Глава 6 - Третий смертный грех

Не стоило бодрить Феодору! О чём он только думал?

Если все воины вокруг радовались новым силам для похода, то с магиней льда не хорошо получилось – взбодрилась по самое не балуйся! А с ней и погода.

Оттепель была недолгой. А затем кофе, скорее, дал обратный эффект. Хотя магиня-то по-прежнему радовалась. Но ветер поднялся такой, что снег теперь не просто сыпался на головы, создавая белую шапку поверх шапок меховых и шлемов, а хлестал по щекам с такой силой, что Карасёву казалось, будто он постоянно получает пощёчины от природы.

Вот и пойми эту женщину. В дурном настроении – метель, в хорошем – снегопад. Хотя, какой же это снегопад? Это снегошвыр какой-то. Или снегострел. Вот если б мягкий снежок сыпался с неба, то был бы снегопад. А это не снежинки, это ледяные пули какие-то, обстреливающие войско.

И чего по своим бить-то, кто объяснит?

Жора пытался закрыть лицо шарфом, но ледяной вихрь всё время срывал этот элемент одежды, как если бы у ветра были невидимые руки. Только замотаешь лицо, как налетит ветер, сорвёт с лица мягкую шерсть, и тут же колкие снежки налетят за шиворот. Так и с простудой свалиться недолго.

Какое уже тут обжорство? Выжить бы на морозе. Впрочем, чтобы в бурдюки ходячие не превратились солдаты, Карасёв ограничил порции с «ешь, сколько влезет» до «ещё могу немного дышать». Так что скорее победила новая добродетель – умеренность.

Но это не точно. Ведь в походе всегда были те, кто видел одну лишь радость в жизни в том, чтобы наесться от пуза и потом не двигаться. Если бы их не тормошили, так бы и полегли все, засыпало бы снегом, а те даже и не проснулись бы. На морозе лежать совсем небезопасно. Оно ж в сугробе даже кажется, что теплее стало, но тепло это обманчивое. А переохлаждение – штука серьёзная.

На холоде обязательно надо двигаться! И лени пришлось противопоставить смирение. Потому что сделать ничего с непогодой войско не могло. Конечно, пытался Жора задобрить Феодору, как мог. И шоколадом, и пирожными, только кофе больше не давал. Но оказалось, что не все проблемы можно решить сладостями. Что, конечно, печально.

Но чем ближе армия подходила к Чёрному Королевству, тем ярче были эмоции Феодоры. Предвкушая встречу с ненавистным братом, само воплощение зимы становилась всё злее. А со злость как бывает? Страдают не те, на кого злишься, а те, кто ближе.

Словно календарный январь подступил – самые лютые морозы настали. Градусов тридцать, не меньше. А то и поболее, может. Термометр-то никто взять с собой не догадался. Всё войско ёжилось от холода, куталось в шарфы и. И только сама снежная магиня совсем не замечала мороза. Верхом на белом коне из самого ожившего снега, она скакала туда-сюда, и кричала по ветру, не боясь застудить горло:

– Ну, где он? Подать мне Порукана! Когда уже его логово?! Идёмте же! Идёмте быстрее разобьём его!

Ею двигала жажда мести и всепоглощающая ярость. Карасёв слышал, что месть – это блюдо, которое следует подавать холодным. Но не до такой же степени! К тому же подозревал он, что в смысл поговорки вкладывалось совсем иное.

Конь магини двигался как живой, разве что ел один лишь снег и ледышки вместо сена и комбикорма. Никакой другой конь соседства с магиней льда и снега не выдерживал долго. А когда она уставала сидеть в седле, то из снега восставали белоснежные сани и уже туда впрягался как её конь, так и пара лошадей. Одна всецело изо льда, другая из снега. Оно и верно. Рядом с санями ледяной магини мороз стоял такой, что воздух трещал. Ни один живой конь даже близко не подойдёт.

Карасёв порой засматривался на всю эту гибридную возню изо льда и снега, когда Феодора проезжала рядом. Ладно она бледная, только щёки горят. Но каково чудо копытное! С бледной почти кожей, постоянно покрытой инеем, они смотрели вдаль ледышками глаз, а дорогу выбирали верно. Все творения Феодоры походил на ледяные и снежные скульптуры, но ведь они жили, а не просто существовали. А это значило только одно – в творения свои магиня вкладывала гораздо больше души, чем он в лепку снежка от нечего делать.

Тут, конечно опыт работы с магией. А может дело в чувствах? Вот только к кому? Федюн стоически переносил холод, лишь бы находиться рядом с дорогой сердцу магиней. Хотя он был совсем не изо льда, а и самым обычным человеком, которому мороз, как и всем, щиплет кожу, заставляет стынуть кровь в жилах и дрожать от пробирающего до костей ветра. А ведь Феодора могла бы и поумерить пыл, чтоб алого полковника поберечь. Но одно ясно точно – магиня льда и снега беззаветно любила зиму. И Белое Королевство наверняка процветало под её правлением. Вот только сейчас там, наверное, короткое лето. Пока тут лютует холод.

