Глава 3 - Новаторы

Быстро разлетелись по Алому слухи о птице огненной. Столпились люди в центре города, потянулись ко дворцу, чтоб своими глазами посмотреть – так оно вернее будет.

Но феникс, не будь дураком, сделав круг по небу, снова залетел в окно. Прибыл в место, откуда только что вывалился, будучи ещё яйцом.

Настенька первой сообразила, что обратно в покои бежать надо. Погулял птенчик и домой. Она сорвалась с места ещё в тот момент, когда феникс взял прямой курс на окно. Рванула она едва ли не быстрее, чем летела огненная птичка. Надо ж успеть его встретить, а то насмотрится на всякую мебель и прочие предметы интерьера и мамой-папой комод какой-нибудь назовёт, к шкафу привяжется, и со стеллажом подружится.

– Куда это она? – Марк проводил взглядом блондинку и повернулся к Лире.

– Не знаю, но там тоже туда надо, – и подруга рванула следом.

Ушакову ничего не оставалось, как побежать за девушками. И хорошо, что бегали они не так быстро, обеих Марк настиг на лестнице.

– Да куда вы бежите-то? – крикнул он, увидев, как мелькнули впереди светлые локоны. – Что опять стряслось-то?

– Он мою комнату, наверное, гнездом считает, – на бегу предположила Настя, не сбавляя темпа. – Значит, там и жить будет.

– Ну, хорошо, что только комнату, – усмехнулся Марк. – А не твою причёску. Ты бы гнездо ещё завела.

– А ты не завидуй, – фыркнула Ташкина, поправляя лохмы. Тепло стало в городе с уходом Феодоры. Можно и без шапки ходить, лужи везде, тает всё. Отмерзает земля. – Филя – мой! Мне подарили. Значит, и жить будет у меня. Я всегда мечтала о попугайчике. Может, он ещё и разговаривать научится?

– Вообще-то нам подарили! Триумвирату, – подчеркнул Ушаков. – Так что треть дня он и мой тоже.

– Это как?

– Когда не спит. А чтобы понять, сколько спать будет, охрану к нему приставим. Пусть считают. Добровольцев много найдётся поглядеть на чудо. Заодно и сторожат пусть.

– Зачем он тебе? – спросила блондинка. – Всё яркое и блестящее только девочки любят. А ты что задумал?

– Для опытов, – не стал скрывать Ушаков. Всё равно ведь узнают. Разведка у Таши что надо – Лирой зовут. Хочешь – не хочешь, а расскажешь.

Даже когда не спрашивают.

– Я тебе покажу опытов! – насупилась Настенька. – Совсем, что ли? Он же ещё маленький совсем! Как курица, почти. Бройлерная. Правда я не помню, что это значит, но звучит солидно.

– Я… я в хорошем смысле, – оправдался недовольный исследователь королевства, а то уже и Империи. С правлением троих менялось всё быстро. Вроде бы только что были феодалами, затем как-то подозрительно быстро перескочили стадию баронов-графов-князей и сразу стали королями-королевами. А куда выше расти? Выше только императоры. Правда, Ушаков не очень-то понимал, чем империя от королевства отличается. Но император – звучало как-то солиднее. А всякие тонкости, различия – не до того сейчас. Тем более, что и другие не спрашивали.

То, что держать новорождённого феникса в королевских покоях – не самая лучшая идея, Настенька поняла почти сразу. После того, как от взмаха крыла Фили загорелась постель, и дым повалил такой, что хоть целую пожарную бригаду вызывай.

Но до пожарных дело не дошло. У них своих дел полно, нечего огнеборцев отвлекать, когда тут под рукой целый Ушаков.

Не успела Ташкина ему пожаловаться, как тот быстро создал огнетушитель и направил струю прямо на возгорание. Хорошая штука – огнетушитель. Только что языки пламени терзали кровать, как уже пар повалил, а ошмётки пены повисли на потолке, точно сосульки.

– Помогите, пожар! Маркуша-а-а! – голос Настеньки стал слышан с опозданием, когда стихло шипение огнетушителя.

