Глава 7 - Научные изыскания
Иногда хочется поработать. Штука не то, чтобы заразная, но мозг разгоняется, как процессор в силу многозадачности. И просто нужно что-то делать! Вот и на Ушакова находило такое наваждение раз-два в неделю. А то и чаще. Ведь за одно дело возьмёшься, пока не закончишь – не до отдыха. А тут уже другое дело назревает.
Далеко ещё миру до совершенства, приходится дорабатывать. Иначе и не получится. Развитие – это постоянный процесс, новые витки цивилизации по всем фронтам. Только остановишься – так сразу упадок наступит, Тёмный век, а то и назад, в пещеры. А если очень назад, то и на деревья. А деревьев в этом мире не то, чтобы много. Всем не хватит.
Ушаков это из школьного курса по истории знал и местной географии. Всё вспоминал то древних греков, то империи Священные и не очень. Всегда приходил к выводу, что останавливать прогресс нельзя, сразу регресс последует, варвары набегут. Старался он изо всех сил развитие поддерживать. А то что потом с этими варварами делать? Этого они в школе не проходили.
Без постоянного прогресса тут и не выжить. Людям всё время что-то требуется. То с трубами канализационными достанут. Ну, тут дело нужное. Вывел в море – и делов-то. А недостаток камня компенсировал тем, что дозорные вышки разобрал. Карасёв вернётся – новые построит. То реформу местного самоуправления хотят.
Начал Марк вспоминать, как там в феодальной Европе дела обстояли с этим? Много думал, но ничего путного так и не надумал. Только то, что вся эта феодальная система запросто и к феодальной раздробленности привести может. И будут князья с графами воевать. А оно им надо?
Но народ недвусмысленно намекал, что сверху бы неплохо систему самоуправления реформировать. Чтоб бардака всякого не развелось.
Тут Марк тоже историю вспомнил, только уже совсем другую. Заморачиваться не стал и внедрил по быстренькому однопартийность. С руководящей рукой партии, разумеется. Второй всё равно нет. А так хоть представителей себе насобирают по округе, на партийных и беспартийных поделятся и на том успокоятся.
Только выходило из всего этого, что члены Триумвирата теперь никакие не короли вовсе. Потому что в эпоху руководящей роли партии никаких королей уже в помине быть не должно, а то свергнут.
Ну, подумаешь, не короли теперь больше. Всё равно все при деле. Так кому какое дело? Хотел императорами, правда, стать, но вспомнил, что все великие империи рано или поздно разваливались. А «председатель партии», «первый секретарь» и «первый министр внутренних и внешних дел» тоже звучит.
Хоть о новой должности Жора узнает постфактум, по триумфальному возвращению.
Да только всё время чего-то нового требовали от Ушакова. Перемены, даже если они к лучшему, волнения у народа вызывают. Повадились во дворец ходить, как к себе домой. А однажды целую делегацию снарядили. И детишек с собой привели. Чтоб без присмотра не болтались.
Выловили просители бывшего короля-мага, а теперь мага-председателя, едва тот из лаборатории показался, и давай галдеть, да требования свои излагать. Да только непонятно ничего. Потому что говорят все одновременно.
От обилия голосов у Марка голова закипела сильнее, чем от научных мыслей. Он понимал, что всем от него что-то нужно, но можно же хотя бы очередь соблюдать.
Тут новатор не выдержал и заорал во всё горло:
– Прошу соблюдать тишину! И очередь. Или вы что…в хаос хотите наступить?
Голос ничуть не хуже, чем у Карасёва прорезался, командирский. Командовать не только военными надо, но иногда и гражданскими требуется.
В хаосе пачкаться никто, конечно, не хотел. Делегация смолкла, так тут же вопрошающе уставилась на Ушакова.
Тот потряс головой, чтоб от звона в ушах избавиться и добавил:
– А теперь ещё раз. Помедленнее и в порядке очереди. Вот ты, человек с приятным лицом. Начинай.
– Дворец хотим, – заговорил один из делегатов.
Ушаков удивлённо вытаращил глаза. На дворец покушаются? Это что ж получается, не успели новый строй установить, как тут же революционеры подоспели?