Зима просто обязана уходить из одних мест в другие, чтобы люди немного отдохнули, отогрелись и загорели, набрались сил. Не могут ведь люди жить в мире вечной зимы. Вон, даже в прежнем мире Жоры, на Крайнем Севере и то бывало лето. Хоть и не слишком жаркое. Так и в Белом Королевстве должно быть.

Да и сама Феодора в белоснежной шубе, словно вырезанная изо льда статуя на площади в преддверии Нового года. Только глаза блестят и ресницы хлопают, да говорить умеет. Но она человек, хоть и магиня. И как любой человек, к еде тянется. По нраву ей кофе горячее и чай согревающий, не тает же она от этого. А значит, человечности внутри больше, чем просто магических преображений тела в угоду лучшему управлению льдом и снегом.

Зима преобразила магиню. Но кое-что оставалось прежним. Потому она охотно общалась с Карасёвым и даже смеялась, когда тот плотно кутал щёки в капюшон, подтягивал шарф и превращался в нахохленный комок. С дурости даже один раз прокатился в её снежных санях, но потом отходил несколько часов у печки.

Закаляться, конечно, полезно, но всему своя мера.

А вот простодушные воины опасались подходить близко к Феодоре, и вокруг неё образовывалось свободное пространство. Только Федюн ехал рядом с ней, словно не били его по лицу колючие снежинки, не трепал волосы ледяной ветер. Признаков озноба не изображал.

А всё почему? Да потому что изнутри нового алого полковника согревали нежные чувства к ледяной магине, понял Карасёв.

Искренние, чего уж скрывать. От лживых бы замёрз давно.

Но что чувства? Работал у алого полковника и мозг порой. Федюн видел, что войску становится совсем тяжко из-за холода. И одновременно ощущал напряжение в Феодоре. Он видел, как сжимают ледяные поводья белые кулаки, как плотно стягивает в линию губы его избранница. Как с надеждой смотрит вдаль, за горизонт. И места себе не находит от волнения.

– Войску совсем худо от холода, – произнёс Федюн, когда ветра становились невыносимы даже ему. – Ты можешь успокоиться?

– У меня не получается себя контролировать, – ответил Феодора. – Злость такая во мне кипит, что всё тепло в холод по округе обращает.

– Ты ненавидишь своего брата?

– Больше всего на свете! – сквозь зубы процедила она.

– Но что это даёт? – вдруг спросил тот, кто был рядом, поразмыслив над превратностями судьбы.

Если подумать, то не он загубил Тайное королевство. Она сама. Но допускала ли Феодора подобную мысль? И снился ли ей ночами другой мир. Тот, где Порукан пришёл бы к её матери и вывел её из ущелья, позволив беспрепятственно путешествовать по всему миру, дабы земля под ногами природной магини всем даровала такие изобилия, что и войн не потребовалось бы.

– Как что? Я желаю ему наказания за все его преступления. Он же чуть Алый не разгромил. Да и Красное королевство дорого тебе. А разве ты не ощущаешь того же?

– Это так, но Порукан от твоего гнева даже не почешется. А тебе худо, – заметил алый полковник и развёл руками, охватывая округу. – И людям вокруг плохо от того, что плохо тебе. Гнев твой против тебя обращается и людей, что рядом. А враги только смеются.

– Но что я могу поделать? Я не в силах его простить!

– А ты попытайся… хотя бы для себя. Ненавидеть легко. Но как же сложно принять.

Федюн осторожно протянул к ней руку и дотронулся до нервно сжавшейся кисти. Кончики его пальцев покрылись инеем от одного прикосновения. И ему пришлось отдернуть руку. Ох, как бы он хотел прижаться к ней, обнять тепло и не разжимать объятий. Но сам он не изо льда и снега, а из плоти и крови. Горячей, ещё не остывшей. Но если так пойдёт и дальше, его уже не смогут согревать тёплые чувства. И даже пламя костров не поможет. Нельзя обогреть того, кто замёрз насмерть. Федюну самому от этих мыслей и от настроения магини сделалось не по себе.

– Если холод не прекратится, мы всех солдат потеряем раньше, чем встретим войско Порукана, – заметил Федюн, глядя на белеющие пальцы. – Прояви терпение, любовь моя.

– Я… попробую, – ответила магиня и закрыла глаза, глубоко вздохнула. – Постараюсь. Но… ничего не обещаю.

