Глава 2

Нелли Лисневская медленно отвернулась от тёмного окна и, сжав ладони, зябко поёжилась.

- Кажется, я схожу с ума… Сережа, ты слышишь?

Сидевший в кресле муж нехотя оторвался от бумаг, лежавших перед ним, и поднял на неё недоумевающий взгляд.

- Прости, ты что-то сказала?

- У меня нехорошее предчувствие. Внутри всё тянет… - она прижала ладонь к груди и вздохнула.

- Знаю я все твои предчувствия. Успокойся, Нелли. А лучше, иди спать, - Сергей Александрович отложил очки и потёр затёкшее колено. - Иди, а я еще поработаю.

Нелли Федоровна, шурша подолом шелкового халата, побрела в спальню. Включив ночник, она привычным жестом выдвинула ящик прикроватной тумбочки и, порывшись в нем, извлекла наружу маленькую изящную коробочку. Темные локоны упали на её лицо, бросив тень на мраморные, чуть впалые, щеки. Нелли прикрыла плотнее дверь и села за туалетный столик. Высыпав на полированную поверхность белый порошок, с помощью шпильки разделила горку на две аккуратные полоски, покатала в пальцах узенькую трубочку из слоновой кости и приставила её к ноздре. Принятые за ужином таблетки снотворного начинали действовать. Шмыгнув пару раз носом, Нелли откинулась на спинку кресла и, расслабившись, закрыла глаза.

«…Миленький! Как же здорово! - маленькая девочка в коротком платье из голубого батиста бежала по огромному полю, заросшему желтыми одуванчиками. Две тонкие косички подпрыгивали над ее плечами, словно радуясь вместе с ней. Крепкие мужские руки подхватили ребёнка и подняли высоко, к самому солнцу. «Папа! Папочка!» - сбивается на звонкий смех ребенок и прижимается носиком к колючей щеке отца…»

Сергей Александрович склонился над женой и всмотрелся в ее лицо. Зрачки под голубоватыми веками чуть подёргивались, словно она смотрела фильм. Сергей Александрович задумчиво оглядел комнату, смахнул белый налет со стола и, повертев в руках упавшую трубочку, вышел, закрыв за собой дверь.

За окном припустил дождь, гулко ударяя крупными каплями о стекло. Мужчина некоторое время стоял у окна, покачиваясь с пятки на носок и поглаживая в кармане гладкий бок мобильного телефона. Он не злился на Нелли. И хотя та в последние годы серьезно подсела на кокаин, между ними не было неприязни, грубости и скандальных выяснений отношений. Испытывая постоянные депрессии и перепады настроения, Нелли запиралась в своей комнате, ссылаясь на мигрень, и не выходила по несколько дней, пока не восстанавливала силы. Благо под рукой всегда был её брат Борис, работавший завотделением интенсивной терапии.

Нелли была красивой женщиной и в своё время по-настоящему увлекла Сергея Александровича, который был на двадцать лет старше её. Но время идёт. Нелли уже не юная девушка.

Истинную страсть Лисневский испытывал лишь к молоденьким нимфеткам, особенно, если они не были изуродованы интеллектом. Лера, по его мнению, оказалась полной копией своей матери. За все годы Сергей Александрович так и не смог ни сблизиться с ней, ни понять её. Дочь оставалась спокойной и уравновешенной, что бы ни случилось, и не проявляла типичной для подросткового возраста нервозности, агрессии или страха. Всего того, что так возбуждало Сергея Александровича в своих юных подругах.

Нынешней его пассии, Соне, недавно исполнилось восемнадцать, и она ещё не успела ему наскучить. Девица жила одна, и ничто не мешало Лисневскому поступить так же, как и его жена, а именно, унять, как говорила Нелли, внутреннюю дрожь.

