Глава 2

Павел Николаевич Чимикин жил в центре Петербурга в небольшой квартирке, в которой вырос. Его родители принялись за медленное строительство загородного дома еще когда он был маленьким и лет семь назад все-таки сумели этот долгострой завершить. Сестра вышла замуж и уехала в новый район закрывать ипотеку вместе с мужем. Таким образом Павел остался единственным претендующим на весьма неплохое жилье в центре Петербурга. Для холостяка — так вообще хоромы: две комнаты, балкон и маленькая кухня. А для полицейского, который, как и большинство своих коллег, фактически живет на работе — так и вовсе роскошь, почти ненужная. Плюсом квартиры Чимикин считал ее близость к отделению — минут двадцать пять спокойным шагом, если бегом — можно и за пятнадцать успеть.

Забавным было то, что лучший друг и коллега жил в доме напротив. Их разделял небольшой дворик, примерно такой же, какой делили полицейское отделение и кофейня. Так и получилось, что с Вадимом Бойко у них была практически одна жизнь на двоих: и дома, и на работе. Вот это стало, пожалуй, главной удачей в жизни Чимикина. Возможность в выходной день легко найти себе компанию для вечернего пива или баскетбола на недавно отстроенной дворовой площадке была поистине бесценным подарком судьбы.

Бойко долгое время был его непосредственным начальником, заменял если не отца, то старшего брата — точно. У двоих полицейских оказались схожие взгляды на работу, жизнь, на то, как поступать правильно, а как — нет, какие законы нельзя нарушать, а где высшая власть сама ошиблась. Бойко при этом был более прожженным и циничным, видимо, в силу возраста. Чимикин же в свои тридцать еще сохранял некоторую природную мягкость. В целом из двоих капитанов коллеги просили о помощи чаще всего именно его — знали, что не откажет. В отделе его любили за ответственность, усердие и искреннее участие. Вообще, Чимикин слыл добрым малым — приятным и не вредным.

Судя по всему, распространялось это на всех, кроме красивых мальчиков.

В кофейню в тот день Павел так и не вернулся, как и не заплатил за свой кофе. Бойко еще попытался было выведать у него, что такого страшного произошло за те пять минут, что тот отсутствовал, но Павел отбрил его грубее, чем сам того хотел, а после работы не стал дожидаться и свалил, как только стало возможным.

Это было ужасно. Единственное, что всегда у него получалось хорошо, это работать и взаимодействовать с коллегами, но теперь из-за триггера в соседней кофейне, он не мог даже этого. Чимикин стал раздражительным, нервным, постоянно уносился мыслями туда, куда не следовало бы. Все это пока что не сказывалось на работе, но шло к тому, что он либо запорет какое-нибудь важное дело, либо психанет и попросит о переводе. Это никуда не годилось.

Дома Павел устроил себе настоящую головомойку, отругал последними словами и даже запретил доставать свое законное вечернее пиво, пока в голове не выстроится четкий план действий в сложившейся ситуации. План должен был быть рабочий, универсальный и устранить угрозу если не навсегда, то точно до конца декабря — самого кошмарного месяца из-за отчетов, итогов, буянящих граждан и общей предновогодней горячки. План был простой: не ходить в кофейню и не видеть Лекса. Чимикин скривился. Это имечко ему совершенно не нравилось. Если бы они встречались, он бы точно не обращался к ему «Лекс», а называл нормально: Леша или Саша, смотря, кто там он на самом деле… Нет!

— Нет, — повторил он, сердито глядя на себя в зеркало в ванной. — Никаких Леш и Саш! Размечтался!

Отражение смотрело на него не слишком уверенно. Чимикин вздохнул. Одна из главных причин его нежелания связываться с красавчиком из кофейни, несмотря на сомнительный флирт с той стороны, заключалась в ужасной неуверенности в себе. Проще говоря, Чимикин не был в восторге от своей внешности. Светлые, чуть рыжеватые волосы — жидкие и уже начинающие редеть, светлые же глаза, самая обычная «пролетарская рожа» — он не выделялся особенно высоким ростом или мощным телосложением. Проходил по всем нормативам, но не более того. Тот же Вадим Бойко выглядел в разы эффектнее: по нему сразу читалось, что вот он — капитан полиции, без пяти минут майор — защитник, герой и крутой парень. Вадим был под два метра ростом, синеглазый, темноволосый, с волевым, почти всегда сердитым лицом. Бабы по нему сохли, он одаривал их хмурым взглядом из-под насупленных бровей. Это смотрелось круто и стильно.