Преисполненная ненависти, Феодора успешно развила третий смертный грех – гнев. Он не уходил из неё ни днём, ни ночью. И лишь когда слабела магиня, уменьшалось и её влияние на окружающий мир. Потому непогода утихомиривалась ближе к вечеру, когда сама ледяная магиня попросту уставала от собственного гнева.

Но выпитый Феодорой кофе грубо нарушил этот постулат. Без устали теперь гневалась магиня, её ледяное сердце бешено колотилось, а взгляд застилала ненависть к магу огня. И только слова близкого человека могли на неё повлиять. Федюн верил в это и старался успокоить любимую изо всех сил, подбирал слова нужные, тихонько касался её ледяных рук, сняв перчатки.

Феодора замерла, словно статуя, и ветер вдруг перестал завывать. Наступило затишье. Только снег продолжал сыпать.

Однако успокоения снежная метель никому не принесла. Воины напряжённо всматривались вдаль, будто догадываясь, непогода лишь ненадолго затаилась, чтобы вскоре ударить с ещё большей силой…

Карасёв пытался разглядеть в подозрительную трубу, что там впереди. Но снежинки закрывали обзор. Сквозь увеличительное стекло они казались огромными белыми кляксами. Да и близко к глазу опасался трубу поднести. А то вдруг кожа примёрзнет.

– Ничего не видать, – с досадой вздохнул он и отвел от лица оптический прибор.

Всё, что он мог делать, это смотреть на Феодору и Федюна поблизости. Эта парочка самая странная на его веку. Таким кофе нельзя давать. И так буйные внутри. Когда же магиня уймёт свой гнев?

Уймётся ли, когда в цепи Порукана закуёт? Или одумается только тогда, когда его голова с плахи покатится? Или что ещё она могла задумать?

Вздохнул Карасёв. Что можно было противопоставить гневу? Только справедливость. Но где ту справедливость разыскать среди холода? Здесь одна выживаемость.

Внезапный порыв ветра налетел так стремительно, что едва не выбил Жору из седла. Он вцепился в гриву вполне живого коня, выронив подозрительную трубу.

Он назвал бы её подзорной, но Марк сам собрал устройство путём проб и ошибок. А значит, к историческому оригиналу она уже отношения не имела. Личное изобретение, патент Ушакова.

Как назвал, так и именуйте! На то воля создателя. К тому же, к трубе воины поначалу отнеслись именно, что с подозрением. Невдомёк им было, как это так видеть то, что далеко, да ещё и так, будто оно на расстоянии вытянутой руки находится. Никто прежде такого с расстоянием не проделывал. Магия, одним словом. И хоть пытался Ушаков разъяснить, что не магия это никакая, а наука и точные расчёты, всё равно не верили. С подозрением к трубе относились. Так что своё название она полностью оправдывала.

Вот еда, сотворённая магией, никакого подозрения не вызывала. Потому что вкусная.

Конь под самым главным маршалом всех союзных войск в округе вздыбился и заржал, также испугавшись внезапно налетевшего ледяного вихря.

– Да, когда ж это кончится?! – вскрикнул Карасёв, стараясь удержаться в седле.

Ответ на этот вопрос он знал. Когда одолеют Порукана. Но при такой погоде они могли и вовсе до него не добраться.

На привал бы встать, воины устали, но в такой мороз останавливаться рискованно. Когда человек двигается, он хоть как-то согревается, а стоит прилечь на снег, так можно и не встать вовсе. Тут уж одними ушами отмороженными не отделаются. Жертвы непогоды появятся. Холодномученики, мерзляки, отморозки, а то и откровенные мерзавцы.

Ведь замёрзнут же! А какая альтернатива? Баней в округе нет. Саун не завезли. Дров бы где разыскать. Но если и были тут деревья какие, изломало их ледяными бурями, укрыло снегом. Поди, откопай теперь.

Местность здесь походила на снежную пустыню, в которой нет ничего, кроме снегов. Ни деревьев, ни жилищ, одни лишь белые барханы, так похожие на песчаные, но такие холодные. И нет места среди сплошного холода человеку.

– Да я сам уже как отморозок на одно ухо, – пробурчал Карасёв спешился, тут же по колено увязнув в сугробе, поднял трубу, и начал спешно творить бутерброды, чтоб войско хоть немного подкрепилось. Раздавал всем проходящим без запаса.

Толку от того запаса, если через четверть часа любой бутерброд в камень превратится? Только карманы оттянет.

А, так, пока жуёшь, идёшь, вроде тепло. Ну, или хотя бы не так уж и холодно. И лучше бы жевать что-нибудь горячее. Потому и бутерброды он создавал горячими, словно только что из микроволновки. От расплавленного сыра да поджаренных кусочков колбасы вздымалось облачко пара. Едва только пальцы успеешь обжечь, да холод тут же прихватит. Но хоть жиром измажут. Жир-то на морозе полезен. Хоть лицо вытрут, смажут, чтоб кожа не растрескалась, как ветхая штукатурка. Холод и отступит.