Сергей Александрович запер гараж и, постояв минуту, прислушался. Словно лёгкая тень мелькнула слева от него. Зашуршала галька. В новом районе, по прихоти ландшафтного дизайнера, заасфальтировали не всё пространство - часть территории засыпали толстым слоем речных камней. Мужчина нервно покрутил брелок в вспотевшей руке. Скорее всего, бродячая собака, подумалось ему. В последнее время целые стаи их беспрепятственно шляются вокруг, опрокидывая мусорные баки и пугая одиноких прохожих.

Сергей Александрович сел в машину и сразу же почувствовал себя лучше. Взглянув на приборную панель, отметил, что придется заправляться, но решил сделать это на обратном пути. Он выехал на шоссе и, разогнавшись, переключился на четвертую скорость. Дорога была пустынной, и у него имелось минут десять для того, чтобы насладиться скоростью и подумать.

Включив «Авторадио», Лисневский покрутил колесико магнитолы. Взгляд невольно выхватил время. Нахмурившись, Сергей Александрович, стал потихоньку снижать скорость. Под ложечкой неприятно засосало.

«Лерка! Первый час ночи, а её нет. Ни звонка, ни смс».

За поворотом показался пост ГАИ. Недалеко от него - бело-голубая заправочная станция. Мысли вихрем стали проноситься в мозгу Сергея Александровича, услужливо подкидывая варианты случившегося с дочерью.

Внезапно холодный пот прошиб всё его тело, и он резко вдавил педаль тормоза. Машина вильнула, взвизгнув, и прочертила правым боком по бетонному ограждению. Сергей Александрович уткнулся лбом в руль и схватился за сердце. Автомобиль окружили подбежавшие гаишники. Один из них распахнул дверь, а затем грубо схватил Лисневского за плечо.

- Ну, ты че, папаша? Нашел, ё-моё, место!

Сергей Александрович откинулся на спинку и часто заморгал. Перед глазами поплыл белесый туман. Самый молодой гаишник, в великоватой ему форменной куртке, присел на корточки перед Лисневским:

- Мужик, тебе плохо? Сердце?

Сергей Александрович мотнул головой и потер грудную клетку:

- Всё, ребята, сейчас пройдёт, спасибо…

- Спасибо в карман… - начал было молодой, роясь в автомобильной аптечке. - На вот, мужик, - он протянул на ладони таблетку валидола. Сергей Александрович положил лекарство в рот и, отдышавшись, вынул из кармана пиджака портмоне.

- Может позвонить куда, а вы тут в сторонке отдохнете? - гаишник дотронулся до висящей на боку рации. - Авто застраховано? Царапины приличные. Акт будем составлять?

- Нет, нет, всё в порядке. У меня есть телефон. Да мне недалеко, - Сергей Александрович коротко кивнул и протянул купюру.

Гаишник, вернул документы и, потеряв к нему интерес, помахивая полосатым жезлом, ушёл внутрь слабоосвещенного поста. Лисневский вырулил на трассу, всё ещё ощущая холодок и дрожь в коленях.

- Байрам, черт тебя подери! Байрам, сволочь! Решил меня сделать, падла!

Через полчаса он успокоился. Не было ни звонка, ни предупреждения. Задержка в переводе денег на счёт Байрама Байрамова была вынужденной. Лисневский ошибся, вложив огромную сумму в нерентабельный проект, и теперь судорожно пытался выкрутиться из создавшейся ситуации. Он был уверен в том, что справится. Ему было необходимо лишь время. Но попробуй объяснить это криминальному авторитету...

Автомобиль оказался на оживленном проспекте. Лисневский перестроился в правый ряд и на светофоре повернул. Миновав полквартала, он остановил авто у крайнего подъезда стоявшей торцом блочной пятиэтажки. С трудом перенеся свое грузное тело в вертикальное положение, Сергей Александрович запер автомобиль, нажав кнопку сигнализации.