Чимикин же втайне был уверен, что большая часть его неудач на любовном фронте происходила именно из-за заурядной внешности. В нем не чувствовалось героического флера, которым так и дышал Бойко, и поэтому каждый раз, когда он с кем-то знакомился и называл свою профессию, то видел не восхищение в глазах напротив, а скорее, сочувствие и даже брезгливость. Обычный русский мент не вызывает страстного желания, увы. И в том числе от этого Лексовы подколы с «господином полицейским» им воспринимались особенно болезненно. Тот явно издевался, и это очень обижало. Павлу много раз хотелось сказать ему, что я вообще-то действительно крутой полицейский, меня начальство ценит, коллеги уважают, я людей спасал, бывал под пулями! И не тебе, сопляку в белом передничке, шутить на этот счет!

Впрочем, вряд ли такие вот понты принесли бы ему желаемый результат. Мальчики вроде Лекса клюют совсем не на слова, это Чимикин давно уяснил опытным путем. Зато он сам регулярно «клевал» на утонченную внешность, весь этот аристократизм тонкой кости и красоту природных линий. Чимикин грустно вздохнул, рассматривая свою бледную от постоянного недосыпа рожу. Стоило бы бриться чаще и тщательнее — рыжеватые волоски неаккуратно торчали по щекам и подбородку тут и там. Или может вообще отпустить ее, пусть растет?

Он все-таки позволил себе пиво под негромкий бубнеж телевизора. За окном стояла холодная зимняя ночь, светились огнями соседние дома, а Павел повторял себе из раза в раз, что в кофейню ходить больше не стоит.

Теоретически, можно было бы поговорить с этим Лексом посерьезнее — объяснить, что шутить с капитаном полиции не стоит, что можно так лишиться своего места, припугнуть проверками регистрации, козырнуть ксивой… Это, в принципе, метод, но не в сложившихся обстоятельствах. Почему-то Чимикин был уверен в том, что Лекс только посмеется над его угрозами и продолжит издевательства с новой силой. Такие красивые и молодые обычно не боятся никого и ничего — Чимикин их повидал за свою жизнь, когда бывал на вызовах в клубах и снятых для вечеринок квартирах с дизайнерским ремонтом и джакузи. За похожими красавчиками чаще всего приезжали «папики» на крутых тачках, которые очень быстро все решали — одним звонком или парой купюр. Чимикин и Бойко оба ненавидели это говно от всей души, но против системы мало что могли сделать.

«Он ничуть не отличается от этих гламурных пидорасов», — убеждал себя Чимикин, допивая вторую банку.

Гнать от себя мысли про то, что Лекс все-таки сам работает в кофейне пять дней в неделю, к тому же не носит статусных часов и бриллиантов в ухе, под пиво получалось плохо. Интуиция опытного полицейского подсказывала, что Лекс уж точно не из золотой молодежи, хоть и выглядит как инстаграм-звезда. Но это ничего не меняло, потому что Бойко был прав.

Тот в первый же день дал характеристику обоим бариста:

— Приезжие, ищут лучшей жизни. Не студенты, раз здесь работают полный день. Охотники за богатыми мужиками.

Чимикин поспорил бы насчет второго парня — того, который был с хвостиком. У него самого все же имелся какой-никакой, а гей-радар, и на другого хипстера ничего внутри не колыхалось. Да, симпатичный, молодой, тоже хипстер, тоже ухоженный, но не стояло, не загоралось, не интересовалось. Впрочем, это не меняло сути: приезжие симпатичные мальчики наверняка искали серьезные толстые кошельки, и не так важно, будут они в руках мужчины или женщины. Это удручало. Вообще-то, Чимикин и сам не особенно стремился обзавестись постоянным партнером. Ему хватало «секса с работой», к тому же он понимал, что с его графиком и образом жизни сложновато будет построить хоть какие-то нормальные отношения. В участке в принципе было не слишком много счастливых в браке. Те, кто как Цветочный, умудрились обрести любовь, постоянно разрывались между работой и домом, при этом второй обычно не оказывался в приоритете.

Однако физических, а в случае с Чимикиным, скорее даже эстетических потребностей, никто не отменял. И это было обидно, потому что всякий раз выходило, что красота только для красивых или богатых, но никак не для простых смертных вроде капитана полиции Павла Николаевича Чимикина — просто хорошего человека и надежного коллеги.