– Ещё пожар? – Ушаков заметил, что в испарениях мелькнуло что-то рыжее, и, на всякий случай, забрызгал пеной всё помещение.

– Филю не потуши! – вскрикнула Настенька, но Феникс хоть и был маленьким, но слыл умным.

Он взлетел в воздух и повис на люстре. От одного его прикосновения вспыхнули свечи. Правда, восковые свечи давно уже на электрические заменили. Электрификация шла в Алом полным ходом. Скоро и на улицах должны были фонари зажечься, да только Ушаков никак проект не мог доработать. То мощности маловато, то столбы некому поставить, раз все деятельные ж в поход ушли. Новатору ещё и новые эксперименты новые в голову лезли. Никак у него руки не доходили до уличного освещения. А в домах уже вовсю пользовались достижениями прогресса.

Но, оказалось, что лампочки не только от электричества вспыхивают, но и от феникса. Несколько, электросвечей, как прозвали их в королевстве, правда, тут же перегорело. Слишком ярко их чудо-птица зажгла. И повезло ещё, что не полопались, забросав спальню осколками, а всего лишь почернели.

– Ничего себе, попугайчик, – выдохнул Марк и опустил огнетушитель.

На шум прибежала тётушка Бони, хотя некоторые называли её Боня. И в том не было ошибки. На то и на другое имя откликалась. За ней прибыли ещё несколько служанок. Все они в руках держали мокрые тряпки и вращали ими, как пропеллерами. Дыма становилось меньше, а шума всё больше. Резвые старушки успевали громко причитать, не прекращая проветривания.

Филя перепугался не на шутку. То ли визга Ташкиной, не то шипения огнетушителя, а может и бабок с тряпками, которых возглавляла тётушка Бони, пока пожар тушили.

Феникс издал гортанный звук, спрыгнул с канделябра и, позабыв про крылья, выбежал из покоев. На своих двоих как-то вернее.

– Филя, ты куда?! – закричала Настенька и рванула следом.

Бегала огненная птица едва ли не быстрее, чем летала. Словно не феникс это, а страус какой-то. Острые когти выбивали из каменных полов искры, от которых хоть солому поджигай. Хорошо, что соломы в коридорах не имелось.

– Филя, вернись! – крикнула девочка.

Феникс будто бы услышал, замер на месте, глазами огненными захлопал. Разве что искры из них не сыпались.

Настя заметила, что крылья птицы стали уже не огненно-рыжими, а тёмно-красными, как догорающие угли. И сам феникс весьма стремительно менял цвет. Прогорал.

– О, яркость убавили, – произнёс подоспевший следом Марк. – Догорает? Или обновляется?

– Чего это он? – испуганно пробормотала Ташкина. – Филя, ты чего? Не заболел ли? Не простудился? – она повернулась к Ушакову. – Ты бы это… проверил его своими экспериментами, что ли. Ухо, не огорчай. Делом займись.

– Диагностировать?

– Во-во, это самое и делай. Температуру померь, лёгкие послушай, – только кивнула Настенька и подозрительно посмотрела на одноклассника. – Ты же не собираешься его тыкать всякими иголками и трубками?

Словно испугавшись, в ответ феникс снова раскрыл клюв и издал душераздирающий звук, похожий на металлический скрежет. Насте пришлось зажать уши, потому что испугалась, что барабанные перепонки полопаются, как мыльные пузыри.

– Да он же просто голодный, – догадалась прибежавшая следом Лира. – Представляете, как он проголодался, пока в яйце сидел? Я бы на его месте только о еде и думала. Ни завтрака тебе, ни обеда, ни ужина. Только плавание одно. А плавание – это что? Зарядка! А от зарядки что? Устают.

– Эх, сюда бы Карася, – почесал макушку Ушаков. – Он быстренько бы ему какого-нибудь «Мискаса» наколдовал.

– Ой, Ушаков, ты б молчал бы лучше. Может, за умного сойдёшь, – вздёрнула нос Ташкина. – Ну, какой «Мискас»? Это ж как бы еда для как бы кошек. А Филя – птичка. Да ещё и волшебная. Что у нас птички едят?