На детской площадке негромко тренькала гитара, в темноте вспыхивали огоньки сигарет. Когда Лисневский вышел из машины, пение и разговоры прекратились. Тяжело дыша, Сергей Александрович поднялся на пятый этаж, похлопал себя по карманам и, не найдя ключей, позвонил. Из-за двери доносилась музыка. Входную дверь для молодой любовницы Лисневский поставил добротную, французской фирмы, обитую дорогой искусственной кожей, так что на площадку вырывался лишь жесткий ритм динамиков современной попсы. Мужчина, ещё раз провёл руками по одежде, но решил, что оставил ключи в машине и стал спускаться. Оказавшись на первом этаже у почтовых ящиков, Лисневский успел подумать, что пять минут назад тусклая лампочка под потолком ещё горела, как внезапно получил два удара, по голове и в живот, почти одновременно. Он всхлипнул и кулем повалился на заплеванный пол.

«Вот оно… Байрам...» - промелькнуло у мужчины в голове. Несколько рук быстро и бесшумно обшарили карманы кашемирового пальто, а чей-то кулак напоследок разбил ему нос.

***

...Сонечка кое-как переползла через бортик ванны и, оказавшись на резиновом коврике, поджала ноги и уткнулась лбом в холодную эмаль. В голове ещё шумело от выпитого спиртного, на лбу выступила похмельная испарина. Она встала и, поморщившись, взглянула на свое отражение в зеркальном шкафчике. Тушь синими разводами покрывала веки и виски, оттеняя и без того от природы бледное худое личико. Сонечка потрогала бордовое, чуть припухшее пятно на тонкой шее, и промокнула несвежим полотенцем капельки воды на плечах. Достав сигарету из пачки, девушка закурила, но тут же испытала прилив тошноты. Она отшвырнула сигарету в раковину и, накинув короткий халатик, с трудом передвигая ноги, вышла в коридор. От грохочущей музыки заложило уши. Тихо матерясь, Сонечка добралась до музыкального центра, тоже подаренного Сергеем Александровичем, и нажала кнопку. Рухнув на разложенный диван, она оглядела комнату. Невысокий столик перед диваном был завален остатками недавнего пиршества: вперемешку с пустыми бутылками и банками из-под пива валялись куски грубо порезанной колбасы, подсохшего хлеба, хвосты копченой скумбрии и дурно пахнущие окурки. Сонечка икнула, взяла с пола пушистый тапок и смахнула половину содержимого стола на палас.

- У, Витька, сволочь! - тихонько заскулила она, размазывая по лицу выступившие слезы. - Ненавижу!

Квартира Сонечке досталась всего полгода назад от внезапно умершей тетки. Хотя внезапной эта смерть явилась лишь для племянницы, толком не знавшей престарелой родственницы и видевшей ее несколько раз в раннем, пусть и недалеком, детстве. Будучи единственным ребенком в семье и имея дурной нрав, Сонечка быстро выбила из своих уже немолодых родителей согласие на отдельное проживание.

Не для таких отношений рожала долгожданную дочь Клавдия Семеновна, отдавая ей здоровье, ласку и все то, о чем Сонечка просила, а чаще требовала. Но слепая материнская любовь сыграла с Клавдией Семеновной злую шутку. Её дочь с возрастом проявляла все большую эгоистичность, маниакальную зависть и немотивированную злобу. Когда Соне исполнилось девять, тяжело заболела близкая подруга Клавдии. Работая вместе на одной швейной фабрике, женщины давно сдружились, делясь друг с другом радостями и бедами. Случилось так, что Раиса Комарова, одна воспитывавшая сына Диму, в одночасье попала в больницу, где ей предстояла операция и, при удачном исходе, полугодовая реабилитация. Дима был старше Сонечки на пять лет и отличался завидной серьезностью и покладистым характером.

