10. Метью
**Метью**
Заморыша с черными до плеч волосами я невзлюбил сразу же, как тот появился в нашем классе. Застёгнутая на все пуговицы рубашка, брюки с иголочки, опрятные тетради выдавали в нём ярого зазнайку и заучку, каких сам Бог велел учить уму разуму. Просканировав пришельца и присвоив ему звание слизняка, я мигом решил, что в моей школе ему не место.
Похвалы учителей также добавляли дров в огонь. «Аарон то, Аарон сё…», — тьфу, нашли кого в пример ставить.
Если раньше издёвки над мелкотой были моим хобби, от которого слабаки ломались, а те, кто посильнее, начинали давать сдачи и, таким образом (в моём понимании), становились мужчинами, то с появлением Рейнольдса я стал испытывать непреодолимое желание достать его до печенок. Именно ЕГО — конкретного мальчишку, мне хотелось видеть униженным и растоптанным. Хлипкий болезненного вида Аарон и без того привлекал внимание подонков, но среди них я был самым выдающимся.
Подножки в коридоре; шпильки на счёт его хрупкой внешности; «нечаянное» обливание соком в столовой. Он безропотно сносил всё. После очередного падения царственно вздёргивал подбородок и удалялся, одарив меня презрительной ухмылкой.
Это теперь я даю себе отчёт, что попросту завидовал его успехам в учёбе и лёгкости в общении с девчонками. А в подростковые годы я готов был глотку Аарону перегрызть и клялся себе обязательно найти способ извести его. Переломным моментом в нашей односторонней войне стало то, что я неудачно выбрал время для очередной выходки. Рейнольдс спускался по лестнице, неся кипу книг, тогда как я поднимался ему навстречу. Подсечка под колени… «Ай!» И он лежит у подножия ступеней. Сопровождавшая меня свита ахнула, и кто-то предложил сматываться, пока нас не засекли старшие. Скорее всего, я бы послушался, но хлюпик внизу сел, утёр рукавом сочащуюся кровью бровь и принялся подбирать учебники. И вот тогда, глядя сверху вниз на представшую картину, меня озарило. Что было бы, если бы парень слетел не с середины, а с верхнего пролёта? Сломанная рука? Раскроенный череп? В мой недалёкий разум влилось осознание: Я. Едва. Не убил. Одноклассника.
Шуточка? Едва ли.
— Передайте учителю — мы задержимся, — бросил я друзьям и поспешил на помощь новичку.
— У тебя кровь, давай проведу в медблок.
— И по пути спустишь с ещё одной лестницы, — скептически ответил тот, не прерывая своего занятия.
Я пристыжено заткнулся и помог ему собрать книги.
— Меня попросили отнести их в физкабинет, вот только… рука болит.
Выругавшись, я забрал у него стопку учебников и вручил их какому-то «мальку», опаздывавшему на урок. Пригрозив, что вдруг не доставит, куда велено — до завтра не доживёт.
— Можно было обойтись без запугивания, — проговорил Аарон, глядя в спину удаляющегося пацана.
— Некоторые по-хорошему не понимают.
— Ты ведь не пробовал.
— Мы и дальше будем пререкаться, или ты всё-таки встанешь и пойдёшь к медсестре? — спросил я, подавая Рейнольдсу руку.
Он натянуто улыбнулся, принимая помощь.
На вопрос медички, что с ним случилось, Аарон без заминки ответил: «Споткнулся», — и я понял, что никакой он не слизняк, а очень даже нормальный чел.
Поначалу о нашей дружбе шушукались, будто бы «ботаника зашугали». Когда же я набил морду Патрику, вымогавшему у моего нового приятеля «пропускные» за вход в школу, злословить перестали.
У нас с Рейнольдсом сложился симбиоз: он помогал мне с домашкой и прикрывал мои прогулы, я — таскал его по вечеринкам и учил приёмам уличной борьбы. Наш странный тандем многих удивлял, а вот нам было всё равно. Мы наслаждались обществом друг друга, и к концу года стали не разлей вода.
— Ты химию выучил?
— Конечно, нет.
— Я тоже, будем выкручиваться.
— Как?
— Я отвлеку училку, а ты достанешь из шкафа вот это, — Рейнольдс нацарапал на обрывке листка ничего мне не говорящую формулу. — Оно так подписано — найдёшь.