– Волшебные, – добавила Лира.

– Эм… крупу? – предположил Ушаков. – Семочки?

– Какие семечки, Ухо? Ты его ещё на корточки посади! Хотя… – заявила Настенька и присмотрелась. – Кепка-восьмиклинка ему бы пошла. Подумаю над пожароустойчивой версией.

– Кепка для птенца явно перебор, – вздохнул Ушаков. – Не думаю, что феникс с первого дня будет косить под гопника или лезть на броневик с речами. Ты ему червяков, что ли, пожуй. Материнские инстинкты прояви.

– Чего это вдруг?

– Мамка же!

– А ты значит – папка! Вот сам и пожуй.

– Вот именно, папка. А папки чем занимаются? Главным! – усмехнулся Марк. – Так что я пока насчёт образования для птенчика нашего соображу. Тренировки, всё такое, это важно, – и вид Ушаков принял тоже очень важный. – А ты давай, мамскими делами займись. Что там мамы обычно делают? Готовят!

– Какие нелепые стереотипы! – вздёрнула нос блондинка. – Мамы заботятся! Пока папы прохлаждаются.

Ушаков нахмурился, задумавшись, почему стереотипы именно стерео, а не моно или, скажем, не система 5.1?

Феникс смотрел жалобно то на одного, то на другого, а кончик хвоста быстро стал багровым. Вопрос с питанием требовал незамедлительного решения.

– Филя, ты толком скажи, – обратилась к нему напрямую Настенька, как к собрату по разуму. – Чего тебе приготовить?

– Да ты не Ташкина. Ты Кукушкина! – рассмеялся Ушаков. – Совсем, что ли? С птицами разговаривать – диагноз. Может тебе психиатрическое отделение открыть? Ради такого я готов потрудиться. Назовём в твою честь.

– То есть тот факт, что он горит, тебя не смущает, а что вот-вот заговорит – смущает? – приподняла бровь Настенька. – И кто из нас псих? Сам же над природой магии задумываешься, шизоид бестолковый!

Марк насупился. Но попытки девушек разговорить феникса ни к чему не привели.

Птичка оказалась хоть и волшебной, но не молчаливой. И сам Филя о своих вкусовых предпочтениях рассказать ничего не смог.

– Ну, давайте пробовать всё подряд, – предположил Ушаков. – Засыплем, замажем и захламим пол, а он своё найдёт.

– Ваше величество! – послышался голос тётушки Бони рядом. – А ведь хорошо, что я постель сменить не успела. Там и кровать заменить не помешало бы теперь. Обуглилась вся. Углём обмазаться конечно полезно для выведения вшей и прочей хвори, но у вас сиих не замечено. Вы же как пачкаетесь, так сразу моетесь. Болезням и зацепиться не за что.

– Да какой ещё уголь? Какая кровать? – отмахнулась Ташкина. – Лучше принесите, тётушка, еды какой-нибудь. Для Фили.

– А чего принести?

– Зёрнышки там, пшено, всякое, – прикинула Настенька. – И нам с Лирой по пироженке.

– Ваше величество, вы разве не знаете? – удивлённо вскинула брови служанка. – Слухи ходят, что фениксы не едят ничего живого. Никаких растений или семян тоже.

– Это почему ещё?

– Потому что они питаются солнечным светом и горящими углями из печи. Так в сказках сказано. Это все знают, – ответила служанка.

Марк сложил руки на груди и довольный собой заявил:

– Так может он хату свою спалить собирался как раз из соображений, чего бы потом покушать? А ты что же… кровати ему своей под угли пожалела? Ну что ты за мать?

– Ничего я не жалела! – возмутилась Настенька. – Я задохнуться испугалась! Кашлять – это больно. И неприятно. Даже из благих побуждений.

Филя, тем временем, подошёл ближе и снова каркнул на свой манер. Настя подумала, что это он так слова тётушки Бони подтвердил. Хотя голосок у огненной птички был такой, что не поймёшь, согласие он выражает или ругается.