Небо рассекла молния. Карасёв от удивления рот открыл.

Да разве бывают зимой при падающей снеге молнии?

Жора не смог припомнить ни одной грозы морозным днём. Он точно помнил, что раскаты грома начинаются весной, ну, максимум, ещё осенью. Но чаще – летом.

Они в школе проходили что-то такое про грозу в начале мая. Литература не врёт. Это не всякие там природоведения и кружки человеколюбия. Классики, в отличие от граждановедения, врать себе не позволяют. А какой уж тут май, когда по ощущениям самый разгар зимы?

Значит, это что-то совсем другое. Совсем не гроза. Да и грома нет, только вспышка. В ушах только зазвенело от очередного порыва ветра. Сквозь снег рыжий вглядывался в горизонт теперь уже без подозрительной трубы, ставшей в таких погодных условиях бесполезной.

Тёмная полоса горизонта словно приблизилась, а затем растянулась во всю ширь.

– Ба-а-а, враги показались! – протянул Жора с недовольным видом бабушки, что, наконец, увидела загулявшихся внуков. – Ну и где мы пропадали?

Протерев подозрительную трубу, Карасёв вновь приник к окуляру. И рот открыл от удивления.

Хоть и потрепало армию Порукана, теперь Карасёв видел, что придётся иметь дело с превосходящими силами. И откуда же только столько чёрных воинов взялось? Во весь горизонт растянулось страшное войско. А вспышка – то был отблеск магического пламени Порукана. Он может не только жёлтый и красный огонь творить, но и белый, а может даже и синий. И чем горячее пламя, тем холоднее оттенок отблеска.

То, что мелькнуло в небе и вовсе на пламя не походило. Но Жора знал, что такое электрическая дуга. И горячее пламени она в десятки раз. Она не обжигает, как огонь, но плавит металл. Тут и доспехами не защитишься.

Не застали врасплох Порукана, успел подготовиться. Кто его знает, что чёрный маг ещё приготовил? Чая с ним в походной палатке не пили.

– Враг на горизонте! Собраться! Построиться! – изо всех сил прокричал Жора.

Этот возглас подхватили оба полковника, затем майоры, капитаны, и прочие младшие офицеры.

Солдаты спешно дожёвывали сотворённые Карасёвым бутерброды, и хватали оружие по сумкам, потянулись к саням облачаться в доспехи.

За несколько недель похода настолько привыкли просто идти, что шли налегке, переложив часть поклажи на сани «на радость» тягловым коням или на санки, что были при каждом солдате. Такими Марк в дорогу снабдил. Жаль только, на ровных полях особо с горок не покатаешься. Да и солдаты с санками выглядят не так устрашающе, но удобно же! Положил доспехи в сумку, привязал и кати. А не иди в них и мёрзни.

Вот только теперь развязывали пальцы заледеневшие тесёмки, верёвки, отстёгивали ремни. Суетились солдаты, но никак не могли подтянуть стягу и встать в приличный строй. Центр ещё найти надо. Одним возвращаться, другим догонять.

Гомон, неразбериха.

– Куда только разведчики смотрели? – буркнул Жора, не в силах с ходу обнаружить ответственных за разведку. Одно хорошо – дезертиров нет.

Некуда бежать от провизии. А с собой в дорогу много не напасёшь. С голодухи всё в один присест уйдёт.

– И что делать будем? – спросил Сервис, успевший сорвать голос, пока строил и подгонял солдат.

– Как что? – удивился Жора, глядя и как Федюн подтягивается. – Воевать будем. Согреемся хоть. Где там Феодора? Передайте ей кофе, пожалуйста!

– Да она тогда тут всё разнесёт, – прикинул алый полковник.

– Вот и хорошо, – отмахнулся Жора. – Только к передовой пусть поближе подтянется. А то чего это мы одни страдаем?

– Думаешь, это хорошая идея? В ней гнева и так по уши!

– Лучшая из тех, что есть, – ответил и прекратил все попытки к спору Георгий, что мечтал получить кликуху Победоносец.

– Точно, точно! – подтвердил Сервис. – Пусть выдвигается на ближнюю позицию и проявит свой гнев как следует!

Федюн подхватил бидон с бодрящим напитком и поспешил к своей избраннице, отметив только друзьям:

– О, это она умеет… Лишь бы вся округа не пострадала. Берегите уши, господа! Дама среди нас одна, но зато КАКАЯ.

Жора прикусил обветренную губу. Да уж, второй такой бы точно не выдержали.