– Не себя ради, – произнёс второй, увидев реакцию правителя. – Детишкам… хотя бы.
– Для подрастающего поколения требуется, – поднял третий над головой мальчишку лет семи и потряс ребёнком, как знаменем. – Всё ради них! Горемычных.
– Дворец пионеров надобно, – заговорил четвертый. – Звучит же красиво. А где красота, там и стремление. К большему.
Марк выдохнул, революция, значит, отменятся. Дворец отбирать не собираются. И откуда только про дворец пионеров прознали? Ташкина, что ли, проболталась? А, может, и сам он ляпнул чего. Люди такие выдумщики, когда умнеют.
Но раз для пионеров дворец затребовали, значит, приживается новый порядок. По нарастающей идёт.
Всё-то мало людям, что упорно начали называть его товарищем. Теперь дворец им подавай под пионеров. И для прочих культурно-массовых мероприятий детям и иным возрастам для всякого прочего воспитания. Чтобы во взрослые заведения не лезли и не докучали партийным, пока те партию развивают.
– Одного дворца мало, что ли? – возмутился на такие глупости Ушаков, всё пытаясь настроиться на рабоче-научный лад и отстраниться от делегатов. – Так берите этот, королевский. Для детей не жалко. А мы всё равно только три-четыре комнаты используем из двух десятков. А пыль копится. Тётушке Бони одной убираться грустно. Пусть лучше дети в галстуках со швабрами бегают, убираются под её руководством. И песни распевают попутно. Будет чисто и весело.
С тех пор, как начал кампанию Карасёв и отбыл за ворота с важным видом, Марк трудился каждый день. И никто даже не допытывался, кроме Настеньки, что он тут творит.
Работа в тылу вроде как. Невидимая, но не менее важная, чем на передовой.
Блондинка только отмечала, что бешенным он становился, когда сильно заработается. А всё от усталости. Слова ему не скажи.
А Лира добавляла – «не бешеным, а загадочным» и томно вздыхала.
А как по мнению прочих жителей Алого, то себе на уме их третий правитель. Изъясняется непонятно, суетится и постоянно торопится. С такого хоть дворец отжать. Для науки много комнат не требуется. В каморке посидит.
После такой постановки вопроса, на первый съезд партии от народа Марк не пришёл, а прибежал. Даже можно сказать, влетел. Если б Настя не позаботилась о его внешнем виде, явился бы всё в той же футболке, в которой работал в лаборатории.
Но Ташкина быстренько успела соорудить ему более-менее приличный костюм на входе.
Ушаков прошёл к трибуне и, не дожидаясь вопрос от народа, начал вещать о канализации:
– Проблема сточных вод решена, товарищи. За счёт разобранных башен удалось удлинить канализацию до самого моря. Так что можете теперь не беспокоиться о богатом внутреннем мире. Никаких больше засоров в голове и наяву. А башни первый министр внутренних и внешних дел Карасёв вам новые построит. Ещё лучше прежних. Всё под контролем, товарищи.
– А… ежели море засорится? – послышался робкий голос из народа.
– Как оно засориться-то? Это ж море! Всё человечество старалось, старалось, засорить не смогло. А вы тут решили одним городом справится?
Всё затихли, обдумывая.
«Эх. Темнота», – хотел добавить Марк, но не стал. Потому что сам задумался, вдруг, и впрямь, засорится?
Надо бы какие-нибудь очистные сооружения соорудить. Но мысли его прыгали как бешеные блохи с одной собаки на другую. Одна тема сменяла другую, а речь не поспевала за скоростью мысли.
– Научные изыскания прежде всего, товарищи. Чем я сейчас и занимаюсь. Важна и физика, и химия… Эх, не зря нас в школе учили, – он почесал чернявую макушку и… потерял мысль, оттого в речи образовалась пауза. – В общем, вы поняли, что дело наше правое. А мне пора.
– Как это пора? – вполголоса возмутилась Ташкина.
– О трубах я отчитался, а наука не ждёт. Так что дальше сама как-нибудь. Евровиденье им устрой или брюки заузь. Не знаю.
