Глава 7

За следующую неделю Турин собрал пять поцелуев и столько же односложных ответов. Теперь он знал о том, что любимый напиток Лёни – большой капучино, любимый фильм – «Убить Билла», любимый исполнитель – Майкл Бубле; его фамилия Ковалёв, и он с детства боится змей.

Вся эта информация давала ему крайне мало, хотя Турин честно пересмотрел фильм и теперь постоянно крутил альбомы неизвестного ему ранее канадца. Лёня был крайне скуп на все, что касалось его личной жизни и личности вообще. Ответы он выдавал резко, сам выбирая, какой аспект жизни освещает сегодня.

Обычно это происходило так: Турин заходил в вагон, находил там Лёню, они обменивались беглым взглядом-приветствием. Турин обычно улыбался, Лёня поджимал губы. Потом они ехали до Новочеркасской. Там Лёня сам выбирал, какой выход наверх сегодня станет их дорогой – после первого случая Турин наотрез отказался от «свидания в бомжатнике». Лёня тогда устроил истерику, потому что ему не понравилось слово «свидание». Турина это повеселило, но на своем он настоял. Теперь они проводили время в парках, на набережной и во дворах, как того хотелось Турину. Он считал это своей маленькой, но очень важной победой.

Он давно понял, что Лёня был каким-то диким и одновременно диковинным зверем, которого приходилось вот так постепенно приручать. Это совершенно выбивалось из привычной Турину картины мира, где таким зверем обычно бывал он – многие девушки говорили ему, что долго искали к нему подход из-за его независимости и замкнутости. Они просто не встречались с Ковалёвым.

На том, чтобы узнать его фамилию, настоял Турин – успел до того, как Лёня выдал очередной малозначительный факт, быстро задать свой вопрос. Тому ничего не оставалось, как ответить. Впрочем, малозначительных фактов в его случае не было, Турину было интересно о Лёне все.

Страницы в социальных сетях у Ковалёва конечно оказались закрытыми. Турин это предполагал, но расстроился не сильно – у него теперь каждый день была возможность узнавать все из уст первоисточника.

И целовать эти самые уста.

Их поцелуи, конечно, становились теперь кульминацией каждого дня. Турин предвкушал поцелуй с утра, часто зависал с улыбкой, представляя себе, как и где это сегодня случится. Весна вошла в свои права, погода стояла на редкость жаркая. Все разом скинули пуховики, оставаясь в легких пальто и куртках, дышалось свежо, как и всегда в это время года хотелось каких-то романтичных безумств. И у Турина таких безумств хватало.

Каждый день их встреча становилась приключением. Они поднимались по эскалатору, потом Лёня зависал на несколько секунд – выбирал их будущий путь, затем резко срывался с места и спешил к выбранному выходу. Они поднимались в город, там оба закуривали и неспешно шли куда-то, где можно будет «арендовать» уединенное местечко. Турин постоянно пытался завести какой-нибудь незначительный хотя бы разговор по дороге, но Лёня обычно бурчал что-то грубое в ответ и стрелял сердитыми взглядами.

Он ходил все в той же кожанке, но свитер под ней теперь сменился на более легкий балахон с каким-то нераспознаваемым принтом. Шапка все еще была на месте и сидела так же нелепо. Впрочем, ему шло.

Лёня сам находил место, достойное их занятия. Это могла быть забытая всеми скамейка в дальнем конце парка, задняя стена дома, на которую не выходило никаких окон, уединенное место на набережной. Обычно он останавливался, оглядывался, как-то немного театрально потягивался и щурил свои глаза. Затем всегда следовал один и тот же язвительный вопрос:

- Вам как обычно?

Турин отвечал, что да. Чаще всего Лёня немедленно начинал издевательства и говорил о том, что все понял, и что Турин на самом деле не извращенец, а импотент, поэтому его и интересуют только поцелуи. Турин злился, обещал ему вломить, если не прекратит, но они оба прекрасно понимали, что этого никогда не случится. Турин вообще-то не особенно любил причинять кому-то боль, если только это не был спарринг или другая заранее обговоренная драка. И уж тем более он не планировал бить худосочного Ковалёва.