Ко всему прочему в коктейль его переживаний примешивался страх быть раскрытым. Тот факт, что кофейню с радостью оккупировали все его сослуживцы, напрягал. Павел постоянно дергался от каждого «комплимента» Лекса в свой адрес, опасаясь, что кто-то из знакомых, оказавшихся за ним в очереди, заметит его интерес к бариста, сложит два и два и немедленно «доложит куда следует». Он был уверен, что и чертов красавчик прекрасно понимает, что никакие угрозы от полицейского ему не страшны — в первую очередь из-за возможных проблем с репутацией. В отличие от Бойко, Чимикин не был так уверен в том, что в отделении всем плевать — любит ли он трахать мальчиков или девочек, несмотря на то что, как и в любом мужском коллективе, гейские шуточки у них звучали постоянно.

А, если они все-таки переспят, и об этом никто не узнает, то у Лекса будет такой козырь в рукаве, что даже страшно подумать. Видеть его после этого каждый день, сносить все шуточки и сальные намеки… Нет уж.

Ни при каких раскладах нельзя было сближаться, разговаривать, смотреть, позволять ему флиртовать, шутить, обзываться «господином полицейским». Нельзя!

Засыпал Чимикин в полной уверенности, что в «Надежного свидетеля» больше не ступит и краем ботинка, деньги за сегодняшний позорный кофе передаст через кого-нибудь из коллег, а сам погрузится в работу и потихоньку забудет и теплые карие глаза, и красивые веснушки на шее, и таинственное маленькое тату на изящном пальце.

Глаза, пальцы и веснушки, впрочем, предсказуемо вернулись, стоило Чимикину только опустить голову на подушку и закрыть глаза. Он уже давно смирился с этим — его воображение с детства отличалось буйством, родители были уверены, что из парня выйдет какой-нибудь писатель-поэт-философ или другой гуманитарный бездельник. Когда же он изъявил желания стать «сыщиком», долго не верили, что это серьезно. Тем не менее живой ум очень неплохо помогали ему в работе, а яркие фантазии скрашивали серые полицейские будни. Потихоньку уплывая в сон, Чимикин четко видел в своей голове, как треплет и без того растрепанную прическу Лекса, как гладит тонкие светлые запястья, целует редкие веснушки на них, как стаскивает с узких бедер джинсы. Все это было красиво, сладко, невесомо и волшебно. Как и сам Лекс, сон о нем был сном про красоту, эфемерность, про то, что нельзя толком ухватить и потрогать, что невозможно удержать дольше, чем на миг. Это был сон-мечта, сон-фантазия. Таких Чимикин видел за свою жизнь немало. Он даже умел ими управлять. В своих снах он был выше, шире, круче. Он был хорош, и Лекс тоже был хорош — красив как бог, податлив и отзывчив. Он сам предлагал себя, смотрел восхищенными глазами, трепетал ресницами, чуть смущаясь — был идеально-красивым, созданным воображением совершенством. Его прекрасные руки гладили Чимикина, ласкали его член, зарывались в волосы.

Сны-фантазии никогда не подводили. Имея их, можно было не так переживать насчет реальности, где все это оставалось абсолютно невозможным.

***

Утро следующего дня Павел встретил во всеоружии. Он заранее взял себе кофе навынос в ларьке по дороге на работу и стоически выдержал момент, когда все коллеги один за другим потянулись во двор за «самыми вкусными завтраками». Бойко вопросительно посмотрел на него, но Чимикин только покачал головой, поджав губы и еще больше зарываясь в свои бумаги. Вадим пожал плечами и удалился, нагнав по пути Цветочного.

«Предатель», — мрачно окрестил его Чимикин, доставая свой заледенелый жухлый сэндвич из супермаркета.

День выдался непростой: несколько вызовов подряд, задержания, кражи, пьяная поножовщина, обошедшаяся хотя бы без трупов. Шутки про модную тенденцию на расчлененку в Питере, ходившие в сети, не слишком жаловали в органах. На деле никто из полицейских не мечтал вылавливать из родных рек и каналов куски человеческих тел или оформлять очередного каннибала. Маньякам тоже рады обычно не были, как и другим психам. Чимикин до сих пор с содроганием вспоминал дело десятилетней давности, когда он еще подрабатывал в службе спасения — сидел на телефоне, и однажды получил звонок от перепуганного до смерти паренька, который проснулся и обнаружил себя в подвале, в котором помимо него был еще целый холодильник, набитый кусками таких же пареньков, только уже мертвых.

Тому мальчику повезло — он любил играть в телефон на уроках, поэтому мама в качестве наказания забрала у него смартфон и выдала кнопочный. Когда наказание закончилось, у парня сохранились обе трубы. Маньяк забрал только айфон, а старая-добрая черно-белая Нокия не села, а более того — умудрилась поймать сигнал из подвала в глуши Ленинградской области. Мальчик, ко всему прочему, оказался умненьким и сразу позвонил куда надо, а не маме. Тогда Чимикин разговаривал с ним все время, пока полицейские проверяли камеры наблюдения на улицах и трассах, искали, откуда идет сигнал мобильного и собирали группу быстрого реагирования.