Из зала посыпались вопросы. Опять не в порядке очереди. И как на них всех сразу ответить-то? Ушаков ещё немного подумал и решил, что не его это – с народом общаться. Для этого блондинка есть. А он весь в труде и в науке. Отвык от живого общения.
Настенька едва слово о росте экономики вымолвить успела, как Марк слинял в лабораторию. Пришлось Ташкиной одной отдуваться. Но в экономике она не так много понимала, знала только, что растёт она, эта экономика. Прям как Филя, не по дням, а по часам. И что число рабочих мест увеличилось. А это что, значит? Что рабочим нужна новая экипировка. Выходит, надо моду новую вводить на штаны с большими карманами. А что, рабочему человеку всегда при себе инструмент всякий иметь нужно. Да и прогресс, он во всём должен быть. В том числе и в штанах.
Ушаков же ответить на вопросы населения никак не успевал. Деятельность в нём бурная кипела. А что им ответить? Долгие они. А мозг его работает быстрее, чем язык, вот и не может выразить всего, что надумать успел. И днём работает, и ночью. Всё на благо народа. Потом поймут. И вообще, главное – дело, а не разговорчики.
В редкие моменты наедине, Ташкина всегда строила капризные рожицы однокласснику, но внутри всё-таки восхищалась чернявым. Ей казалось, что за суетливостью его мыслительного процесса кроется истинный гений. Это снаружи – дурак дураком. Для маскировки, значит. А внутри под черепушкой уже крутятся схемы аккумуляторов, соединяет что-то проводами, током бьёт тех, кто особо сильно докучает. Сама бы она, может, до этого и не додумалась, но ей Лира всё в подробностях объяснила, что там в голове у Марка творится. И Настя с ней соглашалась, потому как подруга всё-таки.
Задумавшись о непостижимом разуме Ушакова, Настенька не заметила, как съела очередной объект его экспериментов. Хот-дог по рецепту Карасёва, то есть. Правда не с неба он падал, а со сковородки кухарки на тарелку и спокойненько себе там возлежал до её прихода в лабораторию. И требовалось для него мясо, мука, подсолнечное масло и прочие ингредиенты для приготовления, а не «пальцами щёлкнуть».
Марк, заметив потерю, затянул привычную волынку:
– Ну, Настя-я-я.
«Ипостась эмо», – подумала блондинка, а вслух спросила:
– И чего ты тут делаешь на этот раз? Партия порекомендовала тебе отчитываться о достижениях, чтобы массе потом проще было объяснять их смысл и строить новые цели. Без цели мы теперь никуда.
– Да так… – неопределённо пожал плечами Ушаков, а потом вдруг подхватил блондинку под руку. – Идём, покажу.
Он уже успел забыть, для чего ему нужен был экспериментальный хот-дог и вёл Ташкину вверх по лестнице. На самую крышу.
Крыша дворца правителей, что хоть и стал дворцом пионеров по совместительству – всё же осталась отличной обзорной площадкой. Только смотрел Ушаков не на округу, а на россыпь звёзд в небе. Крупные и яркие они. А всего-то и стоило, что пару-тройку месяцев без гаджетов «на природе» пожить. Прозрел.
Луна только маленькая. И это напомнило, что в далёком прошлом они оставили свою «современность». Двадцать первый век, то есть. А какой сейчас, сороковой или сотый, сразу и не скажешь. Замерять надо. А ему ещё отчёты писать. Некогда.
Насколько далеко от понятия «сегодня» они, никто уже и не скажет. Другой мир. Другие правила. Принимай или Порукан пожжёт.
– Думаю, – не отводя взгляда от ночного неба, ответил Марк. – Сможем ли мы человека в космос запустить?
– Зачем? – поперхнулась Настенька. – Ты офигел, что ли? Приложение мне, значит, пукающее создать не можешь, а туда же, в космос захотел? Зачем? Там же холодно! И темно! А ну луне вообще дышать нечем. На Марсе, правда, картошку можно вырастить. Но мы и здесь с этим справимся.
В космос ей совсем не хотелось. Там платье толком не переодеть. Радиация опять же. Что ей теперь противорадиационные платья придумывать? И шляпы, что за неё дышать будут?
