Глава 4 - Второй смертный грех

Обжорство на морозе – полбеды. Тут уж никакой благодетели в лице умеренности не надо. К гадалке не ходи. Только деньги зря потратишь. Всё равно скажет, что тело так бодро калории сжигает, что на холоде всё лишнее само сгорит в два счёта. Или три. Тут уж от фактуры тела зависит и метаболизма. Карасёв лишним весом не страдал. Разве что щёки стали постоянно розовыми и оттого казались больше. Но то лишь игра света и тени. Аппетит в походе отменный, но ел он как не в себя на свежем воздухе. Оттого лишний вес не прибавлялся.

Но вместе с обширными физическими упражнениями в виде скачки на лошади, суетой с кострами, бесконечными смотрами и разбирательством всяких мелких вопросов в походе, вроде «кто на кого не так посмотрел и за это больно получил по лицу снежком», складывался обратный эффект – усталость.

Отсюда развивалась леность. Вторая половина беды!

Проще говоря, Жоре было та-а-ак лень что-то делать, хоть палками подгоняй.

Вроде бы только прилёг, только посмотрел на потолок шатра, накрылся одеялом по самый лоб, чтобы его не видеть, а уже Сервис в бок толкает, бормочет что-то.

– Ваше величество, утро уже. Завтрак… будет?

Какая-то неправильная прислуга, если подумать. Вместо того чтобы подавать кушанья, они все ждали провизии лишь от него. Хорошо хоть умыться тазик талой воды приносят и о здравии справляются.

– Сервис, пойди вон, – сонно пробормотал один из трех правителей Триумвирата, позаимствовав фразочку из классической литературы. Жора тут самый военный, а потому самый важный и ответственный, а они, видите ли, в бок толкать изволят.

Самый-самый, если подумать. Ведь в то время как двое других отсыпались наверняка до обеда и ложились за полночь, он тут за всех отдувался по строгому распорядку дня. Потому что диагноз такой глупый и бескомпромиссный – «герой», обязывает творить не то, что хочешь, а то, что ждут, требуют. И вообще – надо.

– Никак не могу, ваше величество, – напомнил о себе полковник. – Поход, знаете ли. Всегда должен быть рядом.

Жора сонно кинул в него сапогом, что стоял у походной раскладушки. Удобные Ушаков придумал переносные лежаки, ничего не скажешь. На четверть армии наклепал, офицерских и для раненых там всяких. Словно не за победой идут, а поболеть и пострадать на морозе. Даже матрасами снабдил тонкими, чтобы к металлу конструкций не приморозиться случайно во время сна. А то как потом вставать? Вместе с раскладушкой, что ли?

С трудом Карасёв повернулся на бок. В глазах песок. Вроде вообще не спал. И так его эта усталость доконала, что едва в новый смертный грех не скатился. Лень! Она же – леность, если по взросло-научному.

Как с ней бороться? Усердием? Да к чёрту это усердие. Ведь может издать один приказ – «стоим до обеда». И дальше спать – сны всякие интересные досматривать.

Но нельзя до обеда стоять. Вот что точно знал Карасёв. Перемерзнут все, голодненькие. И конец кампании. А всякий кто на лыжах рядом проходить потом будет, вздохнут, сделают фотографию с застывшими статуями и только потеплее в шарф закутается, да домой пойдёт. В тепло.

А может быть, даже памятник поставят. Чтобы помнили, что от лени в поле все погибли.

Ни обязательства, ни воля, ни обострённое чувство справедливости не заставляли подниматься Карасёва с постели. Но нечто коварное, подлое и почти внутривенное всё же принуждало его продирать глаза и отлепляться от матраса. Понимания он этому чувству пока не находил. Только имя одно на губы постоянно наворачивалось – Анастасия. А эпитеты к нему всякие разные за день прилетали. От Красивой до Загадочной.

Закроет Жора глаза – всё, она рядом стоит во весь рост. Хохочет чего-то, улыбается.

Потому полководец поднимался, тянулся, стучал по подушке в гневе и отрицании, зевал так, что рот разрывался от напряга, и затем начинал одеваться.

Добровольно-принудительный подъём.