Мальчишке повезло, полиция нашла его раньше, чем вернулся маньяк, а Павлу еще долгое время мерещился его напуганный, но полный веры в спасение голос. При этом сам Чимикин понятия не имел, как продвигаются поиски, успеют ли оперативники, выживет ли мальчик. Это был худший разговор в его жизни, но и самый важный. Пожалуй, именно после этого разговора, Чимикин окончательно уверился в своем выборе профессии. И в том, что он хочет быть тем, кто делает что-то значимое и полезное, а не только висит на телефоне, выдавая глупые ободряющие фразы. Благо, такие громкие и кровавые дела случались нечасто. Впрочем, дел все равно хватало, и к обеду все стали уже вымотанные, злые и голодные. Времени подумать о кофейне и Лексе с самого утра не было тоже, что в принципе Чимикина устраивало. Не сказать, что он полностью забыл о предмете своего наваждения, но все-таки было не так мучительно, как последние дни, когда они постоянно виделись.

— Все, я устал! — объявил Цветочный, хлопая ладонями по столу. — Время для обеда и кофе дня! Кто со мной?

Несколько ребят тут же подорвались с ним. Бойко был на выезде, так что Чимикин со спокойной совестью постучал пальцами по увесистой папке, давая понять, что ему не до обедов.

— Кому захватить кофе с собой?

Цветочный был уже на пороге, когда Павел вспомнил о своей миссии.

— Стой! — он ринулся за ним.

— Кофе взять? Да не вставай, я захвачу, — Цветочный уже открывал дверь.

— Нет, — Чимикин порылся в карманах, — вот, передай этому парню… Лексу, — пробормотал он, запинаясь, — я ему должен. За кофе.

— Сотка? — Цветочный с недовольным видом рассматривал мятую купюру. — А чего сам-то не занес?

— Занят был, — отрезал Чимикин, — свободны, сержант!

Он развернулся и ушел к своему столу, стараясь держать лицо максимально уверенно и злобно на манер Бойко.

***

Спустя полчаса помятая сотка опустилась поверх бумаг о крупной краже алкоголя со склада. Чимикин пристально посмотрел на нее, надеясь, что купюра исчезнет. Вместо этого рядом легла печенька, повязанная сиреневатой ленточкой.

— Что это? — не выдержал он и поднял взгляд.

— Лекс передал, — пожал плечами веселый Цветочный, — говорит — это за счет заведения.

— С хуя ли?! — не сдержался Чимикин.

— А я откуда знаю, — Цветочный тут же обиделся. — Говорит, никаких долгов, заходите, господин капитан, вот вам приманка.

— Приманка?! — Чимикин понял, что начинает свирепеть. — Что еще за хрень?!

— Новая фишка в «Свидетеле»! — Цветочный широко улыбнулся. — Теперь к кофе дня полагается еще и предсказание. Это декабрьская акция, праздничная.

Чимикину показалось, что он повредился умом, потому что смысл слов Цветочного до него никак не доходил. Хотя обычно тот не изрекал ничего особо сложного.

— Предсказание? — осторожно проговорил Павел, надеясь, что ему послышалось.

— Ага, — радостно кивнул Цветочный, — мне, например, высшие силы сказали, что самое главное в жизни у меня уже есть! Открывай, посмотрим, что там?!

— Что я должен открыть?

— Печеньку! — Цветочный смотрел на него как на идиота; идиотом Чимикин себя и ощущал. — Надо разломать печеньку, там внутри бумажка!

Павел выдохнул, понимая, что он все же не сошел с ума, и что предсказание действительно существует. Цветочный смотрел выжидательно. Краем глаза Чимикин заметил вошедшего Бойко. Тот тоже был с ненавистным лавандово-мятным стаканчиком в руках, но, кажется, без печенек. Наверное, послал это предсказание куда подальше и правильно сделал.

— Ну же! — Цветочный уже торопил. — Что там?

Павел понял, что отослать его сейчас будет только хуже. Не стоило придавать большого значения происходящему, иначе это могло вызывать ненужные подозрения.

«Веди себя естественно. Это просто дурацкая печенька. В обычной ситуации ты бы открыл ее, прочитал бы вслух, все бы посмеялись».

— Счастье может ждать тебя совсем рядом, будь внимателен и доверяй тому, что показывает тебе судьба! — громко зачитал Чимикин.