– Ну, интересно же, – заметил Ушаков. – Или спутник запустить надо. Пусть себе летает. Чего нам жалко, что ли?
– Как ты его запустишь без топлива? Ракетой?
– Я бы с рогатки большой начал. Но придётся искать руку, что сможет её натянуть достаточно, чтобы гравитацию земную преодолеть. Так что лучше с ракеты начать. Они понадёжнее будут. Но мои химические, физические и прочие научно-конструкторские бюро безнадёжно отстают. Мы лампочку то первую с трудом зажгли. Тяжело мне, Нась. Понимаешь? Я головой уже там, колонизирую. А они тут ещё в галошах ходят, чтобы хаос не наступить.
– Так удобней по весенним лужам, чем в валенках! – заметила блондинка, но даже посочувствовала, языком поцокав. – Ты бы лучше о земных делах думал, бестолковый. У нас военная кампания в самом разгаре. Даже я это слово уже без ошибок произношу. А ты о кренделях космических мечтаешь. Ты мир во всём мире сначала обеспечь. А потом умничай на ровне со всеми, когда сами попросят.
Ушаков разозлился. Ни о каких кренделях он не мечтал, он о прогрессе помышлял научном. И вообще, можно и космические войска создать, и прямо оттуда атаковать Чёрное Королевство ковровой орбитальной бомбардировкой. Но ничего этого блондинке он объяснять не стал. Не поверит же, засмеёт. А ему это не нужно. Он развивать, строить и прогрессировать желает, а не деградировать, разрушать и доминировать над сирыми и убогими.
Кто их теми сирыми и убогими сделал, в конце концов?
Ну, ничего, Сергею Королёву тоже никто не верил. И Константину Циолковскому, тем более. Вокруг только гужевые повозки были в основном, когда те мыслью уже за пределы Солнечной системы улетали. И чего он теперь повторить не сможет? Главное… вспомнить, чего там в школе той бестолковой говорили, пока он резинкой пулялся и сообщения писал под партой.
– А ты, вообще, чего пришла? – понял вдруг Марк, что не одинок, точнее, забыл, что сам её на крышу притащил. Он повернулся к Настеньке и взглянул так, что на секунду подруге стало стыдно за ловко нейтрализованный хот-дог. С другой стороны, если с неба на землю не будет его опускать, то совсем сядет в свой дирижабль, и улетит. А так хоть иногда и к земным думам возвращается.
С другой стороны – чего ему жалко, что ли? Пусть учится синтезировать. Бормочет, гад, вслух всякую ересь, а она потом запоминает, повторяет слова новые.
– Микроскоп мне нужен, – выпалила первое, что пришло в голову Настя. – Хороший, электронный. Сможешь?
– Это зачем ещё?
– Ну… Лира просила.
– Лира? – прищурился одноклассник.
– Ну… она хочет чем-то с тобой заниматься, понимаешь? – сделала чёткую подсказку блондинка. – Фигню всякую рассматривать, например.
Ушаков ухмыльнулся, упер руки в бока и произнёс:
– Так-так, чего-то ты мне не договариваешь. С каких пор вас микробы интересуют?
Или оружие бактериологическое разрабатывать будем?
– Да нет же! – нетерпеливо взмахнула руками Настенька, поражаясь мужской бестолковости.
Всё-то ему объяснять надо. А у неё и так дел по горло. За Филей ухаживать, например. Скучно ему в противопожарном сарае одному.
– Всё-то вам всем объяснять надо, мальчикам. Если где-то прибыло, значит, где-то убыло. Вот, откуда ты технику берёшь?
Марк почесал макушку, нахмурился и произнёс:
– Ты про магию или так? Ну, тогда из головы. Само как-то получается.
– Вот именно, само. Да не само! – попыталась зайти издалека Настенька. – А чувства тогда откуда возникают?
– Мне-то откуда знать? – возмутился Ушаков. – Чувства – они ведь не материя. Из ниоткуда не берутся, но в чём их природа? На атомы не разберёшь.
– Ну, ты же сам говорил! – возмутилась Настенька твердолобости одноклассника. – Что, если ты танк притащишь, где-то танк должен пропасть. Закон сохранения энергии, всё-такое.
