тебя?! Нет, Лиза! Ты выслушай меня!

Оберфюрер не кричал, не вопил, не кидался на меня. Отто, чуть ли не хрипя и давясь словами от переполняющих его эмоций, пытался высказать всё, что наболело. А что делала я? Я стояла в каком-то оцепенении, глядя на любимого мужчину, впервые не зная, как его успокоить. Даже находясь на расстоянии нескольких шагов, я ощущала, как клокочет в нём ярость, рвясь наружу буйными потоками.

- Хватит! – с трудом сдерживая себя, чтобы не сорваться на крик, говорил любимый. – Хватит, Лиза! Я не хочу делить тебя с ним! Мне нужно больше, чем несколько минут рядом с тобой, пока никто не видит. Я хочу тебя! Хочу всю! Я устал, как мальчишка, бегать за тобой и прятаться по углам! И ты, твою мать, сделаешь выбор: я или он! – оберфюрер стукнул по столу так, что подпрыгнула, звякнув, посуда. – Выберешь меня. Я готов пожертвовать дружбой Рихарда, ведь нам и так больше не быть друзьями. Если выберешь его, то я уйду навсегда из вашей жизни, обещаю. Я не буду подло за спиной Рихарда трахать его девушку. Выбирай! – уже громко сказал он, сжимая в кулак белую скатерть на столе. – Выбирай, Лиза!

Я растерянно смотрела на вышедшего из себя любимого. Вы, знаете, Отто на удивление был полон решимости разорвать этот порочный любовный треугольник, который изматывали всех нас. Он был полон решимости, а я нет. Я боялась сделать этот последний шаг в нашем трио и была не готова так быстро прекратить отношения с Рихардом. Ну, что бы я ему сказала? Что?! «Рихард, прости, но я люблю твоего друга и ухожу к нему». Нет! Нет! И ещё раз нет!

Наверное, Отто увидел в моих глазах нерешительность и поставил жёсткие условия:

- Лиза, ты должна сделать этот чёртов выбор между нами. Либо ты его сделаешь, либо я. Терпеть и ждать я больше не хочу. Когда закончится эта гребенная операция я сам расскажу всё Рихарду и тогда выбора у тебя не будет. Останется кто-то один. Мы с Рихардом мирно не разойдёмся. Так что не доводи до этого, прошу, Лиза.

Он говорил, а меня начинал бить озноб, представляя, как они выясняют отношения. Не дай бог, убьют друг друга! И виной всему я! Вот загнала себя в ловушку, раскачиваясь на качелях судьбы то к одному, то к другому. Доигралась! Помнится, я так же не могла определиться с Никитой и Алёшей. За меня решил полковник Пичугин, убрав с дороги молодого соперника. И как убрал! Алёша стал презирать меня, узнав правду. Я засомневалась, что на этот раз всё будет иначе. Рихарда может возненавидеть меня за подлую ложь и предательство или ещё хуже, как его отец, пустит себе в лоб пулю из-за несчастной любви.

Господи, чуть не взвыла я! Они оба любили меня и каждый по-своему был дорог мне, но я всегда выбирала Отто. Мысль о том, что мой выбор непросто разочарует Рихарда, а убьёт его, заставила меня броситься к любимом:

- Отто, милый мой, любимый мой, — пытаясь обнять Клинге, плакала я, — прошу не надо. Не заставляй меня выбирать. Ему не вынести правды.

Отто резко дёрнулся назад, избегая объятий нерешительной любовницы, и потянул за собой скатерть. Посуда зазвенела, падая со стола на траву. Поняв, что ему сейчас не до моих объятий, я опустила руки. Дрожа всем телом, уже со страхом ждала новых слов Отто.

- Нет! Выбирай, Лиза, пока не выбрал я! – твёрдо сказал оберфюрер, по-волчьи оскалившись, и быстро, стянув со стула китель, подобрав фуражку с земли, он ушёл со двора.

Только скрылся из виду Отто, провожаемый всеми деревенскими псами, как из дома выскочила баба Настя. Не надо быть прорицателем, чтобы понять: хозяйка зорко следила за нами в окошко и наблюдала всю нехорошую сцену между мной и оберфюрером. Хорошо хоть на немецком ни слова не знала старушка.

И вот выбегает Настасья Борисовна. Она озираясь вокруг, охает и ахает. Посуда с остатками еды валяется в траве. Белоснежная когда-то скатерть скомканная, как грязная тряпка, под моими ногами.

Всплеснув руками, старушка быстро перевела глаза с бардака на меня и завопила:

- Ты что творишь, девонька?!

- Это просто посуда,— виновато сказала я, уверенная, что её недовольство связано с погромом, учинённым Отто.

- Какая посуда?!— топнула ногой баба Настя. – Ты со смертью играешься, Лизка! Довела Чёрта Лысого! А вот он сейчас кого убьёт и ты будешь виновата! Ты же ему не дала! Строишь из себя недотрогу, а на самой и клейма негде ставить! Не девка, поди, уже давно! Не сберегла для мужа чести, так и нечего хорохориться.

Наверное, в то мгновение я походила на сову, ведь мои глаза не только полезли на лоб от услышанного, но и вытаращились из орбит. Это мне говорила патриотически настроенная старушка! Баба Настя, всегда осуждающая за любовь к немцу, теперь советовала: надо было дать. Такие заявления просто морально добили меня. Я уже хотела заорать во всё горло от досады, начинающей рвать мою душу на куски.