Когда Клавдия Семеновна пришла к подруге в предоперационную палату со словами утешения и напутствия, Раиса сжала горячими ладонями руку подруги и быстро зашептала, ловя воспаленными от слёз глазами взгляд сидящей рядом женщины:

- Клавочка, милая! Только ты у меня осталась, некого мне просить. Не знаю, буду ли жива, это одному богу ведомо… - она остановила жестом, всхлипнувшую было, Клаву, - Не говори ничего! Об одном прошу тебя, дорогая, возьми Диму к себе. Я знаю, Коля твой не будет против. Квартирку я на сына записала. Когда подрастет, тебя стеснять не будет. А пока ты её сдавай. В домоуправление сходи, к Люсе Самойловой, она поможет, совет даст. Вот, тут, - она порылась под тощей больничной подушкой, - я написала, что хочу, мол, чтобы ты, Клава, стала моему сыну Дмитрию опекуном. Мне и Василий Васильевич, наш главврач, подписал. Не знаю только, правильно ли оформила… - она протянула сложенный вчетверо лист бумаги и, взяв с тумбочки стакан, стала жадно глотать теплую, пахнущую хлоркой, больничную воду.

Не помня себя, Клавдия Семеновна дошла до дома. Николай должен был вернуться с вечерней смены поздно. Сонечка проводила время в компании подростков во дворе, и женщина сидела на тёмной кухне одна, пребывая в каком-то оцепенении. Когда, наконец, Николай Иванович, глотая горячий гороховый суп и щуря усталые глаза, слушал жену, коротко кивая в ответ, пришла Сонечка. Юркнув в свою комнату, сидела там как мышка, пока мать не позвала её ужинать. Поставив на стол фруктовый салат со взбитыми сливками и стакан сока, Клавдия Семеновна с обожанием посмотрела на дочь.

- Хорошо погуляла, Сонюшка?

Девочка хмыкнула, не отвлекаясь от салата и пачкая руки в белоснежных сливках.

- Что-то, вроде, куревом несет, - Клавдия поморщила нос и, встав, открыла форточку.

- Мальчишки на соседней лавочке курили, - невинно взмахнула ресницами Соня.

- Детка, - начала женщина, сложив руки на коленях, - ты помнишь тетю Раю?

Сонечка отодвинула от себя тарелку и исподлобья посмотрела на мать.

- Она, детка, больна очень. Просит, чтобы Дима пожил у нас, пока… - она не успела закончить фразу, как Соня вскочила, отшвырнув стакан в сторону. Сладкое пятно тут же растеклось по полу. Лицо ее побелело, глаза выпучились, а руки затряслись.

- Нет! Не смей! Никогда! Не смей! Я повешусь, слышишь?! - продолжая визжать, она закрылась в ванной и долго рыдала там, круша немногочисленные шампуни и баночки. Николай в это время находился у соседа за просмотром футбольного матча. Но и позже, когда он вернулся, Клавдия не стала говорить ему о спектакле, устроенном дочерью, так и проворочалась полночи в постели, тяжело вздыхая и утирая глаза.

Через три дня во время операции Раиса умерла. Клавдия Семеновна узнала об этом, позвонив в больницу. На похороны поехала с общими подругами, на поминках пробыла недолго, стараясь не смотреть в сторону осиротевшего Димы.

О судьбе его узнала лишь пару месяцев спустя, встретив ту самую Люсю Самойлову из домоуправления, с которой познакомилась на поминках. Поняв, что мальчику светит детский дом, Люся развела бурную деятельность и, узнав, что родственник одного из жильцов, преподает в военном училище, через третьих лиц начала устраивать судьбу мальчика. Люся, проработав много лет кадровиком, умела общаться с людьми, имела свой интерес в разных инстанциях и могла пойти напролом с саблей наперевес, если того требовало дело. А мальчик не был ей безразличен, у самой рос внук Сергей, с которым Дима Комаров гонял под окнами мяч. Известие не принесло радости Клавдии Семеновне. На душе было муторно. Николай никогда не спрашивал её, а она так и не смогла найти в себе силы, чтобы рассказать о собственном, как она считала, малодушии.