– Тогда нам пироженки, а для Фили угольков, – поправила Настя и поманила рукой феникса. Тот сделал осторожный шаг к ней. – Пойдём домой, Филечка. Пойдём скорее. Ути, мой хороший.

Так, пятясь назад и приманивая жестом птенца неразумного, а может быть и очень даже разумного, Настенька уговорила Филю вернуться в королевские покои. И даже без лишних возгораний обошлось.

Правда, выглядели покои теперь совсем не по-королевски. Деревянный остов кровати обуглился, а вместо постели валялось чёрно-серое тряпьё. И всё это покрывали ошмётки пены, которой тушил пожар Марк.

– Наверное, я эти покои для Фили оставлю, – решила Настенька. – Себе другие выберу. Только прибраться тут всё равно нужно. И мебель заменить.

– Ага, на железную, – пробурчал Ушаков. – И стены металлом оббить, чтоб точно не загорелось.

– Филя больше не будет. Он просто проголодался. Да, Филя?

Птенец вздохнул и прилёг прямо на каменный пол, показывая крайнюю степень усталости.

– Не сиди на полу! Простудишься! – забеспокоилась Ташкина, забегала по покоям, выискивая остатки постели, чтоб фениксу подстелить.

– Ты чего делаешь? – вскрикнул Марк. – Хочешь, чтоб опять загорелось?

– Нельзя на холодном полу сидеть. Мне мама всегда говорила. А он маленький совсем.

– Гнездо ему ещё свей, – буркнул Ушаков, глядя, как Настенька подсовывает остатки простыни под птичку. – Заботливая наша.

Но возгорания не случилось. Феникс загрёб под себя лапкам посеревшую материю, и та обратилась в пепел. Теперь Филя сидел не только на холодном, но и грязном полу. Но птичку это ничуть не огорчило.

– Эх, – вздохнула Настенька, – воспитывать тебя ещё и воспитывать.

Но провести воспитательную работу она не успела. Тётушка Боня принесла небольшое ведёрко с угольками. По ним ещё бегали алые искорки. Сразу видно, только из печи достали. Служанка поставила ёмкость на пол и вручила Ташкиной железные щипцы.

– Ваше величество, только хозяин должен чудо-птицу кормить. Из чужих рук не возьмёт.

– Ага, – кивнула Настенька и поклацала щипцами – проверила их работу, затем посмотрела на Марка.

Тот только руки поднял и напомнил:

– Не, давай сама, – отмахнулся «отец поневоле». – Я за образование отвечаю, и чтоб на холодном не сидел. Ну и на корточках даже не пытался. Помнишь?

– Ой, господа, вы тут спорьте. А я пока пирожные принесу, – ответила тётушка Боня и удалилась.

Настя подошла к ведёрку и попыталась подцепить уголёк щипцами. Она торопилась. Феникса нужно кормить не потухшим углём, а пылающим. Но угли то рассыпались, то выскальзывали из щипцов. Непростая это работа – феникса накормить.

– Ну что же вы за люди-то за такие? С вами все фениксы в королевстве передохнут. – подошёл к ней Ушаков, и бурча, добавил. – Дай мне попробовать.

– Так сказано же, только хозяин кормить должен, – напомнила Лира.

– А мы оба его хозяева. У нас королевство общее, значит, и феникс общий. А как империей станем полноценной, разделим, – заявила Настенька и посмотрела на Марка, что приподнял бровь. – Ну, или пока не будем.

У Марка получилось лучше совладать с щипцами. Он подхватил уголёк и положил перед клювом феникса. Но Филя не спешил отведывать лакомство, а раскрыл клюв для того, чтоб издать очередной возглас.

Настя сразу поняла, что возглас был недовольный.

– Говорили же, только хозяин, – сморщила носик Ташкина и снова попыталась добыть уголёк. – Не признал тебя Филечка.

– Да, может, он просто смотрит на нас как на дураков? – предположил Ушаков, глядя с каким безразличием феникс смотрит на угольки и ведро. – А уголь и не ест совсем?