- Не захотела и не дала! – сдерживая закипающую во мне злобу, прошипела я, глядя исподлобья на двуличную старуху.

- Ну, и дала бы! С тебя не убудет!— продолжала советовать праведница.

«Не убудет!»,— стали последней каплей моего терпения. Я и так слишком часто пропускала мимо ушей оскорбления бабы Насти, списывая всё на её сварливый характер. В этот раз, промолчать я не смогла.

- Да пошла ты на …., баба Настя! – выругавшись матом, чего раньше я себе никогда не позволяла, я направилась к дверям.

- А убирать-то кто будет?— долетел до меня ехидный голос старухи.

- Сама уберёшь!— буркнула я ей, прежде чем закрыть за собой дверь.

Какая омерзительные принципы морали у некоторых людей. Значит, исходя из этих самых принципов, любить врага – предательство, а вот дать ему ради выживания – это нормально. За это никто не осудит? Да? Мне же не понравилось, я спала с ним потому что так надо было, чтобы он никого не убил. Оправдалась! А вот мне нравилось! Я хотела и хочу! Но уже мои принципы мне не позволили опуститься до простых инстинктов.

Меня в то утро чуть не распирало всю от гнева и обиды. Чужой мне человек лезет в мою жизнь и нагло раздаёт неуместные советы. Хотелось не только послать куда подальше бабу Настю, но и прибить её. Притом сразу как она открыла свой рот и изрекла «не убудет». Видит бог, каких усилий мне потребовалось, чтобы сдержаться от переполняющего желания подскочить к старухе и влепить ей пощёчину. До неё, конечно, Отто тоже постарался! Он поставил мне условия: выбери. Так выбрала давно! Только как донести мой выбор человеку, для которого я смысл жизни. Не утро, а какой-то затянувшиеся кошмар. И угнетало то, что его не заберёт собой новый день.

Свернувшись калачиком на стуле рядом с кроватью, я смотрела на безмятежно спящего Рихарда и гадала: уйти или остаться. А может, подождать ещё немного, подготовить моего рыцаря к самому разрушительному разочарованию в его жизни. Или лучше всё-таки без объяснений тихо уйти? Он проснётся, а меня нет. Я ушла к Отто. А они потом пусть разбираются между собой кто кому чего и кого должен. Трусливый и недостойный поступок, совершила бы я, если бы так сбежала от Рихарда ничего не объяснив. И я не ушла.

Я не двинулась с места, но в мыслях тысячи раз прокручивала сцену своего бегства к оберфюреру Клинге.

Я вскакиваю со стула. Выбегаю из дома и несусь сломя голову по деревенской улице к Отто. Подбегаю к дому, в котором расквартирован мой любимый, резко открываю двери и вместо слов: «я решилась!», с моих губ срывается глухой стон. Перед глазами самая страшная картина любящей женщины: Отто и Клавдия.

Тяжело вздыхая, я возвращалась из угнетающих грёз в такую же реальность. В комнату, где на кровати спит штандартенфюрер фон Таубе, а я, утирая слезы, сижу и смотрю на него.

Сейчас вспоминая то утро, я жалею, что не побежала следом за Отто. Ведь прожив долгую жизнь, я поняла одну истину: если любишь не думай, а делай. Беги к тому, без которого жизнь не мила. Поверьте мне, лучше жалеть о том, что сделал, чем жалеть о том, чего не сделал.

Решившись побежать за Отто, нашла бы его не у Клавдии, а в комендатуре. Мой любимый сидел в своём кабинете. Пил самогон, отобранный у полицаев на днях, и играл в русскую рулетку. Револьвер у него тоже имелся. Так вот оберфюрер Клинге вставил в барабан один патрон и гонял его по кругу, нажимая на курок до тех пор, пока в кабинет не вошёл майор Рихтер.

Отто был чертовски везучий человек, я вам скажу. Столько раз испытывал судьбу и пистолет не выстрелил! Согласитесь, не всем так везёт.

Почему я не ушла к нему тогда? Что держало? Любовь или жалость? Что было, если бы ушла? Сама не знаю теперь и гадаю, гадаю, гадаю, проживая эти мимолётные давно ушедшие часы. И раз за разом испытываю неодолимое желание всё изменить. Правда, иногда мне кажется, что в нашей жизни ничего не происходит просто так. Нами играет, как пешками на шахматной доске, господин Случай. На мне он отыгрался сполна. Когда я была готова сделать выбор, оказалось: выбора у меня не осталось.

Утром явился, спроваженный оберфюрером Клинге, наш шофёр. Он праздновал своё день рождения в компании солдат ягеркоманды. Подозреваю, что это было намеренно спланировано моим любовником, чтобы избавиться от ненужных глаз и ушей. Отто, Отто на что только не пошёл ради нескольких мгновений наедине со мной.

Баба Настя сразу указала на погром во дворе и Курт, опустив голову, принялся убирать за офицерами.

Я в этом внеплановом субботнике не участвовала. Выхаживала Рихарда. Ох, и плохо же ему было. Вот всегда так после попоек валялся чуть ли не сутки в постели. Ныл, что пить больше не будет никогда. Я улыбалась, делая вид, будто верю ему. Конечно, не будет пить. Целых полгода, а потом забудет, как от похмелья мучился, и снова напьётся с кем-нибудь.