глава 3.

Прихожу в себя долго и мучительно. Тело болит так, что, кажется, ещё немного, и я увижу свет в конце туннеля. Скорей бы… Глаза не открываются, ну и не надо. Я спрятался, если не вижу, значит, ничего не происходит. Однако, всё же что-то происходило. Меня трогают… и вот как-то неправильно трогают-то. Дёргаюсь и слышу злое шипение или рычание. Скорей бы уже туннель…

— Маленький, открой глазки, — шепчут мне в ухо, как колонку на всю громкость врубили.

Пытаюсь зажмуриться сильнее, ощущение, что ресницы кольями воткнулись в веки. Нет! Нет меня.

— … Маленький… ну же. Мне надо знать, что всё хорошо…

Какой назойливый голос, бесит! Меня продолжают тормошить, посылая по телу просто море боли. Пофиг, когда же уже всё. Прикосновение ладоней на лице, шее. Блядь, пульс, что ли, проверяют? Сдох я, отстаньте! Блядь, да когда же это прекратится? Собираю все свои силы в ресницы и делаю попытку расцепить эти колья. Меня гладят по голове, как маленького. И снова ладони спускаются к шее, нащупывая пульс. Разрывают рубашку и легко проходятся по груди и животу, ощупывают бёдра и ноги. Блядь, кто там такой самостоятельный?! Разлепляю глаза и встречаюсь взглядом с чёрными омутами, страха нет, есть омерзение и брезгливость. Пытаюсь шептать, голоса нет, только боль в горле. Мне быстро смочили губы, позволив глотнуть на удивление вкусной воды, точно не бутылочной, эта вода живая, прокатывается по сухому горлу божественной амброзией, не иначе. Чудовище склоняется, чтобы услышать, что я хочу сказать, а я хочу.

— Сука, ещё раз дотронешься… и я твои яйца запихаю тебе же в глотку, — сиплю я.

Меня отпускают. Этот, что с глазами, отходит, но недалеко. За его спиной маячат двое знакомцев, один из которых Степан. Блядь, Степашка, вот родители прикололись, дали альфа-монстру имя зайчика из «Спокойной ночи»!

— Что? — зашипел Степан сверкнув жёлтыми глазелками.

Ой! Я что, это вслух сказал? Сорри…

— Маленький, зачем ты сопротивлялся? — глазастый снова приближается, разглядывает мои руки. А чё нам, у нас регенерация!

— Я, кажется, предупредил, что будет? — тихо уточняю.

Этот непонятливо смотрит, а я со всей дури бью по яйцам. Но тут уже для меня нежданчик: мой удар просто остановили. Никаких там блоков, прыжков и тому подобного, просто удержал ладонью мою коленку, даже не напрягаясь. Бью ему в нос своим лбом и… Звёздочки перед глазами, в голове каша.

— Да что ж ты дикий-то такой? — орёт Стёпка из-за плеча глазастого. — Это не омега, а стихийное бедствие!

— А я вашей компании не искал, — заметил я, собирая мозги в кучу. — Мне вообще хорошо без вас было…

Ощупываю свою шишку и вижу на руках серебристые браслеты, не наручники, браслеты. Очень похожие на украшение.

— Это защита. Ты странно реагируешь на страх… — объясняет глазастый, видя моё непонимание.

— От чего защита?

— Мы подавляем тебя, щенок, а ты сопротивляешься, нам тебя в стаю живым привести надо, а не спятившим убийцей, — ожил третий, которого я по квартире кидал.

— Зачем вы меня забрали, да ещё с такими заморочками? Я же ясно дал понять, что не желаю ничего о вас знать.

— Это не зависит от твоего желания. Это — закон. Щенки и омеги живут в семье, — глазастый протягивает руку и цепляет меня за что-то на шее. — Мы приказываем, ты подчиняешься. Понял, маленький? Страшно больше не будет, но сил у тебя будет недостаточно, чтобы сопротивляться. Будешь пытаться себе навредить, вырублю. Выбирай: либо идёшь своими ногами, либо я понесу тебя на руках.