Полчаса спустя взвыла противопожарная сирена, и школа была эвакуирована. Умник неверно рассчитал дозировку, и вспыхнувшее химическое пламя в считанные секунды охватило парту и перекинулось на штору. Мы тёрли слезящиеся от едкого дыма глаза и смеялись, захлёбываясь кашлем. В кабинете директора ждала выволочка и отстранение от занятий, а на улице несколько сот детей, глядящих на чумазых нас, как на богов…
В университете к нашему развесёлому дуэту присоединились флегматичный Дениэль и его непоседливая девушка Кати. Не знаю, было ли между ними что-то серьёзное, но они вскоре расстались, оставшись после разрыва хорошими друзьями.
Более разномастную компанию, чем наша, сложно было придумать, когда мы собирались вместе, не скучал никто.
В ту злосчастную турпоездку мы также должны были лететь вчетвером. Только как назло в последний день перед вылетом родители Ленистон прознали, сколько дочурка потратила на свою последнюю вакханалию, и предостерегли, что покинув Вегас она автоматически лишится безлимитной кредитки. Ограничение в средствах для Кати было страшнее смерти, поэтому она вынуждена была согласиться. Девушка подбросила нас в аэропорт и вернулась домой отбывать наказание. Где ей предстояло прожить четыре недели на мизерные десять тысяч содержания. Оставить подругу в беде мы не могли и скинулись ей ещё по десятке надеясь, что до нашего возвращения она как-нибудь дотянет.
Предвидь я, чем закончится рандеву, ни за что бы на него не согласился… Когда Аарон остался в Нью-Йорке ради мужика (!) я был в таком афиге, что словами не передать. Знаешь человека много лет, обсуждаешь с ним девчонок/тачки/футбол и тут нате вам, как снег на голову в июне: «Я остаюсь с Ларсоном». Я не сцапал Блэйда за шкирку и не запихнул в самолёт лишь потому, что никак не мог осмыслить и переварить столь дичайшую новость. Уже по возвращению в Вегасе до меня таки дошло, что друг не прикалывался.
Сойдя с трапа, Дениэль сразу же свалил, предоставив мне сомнительную честь объясняться с Рейнольдсом-старшим.
Я стоял перед ним навытяжку как солдат-салага, а мужчина раненым львом метался по кабинету. О, тогда я узнал много интересного об Аароне в частности и всей нашей компашке вместе взятой. Я как мог старался успокоить старика, говорил, что это выбор его сына и его грабли на жизненном пути. Да-да, именно грабли. Я ни секунды в не сомневался. Ну как можно любить человека своего пола? Бред! Блажь, помноженная на дурость плюс девяносто процентов гормонов. Захотелось парню экстрима, что поделаешь — бывает. Я ищу приключений в тёмных подворотнях, а у него способ поэкзотичнее, буквально — на задницу. У каждого ведь свои тараканы: большинство из них проходящие и приносящие уроки. Я вставлю выбитый зуб и уразумею, что против кастета и полицейской дубинки кулаки не катят, а Аарон — что подобные отношения ни для него.
К несчастью, мои доводы мистеру Рейнольдсу показались неубедительными. Он опрокинул в себя порцию виски и заявил, что пидора под своей крышей не потерпит.
«Пересердится», — подумалось мне в ту пору, однако, когда месяцы спустя на моём пороге объявился полуживой с загипсованной рукой Аарон, я понял, что ошибался.
Вызванный мной доктор, констатировав у парня обезвоживание и воспаление мягких тканей, посоветовал немедленно определить его в стационар. Глядя на бледное осунувшееся лицо друга, мне хотелось убиться. Я со школы привык защищать Рейнольдса как младшего брата, а повзрослевшего — не уберёг…
И вот теперь, когда всё вернулось на свои места и пошло по накатанной, появилась белобрысая скотина, и Аарон вновь рванул за голубыми достижениями. Не допущу! Не позволю, чтобы ему опять причиняли боль.
* * *
Я ехал к парню, чтобы обстоятельно с ним поговорить без свидетелей, как вдруг мой взгляд зацепился за журнальный стенд. Пиздец. С большой каллиграфично выведенной «П».
Первую страницу газеты занимает фото Блэйда, обжимающегося с «неизвестным».
Я опоздал. Снова.
У дома Аарона толпятся журналисты. Пробравшись через стаю почуявших свежую кровь акул, подмигиваю знакомому консьержу и сажусь в лифт. Поскольку на звонок в дверь ответа нет, отыскиваю на связке ключ и вхожу самостоятельно… Разговор тяжелый, но результативный. Согласие Рейнольдса на моё участие в эпопее сродни получению лицензии на убийство. Друг дал добро и тем самым развязал мне руки.