В шатре печка-буржуйка переносная, и горит всю ночь напролёт, выводя трубой газы наружу, и теплее, чем на улице, но долго ли то тепло будет держать полог? Ткань против отрицательных температур безнадёжно проигрывает. Хоть избу ставь. С брёвнами в локоть толщиной. Или в два-три кирпича. Тогда – да, можно и на севере на постой встать. А так – видимость уюта одна, зыбкая и ненадёжная.

– Проклятое Чёрное Королевство! Порукан, чтобы тебе пусто было! – заявил Жора, в очередной раз не выспавшись. Посмотрел на откинутый полог, откуда проникал ветер, забирая последнее тепло. – Сервис? Куда ты там делся? Наших полковников сапогами не взять. Что там ещё обычно бабушки бурчат?

– Не могу знать, ваше величество, – ответил Сервис, вернувшись с мороза с охапкой дров – и где только раздобыл? Подложил в печку на алые угли, снял перчатку и протянул руку к возобновившемуся огню в металлической печурке. Пальцы совсем не ощущали тепла, только кожу как иглами покалывало. – Нет у меня бабушки. Говорят, дожила до почтенного возраста. Да так и сгинула в свои… тридцать лет. А мне уже самому почти тридцать. Стар я для этого мира, поди, последний мой поход.

Жора хмыкнул. Неважно у них тут с долгожительством… было. Пока медицину на новый уровень не подняли с «почеши и всё пройдёт» до «какой подорожник? Это гангрена!». Марк вроде бы даже подходил к созданию первых таблеток. Но пока те больше глюкозки сплошь из сахара напоминали, сиропом политые. Пользы никакой, зато вкусненько.

Карасёв снова зевнул и только отмахнулся от новых проблем. Окончательно одевшись, создал себе первым кружку горячего какао, и не спешил вставать с постели. Так и сидел, закутанный в одеяло.

– Да ну вас с вашими родословными. Какой цвет сегодня в дозоре был?

– Жёлтый.

– А может смежную разведроту сделаем? – прикинул верховный главнокомандующий. – Пусть гуляют все вместе у границы, анекдоты травят.

– Тогда это пляска радуги будет, – прикинул и полковник. – А какая радуга зимой? Нас же за тридевять земель заметят. А так один цвет, что блики в глазах, когда всё бело. Авось, не заметят.

Вроде прав полковник, а вроде и нет. Но такая лень думать, в чём именно нет.

– Ладно, так что там по разведке?

– Снег кругом, вот и весь ответ, – ответил тихо охрипший полковник. – И ведьма эта зимняя снова не в духе с самого утра. Ухи – что две сосулины уже у всех. Изведёт она нам всю армию так, вот моё мнение. Лучше бы без неё пошли. По земле обугленной, но не снежной.

Жора посмотрел, как на ладонь из ничего, прямо из воздуха, волшебным, а то и магическим образом падает зефирка, хмыкнул:

– Откуда вообще у вас эта магия взялась?

– История королей-магов интересует? – отвернулся от нового огня усатый со-предводитель похода.

– Да каких королей? – возмутился Жора и создал ему кружку горячего кофе. Впервые за поход решился создать смесь. – Вся магия, в целом. Откуда она? Какова её природа?

– Так всегда так было, – ответил Сервис, пожав плечами. Новый терпкий напиток ему не понравился, плеваться начал, считая, что «фельдмаршал, дары приносящий», не в духе. Потому травит.

– Ты чего делаешь? – не одобрил этого поступка Жора.

– Так горечь же! – высказался второй начальник войск, предпочитающий обитать не в своём персональном шатре, а к Карасёву поближе.

Уж очень ему печка с дополнениями нравилась. А это дополнение рыжее то шоколадку подкинет, то пряником снабдит на прикуску. – Что тут, полынь какая?

– Какая полынь, дурилка усатая? Давай сахара добавлю! – ответил Карасёв и в кружку посыпался белый порошок. Молотый сахар, она же пудра, быстрее растворится, хоть пальцем мешай, хоть кружкой вращай.

Полковник недоверчиво заглянул в кружку. Напиток сам подозрительно чёрный, а сверху белым засыпало, закрутило, словно как и земли чёрного королевства завалило снегом. Неприятные ассоциации с напитком возникли, тревожные.