В покоях снова появилась тётушка Боня. На этот раз с подносом пирожных. Феникс расправил крылья, снова вскрикнул, но уже иначе. Затем высоко подпрыгнул, подлетел к служанке и резко ухватил пирожное.

– Ого! Проглотил, не жуя! – заявил Марк. – Вот это поворот!

Тётушка Боня от неожиданности поднос выронила, и Филя проглотил ещё одно пирожное уже на полу. И ещё.

– А чем ему жевать? – взглянула на соправителя Настя. – У него ж не зубы, а клюв. Филя, а тебе плохо от такого количества сладкого не будет?

– Даже с пола берёт, а не мыто же! – ахнула Лира. – Мы же не только не знаем, чем кормить, но и чем лечить чудо-птичек, тем более, не знаем!

Феникс в ответ помотал головой, заглатывая очередное пирожное. По алым перышкам пробежали рыжие огоньки, и сам феникс вспыхнул, словно маленькое солнышко, на мгновение ослепив всех присутствующих. Но в этот раз уже ничего не загорелось. И на том спасибо.

– А говорили, уголь он ест, – ошарашено пробормотал Ушаков. – Куда там? Сладкоежка он! Как нормальный ребёнок. Даже пернатые дети до шоколада и кексиков тянутся. Сахара ему нужно!

– Ну, – выдохнула тётушка Боня, – значит, сказки всё это. Нормальную еду фениксы едят. Пойду, ещё ему принесу. Вон, голодный какой.

Служанка подхватила пустой поднос, ведро с остывшим углём и покинула покои.

Феникс сделал круг почёта над комнатой. Он снова светился ярко, снова разбрасывал искорки, но те сгорали в воздухе, не успевая поджечь оставшуюся мебель, за что ребята были ему благодарны. Но на всякий случай стали потихоньку выносить из комнаты легковоспламенимые предметы в коридор.

Настя подошла к огненной птице и протянула руку, очень осторожно, опасаясь обжечься. Но искры лишь слегка покалывали, подозрительным образом не оставляя ожогов.

Марк только рот открыл от удивления.

– Ну… волшебный же, – заявила блондинка.

А сам Филя ей показался тёплым, как грелка. Но совсем не жгучим, как пламя. Настя даже погладить его осмелилась.

– У него только крылья огненные. А сам не такой уж и горячий, – произнесла она. – Филечка – молодец. Хорошая птичка.

– Похоже, сахар для него – это топливо, – вдруг осознал Ушаков.

– Чего? – не поняла Настенька.

– Обмен веществ очень быстрый, говорю, – добавил одноклассник со знанием дела. Он тоже сколько ни ел, лишнее на боках не висело.

– Конституция такая? Хочешь сказать, он от сладкого не потолстеет? – во взгляде Ташкиной промелькнула зависть.

Марк прыснул и добавил:

– Ага, гореть только ярче будет.

Лира переводила взгляд с одного на другую и обратно, но только глазами хлопала. Ушаков хмыкнул и объяснил:

– Калории – единицы тепла. Нам на физ-ре говорили. Блондинка бы помнила, если бы не прогуливала. Но куда тебе до спорта, да?

– У меня освобождение! – заявила Настенька и жалобным голоском добавила. – Ножка болела. И вообще я красивая.

– Так нечего было на маминых каблуках ходить на контрольную, а то с красотой перебор, когда переломы и прочие вывихи, – Марк посмотрел на Лиру, объясняя скорее для неё. – Так вот, он тепло быстро теряет, поэтому ему надо много… очень много сладкого есть.

– Эх, мне б такой обмен веществ, – размечталась Настенька. – Можно было бы и о фигуре не переживать. А то считаю каждую пироженку!

– И искрами швырялась бы, – усмехнулся Ушаков.

Лира только кивала, в беседу не вступала, потому что перестала понимать, о чём говорят Марк с Настей. Обмен веществ, калории, каблуки… совершенно непонятно.

Для неё всё это объяснялось простым словом «магия».