– Ну, говорил, и что? – попытался разложить всё по полочкам Марк.
На что это она там намекает? Что проговорился? Так это дело поправимое. Теория, гипотеза, а то и научная проблематика называется.
– А закон сохранения чувств вывести не можешь? – прищурилась Настенька. – Чтобы не пропадали, а только разгорались. Или пока танк на голову не упадёт, ничего не поймёшь?
«А, ну теперь всё ясно. Голову мне дурить пришла. От работы отвлекать», – подумал про себя Ушаков и сделал вид, будто всё понял.
– Я всё понял… А микроскоп-то тебе зачем?
– Да ничего ты так и не понял! – вскипела Настенька. – Тебе картинку, что ли, нарисовать?
– Ну, нарисуй, – пожал плечами Ушаков.
Ташкина покрутила головой, но ничего подходящего для рисования не нашла. Нет, были б хотя бы мелки у неё, можно было бы и на каменном полу чего изобразить. Потому блондинка, так ничего и не объяснив, начала спуск со смотровой площадки. Только хитрым взглядом Марка за собой поманила.
Намёк Ушаков понял и последовал за Настей. Ребята спустились со смотровой площадки и направились обратно в рабочий кабинет Ушакова. Марк по пути крепко задумался, что же имела ввиду Ташкина?
Всё-таки куда приятнее воспринимать магию как чудо, а не пытаться всё это объяснить какими-то законами, формулами. Чудеса своей математикой он объяснить не мог, хоть и пытался. Только мозг кипеть начал. А тут ещё чувства какие-то по формулам разложить?
«Нарисовать уравнение, что ли, хочет?» – подумал Марк, когда ребята зашли в кабинет.
Но Настя, подойдя к столу и взяв карандаш, написала самую простую, до боли обидную формулу своими словами. В то же время такую понятную, что хоть зубами скрипи.
«Марк + Лира = любовь».
Ушаков взял в руки лист бумаги, ещё раз перечитал написанное Ташкиной уравнение. Пальцы вдруг стали влажными, смяли уголок листа. Он покрутил бумажку в руках, будто на обратной стороне могло пояснение появиться. Но надпись на листке была только одна.
Парня бросило в жар от осознания того, что не сама это Настенька придумала. Одно дело там, в прошлой жизни писать всякие глупости на школьной доске. Тогда он и сам мог так пошутить. Но теперь всё иначе. По-настоящему.
Да и Настя с Лирой ведь подруги, зачем бы ей такое выдумывать? Незачем. Тогда значить это могло лишь одно – Лира сама хотела это написать. Да только застенчивость ей помешала. Вот и попросила подругу.
Отсюда и все разговоры с микроскопом в придачу.
Марк перестал сминать лист. Наоборот, положил на стол и разгладил. Заламинировать бы. На Ташкину взгляд поднять опасался. Почему-то в голову лезли дурацкие мысли. Вдруг она сейчас рассмеётся и скажет: «А, повёлся?!». И Лира тоже будет смеяться… обязательно будет. Как иначе?
От этих мыслей ему дышать трудно стало.
– Эй, – тронула его за плечо Ташкина. – Ты чего? Подавился, что ли?
Она даже похлопала его по спине.
– Н-нет, – помотал головой Марк, отгоняя мысли. – Микроскоп… – он нервно сглотнул. – …сейчас сделаю. Как думаешь, ей понравится растровый?
– Ой, да нормального ты роста, балбес.
– А всё же?
– Я знаю, что ромашки ей нравятся, – ответила Настенька, так и не поняв, что значит «растровый»? Вот, не мог нормальным словом выразиться? Сама она для Ушакова всё готова была объяснить, если он в чём-то не разбирался. – Это такие беленькие цветочки с жёлтой серединкой, – охотно пояснила она.
– Да знаю я, – обиженно буркнул Ушаков. – Не дурак, хоть и не король уже. И не какой-нибудь, ха-ха, император.
Настя хмыкнула и пожала плечами. Ну, чего обижаться? Она ведь как лучше хотела, а не на рост его пенять. Без короны, конечно, поменьше. Но с другой стороны, шея не так устаёт. Думает больше. А не только кажется.