Когда Ковалёву надоедало над ним стебаться, его взгляд менялся, и Турин понимал – можно. Теперь он сам целовал Лёню – так, как ему хотелось. А ему хотелось и очень. После первого поцелуя он уже не сомневался в своем влечении. Оно не было платоническим, не было и чисто исследовательским. Узнав, какой Ковалёв на вкус, Турину хотелось и дальше его пробовать, потому что вкус этот ему нравился. Ковалёв был удивительно сладким, но не приторным – всегда чувствовался табак и какая-то чисто Ковалёвскаяя нотка. Турин про себя называл ее «ложкой дегтя». Как характер Лёни – кошмарный, при совершенно неземеной (по мнению Турина) внешности. Поцелуи были длинными – здесь Лёня не говнялся и не пытался как-то еще поддеть или унизить. Он отвечал с энтузиазмом, позволял и Турину вылизывать свой рот, сколько вздумается, и сам не отставал. Не позволял он только касаться себя. Стоило Турину один раз притянуть его к себе за талию, как он тут же получил ощутимый тычок под ребра и сердитое:

- Руки убрал!

Лёня злился, непонятно на что.

- Так удобнее же, - Турин растерялся, не ожидая такой ярости.

- Только поцелуй, - твердо произнес Лёня.

Пришлось согласиться. Целоваться и не давать волю рукам было странно, и в следующий раз они оба, не сговариваясь, определили территорию, доступную для касаний: лицо и голова в целом.

Наконец-то Турин мог касаться его волос! Он зарывался в них пальцами, сжимал и мял как хотел. Лёня позволял. Но только во время поцелуев. Как только они прерывались, он тут же смотрел строго и ждал, когда Турин уберет свои руки. Не торопил, не язвил, но одним взглядом давал понять, что на сегодня хватит.

Прощаясь в пятницу, Лёня, уже дойдя до метро, где они обычно расходились, неожиданно выдал:

- В понедельник я задержусь, наверное, - он бросил это как бы между прочим, - так что…

Он не договорил, но Турин и так понял. Найтись в метро им будет не так просто. Он вообще нередко думал о том, что им даже слишком везет на такие частые встречи. Поезда все-таки ходили не по расписанию, и пара минут могла решить, окажутся они в одном вагоне, или нет.

- Я могу встретить после учебы, если хочешь, - осторожно предложил Турин.

- Нет, - Лёня тут же поджал губы и нахмурился, как это всегда бывало, стоило Турину шагнуть чуть дальше обозначенных им строгих границ.

- Ок, - эта секретность начинала раздражать, - давай встречу у метро, раз так боишься, что я узнаю о тебе что-то лишнее!

- Почему ты вообще решил, что я хочу, чтобы мы встретились?! – выпалил Лёня, явно распаляясь еще больше. – У меня планы, я просто предупредил, чтоб ты по метро не шарахался и не бросался на людей, думая, что меня похитили.

- Потому что мы встречались всю неделю, - пожал плечами Турин, не собираясь отступать. – Теперь не увидимся еще два дня, и не хотелось бы добавить к ним еще и третий.

- Тебе не хотелось бы, - Лёня отвернулся, - я здесь только из-за денег.

- Неужели нет способа получше, чтобы получить косарик? – не удержался Турин.

И тут же пожалел. Из глаз Ковалёва только что искры не полетели, такая ярость полыхнула там.

- Лучше, говоришь? – прошипел он, шагнув к нему вплотную. – Есть мужики и получше, ты прав!

- Я имел в виду не это, - Турин положил ему руки на плечи, чуть отстраняя, - тебе ведь нравится, не делай вид, что нет.

- Ты понятия не имеешь, что мне нравится! – рявкнул в ответ Ковалёв, пытаясь скинуть его руки, но Турин держал крепко.

- Красный цвет, «Убить Билла», Майкл Бубле и большой капучино, - отчеканив каждое слово, произнес Турин. – И целоваться со мной. Я кое-что знаю о тебе.

- Да пошел ты!

Ковалёв все-таки вырвался и сбежал в переход. Турин не стал его преследовать.