— Я не хочу в семью… — договорить не получилось, этот урод просто пережимает мне что-то на шее, и моя тушка падает, правда удара об асфальт я так и не уловил.

Снится мне что-то большое, тёплое, приятно пахнущее. Жрать хочу! Лежу в кровати, под тряпкой, балдахином зовётся, как в шатре. Прикольно: мы с Деном в походах в палатках жили, создаётся иллюзия замкнутого пространства. Сажусь. На мне какая-то белая рубашка с рюшами и длинными рукавами. Пипец… Откидываю полог и слезаю на ковёр. Комната… у меня никогда не было своей комнаты в детстве. Став взрослым, я получил комнату от детдома, потом купил квартиру, но вот так, своей комнаты… То, что это комната моя, почему-то не вызывает никаких сомнений. Огромная, светлая, с балконом.

Иду по мягкому ковру прямо к огромному окну в пол, за ним балкон. Вид открылся ошеломительный: лес по склону гор и река прямо под ногами. Видимо, дом находится над обрывом, и вот этот обрыв сейчас прямо под балконом. Быстрый водный поток шумит метрах в двадцати внизу. Романтика. Сглатываю и поворачиваюсь назад. Держите меня семеро… Это что? Комната маленькой девочки-припевочки? Домик Барби? Белая вычурная мебель, голубые и ванильные диванчики, широкие с высокой мягкой спинкой кресла, ажурный белый столик, огромный во всю стену гардероб с зеркалами в полный рост. ЧТО ЭТО? Куда я попал, мать их? В каком-то тупом порыве сдвигаю дверцу гардероба и начинаю рыдать.

Мне двадцать четыре, я думал, что уже ничто не сможет заставить меня выть в голос. Передо мной висели платья, куда я попал? Вот это и значит, быть омегой? Они реально считают, что я надену подобное? Да, блядь, пусть лучше убьют!

Открывается дверь, и я всё же справляюсь с собой, прячу ярость и смотрю на того, кто нарушил моё уединение. Возле двери стоит высокая фигура мужика, и рот у меня открывается сам. Эта шпала стоит в платье. Сшитом по фигуре с разрезами по бокам, и, блядь, он реально без штанов? Не, ну если ему не шевелиться, то это вполне можно принять за эльфийскую одежду, прямо как из Властелина колец, но там ещё штаны были, а здесь голые ляжки – это перебор для моей нервной системы. И всё это тело увешано украшениями: цепочками, браслетами, серьгами. Золото, камни – у меня аж в глазах зарябило, думал, ослепну. На индийского идола похож мужик. Длинные волосы и смазливое лицо, слишком изнеженное для мужского, без намёка на щетину. Он был даже накрашен. Фрик, мать его… И вот это может нравиться? На меня смотрели с недовольством, даже, сказал бы, с осуждением.

— Одевайся, щенок, вожак ждать не будет, — бросили мне. — Что, не можешь выбрать? — оно усмехнулось, а меня затошнило.

— Верните джинсы, — через силу выдохнул я.

— Забудь обо всём, что у тебя было до семьи, щенок. Одевайся.

— Джинсы, или я иду голым, — решаю я. А что, в своём теле я хотя бы уверен, а вот это точно надевать не стану.

— Тебе лучше смириться, — спокойно произносит омега. — На тебе подавляющий ошейник, и если не хочешь, чтобы я им воспользовался… одевайся.

Встаю и спокойно подхожу к мужику. Он же мужик, да, даже если и омега, выглядит, как мужик.

— Джинсы.

Омега сощуривает глаза и тянется к моему ошейнику, видимо, чтобы повторить трюк глазастого, только я дважды не попадаюсь. Перехватываю ладонь и со всей дури бью в красивое лицо. Когда он заголосил, я испытал такой прилив кайфа, что чуть не кончил. Тут же влетела охрана и оттащила меня, а я даже не сопротивлялся. Пофиг, я не желаю здесь оставаться.

Набежало этих, в платьях, у меня аж в глазах зарябило. Верещат, причитают, над раненой шпалой кудахчут.

— Попкорн и бабу? — усмехаюсь я в сторону охраны, а затем меня накрывает темнота…