Но Сервис никогда трусом не был. Сделал глоток. Потом ещё один. И ещё. Распробовал кофе с сахаром. И ощутил, как сила его наполняет так, что аж волосы зашевелились. Того и гляди подшлемник сползёт. Энергия в теле так и забурлила.

– Так это же чудо-напиток! – заявил он, вскоре бегая вокруг шатра козлёночком горным и заявляя надменно. – Раздать бы всем солдатам бочками. А с кофе мы до Порукана к вечеру дойдём! Где бы он ни был!

Жора пожал плечами. Кофе и кофе. Почему бы и нет? Кофе – мужского рода, значит, мужик. С ним можно в разведку.

Правда, зубы точит. Но ничего, стоматология первая вроде бы даже в Алом появилась. Бока без бурмашины, но кресло в наклоне уже есть и подсветка, щипцами, опять же, зубы рвать уже умеют. А кузнецы-литейщики даже первые прототипы новых зубов отливают. Из железа.

Марк только поправил, что из ржавеющего нельзя, нержавейка нужна. Да и из свинца делать не следует. Не то и до тридцати не доживут. Ну а что отучил молотками зубы забивать и скальпели с ручными дрелями выделил – так тут много ума для модернизации медицины не надо. Уже почти как в районной поликлинике. Только талонов не хватает.

Приободрённый какао, Жора вышел на улицы и обеспечил всех сладким кофе из бочек. Солдаты подходили кто с черпаками, кто с кружками, привыкнув пробовать всякую вкусноту от правителя. Что свои, что чужие.

А иные дегустаторы и из котелков хлебали как не в себя.

– А давай наперегонки! – вдруг донесся чей-то задорный возглас до ушей Жоры.

Карасёв пошарил взглядом по войску. Кто это там такой спортивные состязания затеял. Его взгляду открылась страннейшая картина. Воин в оранжевом плаще бегал вокруг лошади и подталкивал её под круп.

– Ну, чего стоишь? Давай наперегонки! Галопом! – и сам солдат начал гарцевать, аки конь.

Жора невольно улыбнулся, но такое веселье следовало пресекать. Это уже не веселье, а дурь какая-то. А с одуревшим войском много не навоюешь. Дурь она ж всех гробит, своих и чужих.

– Отставить перегонки! – громко крикнул он. Всё-таки выработал командный голос. Хоть и с хрипотцой от постоянного холода. Но солдаты его слышали, а главное, слушали.

Ошалевший от кофе воин как раз пытался сунуть в морду коню кружку с тонизирующим напитком. Да уж, слишком уж сильно оказалось бодрящее действие напитка на непривыкшие к нему организмы. Пришлось ввести ограничение – не больше двух кружек в одни руки.

– Много энергии вредно, – отметил Карасёв. – Сразу дурость становится видна. А зачем нам дурость в походе? До боя, чур, не показывать! Как с врагом в рукопашной сойдёмся, там и дурите, как хотите. Лишь бы победили. Не ради поражения же мы сюда запёрлись! Чай с кофе я и дома могу попить.

Через треть часа многие солдаты действительно стали собираться бодрее, силы свои проявлять и скорости новые показывать в умении собираться. А когда кофе добралось до Феодоры, на улице даже потеплело. Солнышко выглянуло, ветер стих – почти весна.

Но расслабляться не стоило, и шапки с шарфами снимать – тоже. Нрав у ледяной магини был переменчивый. Никогда не угадаешь, что ей в радость будет, а что выведет из себя так, что закружит ледяными вихрями. Женщина, одним словом. И потому верить потеплению было нельзя. Хотя и очень хотелось.

Закрепляя эффект, Жора даже тёмного шоколада ей в шатёр подбросил. Всё лучше для зубов, чем молочный. Тот хоть и слаще, но сахара много. А визита к стоматологу магини льда Алый мог и не пережить. Да и до Алого ещё как-то доехать надо было. А с зубной болью ледяной магини даже Федюн вряд ли совладал бы.

«Ну её, погубит ещё со страха все урожаи там», – подумал Жора, забираясь в седло и подняв руку в перчатке, заявил. – Ну что, соколики? Теперь и до Порукана рукой подать?

Взревела армия в ответ. И бодро устремилась по заслеженным полям следом за предводителем. С ним и кофе – хоть куда. Оба мужики, что надо.