– Ну, делай тогда, – произнесла девушка и вышла из кабинета.
– Сделаю, – запоздало ответил Марк. – Самый лучший сделаю. И с ромашками…
Он вдруг понял, что говорил с закрытой дверью. Вот она – рассеянность. Но рассудил, что так даже лучше.
Так, успокоиться, сосредоточиться. Вот что нужно, что требовалось, так будет верно. С ипостасями своими разобраться, усмирить обеих, чтоб работать не мешали. А то бы ещё и Ташкину усмирять пришлось. Любит она советы давать. Вот только, некоторые вещи следует делать именно самому. Без помощников. Ромашки, например, на микроскопах рисовать.
– Тьфу, да какие ромашки? Соберись, тряпка! – пробубнил Марк сам себе.
Ушаков уселся за стол и принялся чертить. Он хотел не стырить где-нибудь образец, а именно сам создать самый совершенный микроскоп, в который можно будет рассмотреть мельчайшие частицы. Чтоб даже атомы Лира могла разглядеть.
Улыбнулся, представляя, как будет рассказывать ей об этих маленьких частицах, и о том, что всё из них состоит. И как Лире понравится весь этот микроскопический мир. И она будет смотреть на самого Ушакова с восхищением. Целую вселенную открыл! Микро.
Карандаш будто сам выводил линию на бумаге. Марк даже глаза мечтательно прикрыл. А когда, наконец, глянул на чертёж, увидел ромашки.
Такого с ним никогда ещё не случалось.
– Что ж это делается-то? – пробормотал он и попытался снова начертить схематическое изображение микроскопа. Теперь уже с открытыми глазами.
В этот раз получилось лучше. Он нарисовал пучок электронов, облучающий поверхность рассматриваемого объекта. Линия вышла слишком толстой, хотя её невооружённым глазом и не разглядеть. Да и вооружённым – тоже.
Но это ведь не значит, что её совсем рисовать не надо.
«Прям, как магия», – подумал Ушаков. – «Никто её не видит, а она есть». Ему пришла в голову мысль, а можно ли в микроскоп разглядеть магию? Ну, или хотя бы процесс создания какой-нибудь вещи. Вдруг это какую-нибудь тайну приоткроет да чего-нибудь объяснит?
Полезную всё-таки штуку пожелала Лира. Такой аппарат и самому пригодиться, подумал Марк и принялся изобретать и совершенствовать прототипы, ещё сильнее напрягая мозги, едва не до кипения их доводя.
В кабинете вдруг раздался треск, будто бы молния в дерево ударила. Но нет, это всего лишь соседний стол захрустел. А всё потому, что сверху на него обрушился огромный электронный микроскоп. То был не просто микроскоп, а целая лабораторная установка.
– Во дела… – восхищённо выдохнул Марк, разглядывая белый металлический корпус устройства.
Одна беда – он понятия не имел, как этим аппаратом пользоваться.
Но Ушаков верил в себя, что важно для учёного. Захочет и обязательно разберётся. Инструкцию бы только найти. Ну, или написать. А там и Лиру непременно научит. Только чуть позже. Отношения – это всегда сложно. Гораздо сложнее, чем наука. А вот с наукой он на короткой ноге.
Пришлось признать, что права Ташкина. Есть вещи посложнее науки. Но, как ни странно, именно в них блондинка разбиралась лучше него. Ни физика, ни математика ему здесь не поможет, хоть все учебники мира изучи. Почему вдруг пульс ускоряется? Почему вдруг дышать становится трудно, когда воздуха достаточно? Что это, если не такая же магия? Ведь тоже от силы мысли зависит. И хотелось бы объяснение найти, по-научному, как привык…
Только в сторону научные изыскания. Пока ему нужно выполнить ещё одно важное дело. Не нарисовать, но раздобыть ромашки. Их он, к сожалению, наколдовать никак не мог. А девушки так любят цветы.
Марк сам не заметил, как оказался на улице. Он нахмурился и снова посмотрел на небо, улыбнулся.
– Ладно, завтра займусь.