— Неплохо! — мимо прошел Бойко и хлопнул его по плечу. — Зря я скормил свою печеньку голубям, вуду-то действенное!

— Да пошел ты, — сердито отозвался Павел, сминая бумажку.

Он был уверен, что все это подстроено. Непонятно как, но наверняка, чтобы над ним поиздеваться.

И этому следовало положить конец немедленно.

— Я на обед! — объявил Чимикин грозно.

Это заявление не вызвало, впрочем, никакой особенной реакции, только Бойко понимающе усмехнулся. Не обращая на него внимания, Павел встал, подхватил многострадальную купюру и выдвинулся в кофейню. В голове не было никакого четкого плана, кроме одного: он покажет, кто тут полицейский и с кем нельзя шутить!

В кофейне народу было немного: несколько полицейских доедали свой обед, еще парочка стояла в очереди. Чимикин пристроился за ними. На кассе, как назло, был второй бариста, который не Лекс. Парни работали в странном графике, сменяя друг друга всего по паре часов среди дня, а чаще вертелись за стойкой вдвоем. Видимо, наплыв посетителей был таким, что необходимо было участие больше двух рук.

Чимикин сердито оглядывался. Он не понимал, хочет ли, чтобы Лекс появился или нет. Когда подошла его очередь, он замялся.

— Кофе дня? — вопросительно поднял брови парень (Ден, как было написано на бейджике).

— Нет, — Павел мотнул головой. — А где… я тут пришел вернуть должок, — брови Дена недоуменно поползли наверх. — Сотка! Я задолжал сотку. Не тебе, тому — другому!

Вышло очень сумбурно и неловко. Тем не менее Ден его, похоже, понял.

— Точно, — протянул он со странной улыбочкой. — Лекс сейчас подойдет, подождите за столиком.

— Я не хочу ждать, — рявкнул Чимикин. — Вот сотка, и пусть больше не… Пускай перестанет! — в отчаянии объявил он, замечая, как открывается дверь, впуская в помещение запорошенного снегом Лекса. — И предсказания эти мне не нужны!

— Что-то плохое попалось? — Лекс был уже рядом.

От него шел сладковатый запах чего-то ягодного (вероятно, вейпа), а также — мороза и свежести. Легкая куртка накинута прямо на футболку, щеки и нос слегка покраснели. Какой же он все-таки красивый!

Чимикин шарахнулся от него, чуть не снеся стеклянную витрину с пирожными. Лекс смотрел весело и открыто.

— Нет! — бросил ему сердито Чимикин. — Просто не надо, ясно?!

— Чего не надо? — Лекс уже почти смеялся.

— Ничего. Этого. Не надо, — отчеканил Чимикин, стараясь не сорваться на крик. — Ясно?

— Не совсем…

Чимикин выдохнул. Он сомневался, что не способен сейчас что-то разбить или ударить кого-то. Вероятно, имело смысл сделать это с самим собой. Спас его неожиданно возникший в зале Бойко.

— Прошу прощения! — он встрял посреди немой сцены. — Я все понимаю, но капитан мне сейчас нужен по очень важному и опасному делу!

— Правда? — Лекс заинтересованно посмотрел на него. — А по какому?

— Расчлененка в центре Питера! Куча трупов! — объявил уверенно Бойко. — Мы уходим!

С этими словами он утащил Павла прочь, не прощаясь и не объясняя более ничего. В себя Чимикин пришел только в участке, когда обнаружил, что чертова сотка все еще у него в руках.

— Что за расчлененка? — спросил он напряженно.

— Твоя, — хмыкнул Бойко, присаживаясь на край его стола. — От тебя скоро ничего не останется, так что нам нужен план, как решить проблему с кофейней.

— У меня был план, — буркнул Павел. — Просто не заходить в чертову кофейню.

— О, ну тогда я спокоен, план отлично работает!

Чимикин отвернулся, не собираясь это обсуждать. Бойко подтащил к нему стул, сел рядом, насмешливо оглядел его и хлопнул по плечу.

— Мой план будет лучше, не сомневайся.

— Неужели? — проворчал Чимикин. — Этот парень меня провоцирует непонятно на что!

— Я заметил, — Бойко пожал плечами. — Значит, надо давать бой, вот и все.

— Что еще за бой? Он же не делает ничего незаконного!

— Ответная провокация, — Бойко широко улыбнулся. — Это и есть бой. Посмотрим, кто — кого! Я бы поставил на тебя, честное слово.

— Да ну? — с сомнением протянул Павел. — С чего такая уверенность?

— Профессиональное чутье, — тот только пожал плечами.

Возразить на это было нечего.