Ну что же, блондинчик, мы ещё посмотрим, кто кого.
* * *
— Алло, Вирджил, пробей мне человечка.
— Как зовут?
— Некий — Тайлер Вудс. И побыстрей, пожалуйста, я отблагодарю.
Досье субъекта умещается на одном листе. Мать — русская, принявшая наше гражданство, отец — американец. Разбились на машине в 20**г. Сын, к моему прискорбию, выжил и учится в местном университете.
Маловато. Наведаюсь-ка к нему в гости.
Пятиэтажное, разрисованное баллончиковыми надписями здание встречает меня гостеприимно распахнутыми, перекошенными дверями. Передёрнувшись от омерзения, переступаю лужу мочи, и в поиске нужной квартиры иду вглубь убогой обители.
Ну и дыра. Про себя отмечаю паутину, облупившиеся панели и скопившийся в углах мусор. Это не дом, а страшный сон эпидемиологических и социальных служб.
Останавливаюсь и сверяю номер с записанным в блокноте. Здесь.
После стука (вместо звонка торчат провода) дверь приоткрывается на длину цепочки, и в проёме показывается престарелое недоразумение в семейных трусах.
— Ты кто?
Вопрос игнорирую.
— Мистер Джейкоб, полагаю?
— Угадал.
— Я хотел бы переговорить о вашем квартиранте.
— Я уже объяснял вашим, что когда Кей пристрелил свою жену, я спал и ничего не слышал.
— Я по поводу Вудса, — весело здесь у них.
— Чего он натворил? Парень тихий, оплату задерживает, а в остальном — жалоб у меня нет.
— Может, впустите? — показываю мужику сотенную купюру.
— Так бы сразу, — расплывается в улыбке чмошник.
Спустя пятнадцать минут и Бена Франклина[6] стою на потёртом ковре в прихожей Вудса. Можно считать — статьи по незаконному проникновению в чужое жилище я избежал. Хозяин рядом — всё в порядке.
— Я осмотрюсь?
— Без проблем.
Столетние выцветшие обои. Продавленный диван, наверное, купленный по дешевке на распродаже. Стол с подранным лаковым покрытием. На кухне ржавая раковина и протекающий кран. Стена в ванной чернеет кубиками отвалившейся плитки.
Бомжатник. Как есть бомжатник. Тараканов и крыс нет только потому, что им нечего здесь жрать. Закончив инспекцию, возвращаюсь в комнату. Как я сразу не заметил? На спинке стула висит цифровой фотоаппарат. Пустой. Поддеваю ногтем заднюю панель. Карта памяти не похожа на новую. Выковыриваю её из паза и прячу в портмоне. Мой знакомый программист сможет восстановить даже стёртые данные.
На допотопном телевизоре стоит фотография. Невысокий шатен в центре обнимает за шеи двоих парней, один из которых, ненавистный блонд. Трио педиков, мля.
— Это Саймон и Нейтон Дарнел, — приметив мою заинтересованность, поясняет Джейкоб. — Они часто тусуются вместе.
— Живут, в таких же условиях, как и Вудс?
— Да, а что? Нормальная квартира.
Хмыкаю.
— Подкинь их адресок, — возьму для страховки, но идти туда бессмысленно. И без того понятно, что подобное им отребье пойдёт на всё лишь бы достать лишний доллар.
— Здесь рядом совсем.
Наживу чует — выслуживается.
— Работа есть или без дела слоняются? — продолжаю выспрашивать я.
— Тайлер и Сай подрабатывают в «Прачечной Страйзена» о Нейте не знаю.
— Высели его.
— Чё?
Сбрасываю налёт учтивости.
— Туго всасываешь? — притягиваю мужика за футболку к себе. — Повторить?
— А деньги? Он задолжал двести сорок. И я лишусь части постоянного дохода.
Стреляный гусь, просто так не проймёшь.
— Не смеши. Клиент на жильё найдётся быстро, к тому же я дам штуку, если при мне соберёшь чемоданы
Вудса и выставишь в коридор.
Глаза Джейкоба загораются алчностью.
— Наличкой?
— Нет, бля, золотым слитком. Естественно налом.
— По рукам.
Один-один, Тайлер. Учти: ничья меня не устраивает.
______________________________________________________
Бенджамин Франклин[6] — учёный, журналист, дипломат, политический деятель. Изображён на стодолларовой купюре.